Церкви не было. В ней еще в 1932 году устроили овощехранилище. Но ни наркоманов, ни алкоголиков, ни даже подростковой уголовщины, если не считать нормальных разборок взрослеющих мальчишек, не было тоже.
Осенью 91-ого колхоз был на грани развала. Урожай вдруг оказался никому не нужен, бензин и запчасти пропали, в стране творилась «шоковая терапия». Самые ушлые подговаривали делить имущество, но нашлось два десятка решительных мужиков, которые отговорили селян приватизировать участки и выгнали прежнего председателя. Его заменил парторг, который тут оказался не рвачом и не бездельником. Это и был агроном Клим Корнейчук, вокруг которого образовался кружок единомышленников они и заразили своим энтузиазмом остальных. Уже тогда было решено туда, куда шла остальная страна, колхоз не пойдет.
Сказать, что они сохранили то, что осталось в наследство от СССР, будет не совсем верно. К тому времени осталась только материальная база, ее сохранили. Но культура общественных отношений уже умирала, надо было создавать новую. И им это удалось.
Формально у них не было индивидуальной собственности вообще. Предметы обихода, которыми пользовались постоянно, были принадлежностью дома и передавались вместе с ним без сожалений. Если кому-то была нужна вещь, требующаяся не каждый день, например, хорошая видеокамера, моторная лодка да и автомобиль, он брал ее на общем складе или общем гараже, пользовался и возвращал.
Демьянов подумал, что Томас Мор и Томмазо Кампанелла от зависти скрипнули бы зубами. Тут никто не строил никаких концепций, но модель, простая и эффективная, работала.
Экономическая жизнь была основана на годичных и пятилетних планах, которые всегда выполнялись с ростом показателей, невзирая на мировые кризисы. Всеми внешними сношениями ведала Артель, но люди не возражали, потому что на практике это избавляло от риска быть обобранными перекупщиками.
Вместо того чтобы продавать сырье, это микро-государство активно развивало консервную промышленность и молочный сектор. До войны они производили все от сыров до йогуртов, да и огурцы в магазинах половины области были отсюда, а не из Индии. Собственно, скот и запасы продукции, которую не успели развезти по торговым точкам, помогли им неплохо пережить зиму. Они не потеряли бы ни одного человека, если б не внешний мир. Еще по пути внимательный глаз Демьянова заметил несколько тщательно замазанных штукатуркой выбоин на стенах. Как бы то ни было, у этой утопии были зубы, иначе бы ее просто затоптали.
Даже теперь, хоть они в техническом плане и отставали от Подгорного, то только потому, что район вокруг был аграрным.
Вот те раз, только и смог произнести Сергей Борисович, когда рассказ был закончен. То есть теоретически человек мог подогнать «Газель» и вынести весь магазин?
Вот те раз, только и смог произнести Сергей Борисович, когда рассказ был закончен. То есть теоретически человек мог подогнать «Газель» и вынести весь магазин?
Мог, ответил Лев Но не стал бы. На хрена ему это делать, если он знает, что завтра магазин останется на месте? Три кило колбасы за день не съесть. Даже мне. Двое штанов не наденешь. А если сносишь и захочешь новые их выдадут. Ну, в разумных пределах. Тут дело в воспитании. Мы, старшее поколение, которые все начинали, воспринимали каждый кирпич как свой. А молодые здесь выросли. Как Маугли. Вырос с волками стал волком. Вырос в свинарнике свиньей. Вырос среди коммунистов
Стал Егором Гайдаром, мрачно закончил за него Сергей Борисович. Обнаглел от вседозволенности. Решил, что так жить нельзя, и все разломал.
Ну, это брак, дефект. У нас для такого не было питательной среды. Мы все люди простые, не богема.
А как вы определяли потребности? не унимался въедливый майор. Где критерий того, что считать потребностью, а что капризом?
Если община может позволить себе дать это каждому она должна дать. Если нет, значит, это каприз. Хрустальный дворец каприз. И норковая шуба из пластин тоже каприз.
Во внешнем мире так не считали, возразил Демьянов. И шубы были, и в Турцию летали.
Не все. А многого другого не было. Но если бы кто-то у нас очень захотел, его отправили бы хоть на Карибы. Если человек хороший. Но все предпочитали отдыхать здесь или на Алтае.
А как вы стимулировали людей? С этим в СССР были проблемы.
У нас не было. Кто плохо работал, получал порицание. Кто лучше пользовался уважением. Этого хватало.
Понятно Я надеюсь, жены у вас не общие?
Знамо дело, общие, встрял председатель, хлопнув своего замполита по плечу. Правила пользования устанавливаются сходом. Обычно по дням недели, но некоторые кадры предпочитают одновременно по-большевистски. Все по знаменитому декрету, и он фамильярно подмигнул.
Демьянов нахмурил брови. Он не очень любил шутки ниже пояса, считал их недостойными мужчины и злился, даже когда включали современные комедии. Но, по крайней мере, у батяни было чувство юмора. Это только в книжках если положительный герой, то ангел с крылышками, а если враг то и похотливая скотина, и трус, и ничтожество. В жизни в каждом столько намешано, что не отделишь.
А декрет времен гражданской войны был фальшивкой. Хотя были были горячие головы, которые могли и не такое воплотить. Вспомнить Коллонтай с ее теорией стакана воды.
Ну а свое ЧК у вас есть? перевел разговор майор.
Сам товарищ Дзержинский позавидует. Подвалы и застенки полны инакомыслящими А если по правде, то нет надобности, учитель стал серьезным. Все проблемы решаем по-свойски. Да и редко они возникают. Так, если кто запил, загулял.
А кражи, убийства, грабежи?
Двадцать лет как не было.
И даже после войны?
Только от чужих.
«Чужие». Слово неприятно резануло майора. Даже в этом колхозном раю была резкая грань между теми, кто по эту сторону забора, и теми, кто по другую. Хотя этого и следовало ожидать. Им-то самим никто не помогал, всего они добились сами.
В последние годы часто бывал по делам и в Челябинске, и в вашем Новосибе, продолжал Лев, и каждый раз было чувство, будто с головой окунули в выгребную яму. Едешь в автобусе, а все разговоры только об одном. « Привет, кум. Здорово, кума. Где работаешь? У Семена Семеныча. Платит вовремя? Вовремя. И хорошо платит? Да так себе...» Идут две девки-студентки: «Вот опять стипуху задерживают...» С другой стороны бабка с дедом болтают: «Скорей бы пенсию дали, заразы А ты куда стольник запрятал, хрен старый?». Сзади две торговки с баулами: « Ну, как товар идет, Степановна? Хреново. Всего на пятьсот рублей продала, туды-растуды». Идут два пацана от горшка не видать и туда же. Наседают на третьего: «Фу! Ты лох позорный, у тебя кроссовки мэйд-ин-чайна». И, заметьте, никто не обсуждает, какая премьера в театре, кто в филармонии выступает, какую книгу прочитали! Вот тебе, блин, и демократия. Не был бы атеистом, сказал бы демонократия.
«Власть бесов», машинально перевел майор. Значит, по-вашему, на таких началах можно было организовать жизнь в стране?
Да не в стране, а в мире.
Чем дольше Демьянов слушал, тем больше хотелось сказать: «Не верю!». Он ничего не имел против СССР, но все здесь казалось невероятным. Словно кусок Северной Кореи, каким-то чудом перенесенный на Урал. Однако перед его глазами был пример сурвайверов, которые тоже были членами необычного коллектива. А именно такие, как оказалось, имели больше шансов. Да и настоящая КНДР вряд ли сильно пострадала.
Чем дольше Демьянов слушал, тем больше хотелось сказать: «Не верю!». Он ничего не имел против СССР, но все здесь казалось невероятным. Словно кусок Северной Кореи, каким-то чудом перенесенный на Урал. Однако перед его глазами был пример сурвайверов, которые тоже были членами необычного коллектива. А именно такие, как оказалось, имели больше шансов. Да и настоящая КНДР вряд ли сильно пострадала.
Лев Бабушкин еще не закончил свою фразу, а Демьянову в голову закралась поганая мысль, что такой коммунизм так же реален, как настоящая демократия. И будет работать, пока поселение не переросло размеры античного полиса, где все могут собраться на одной площади. А для больших масштабов нужны более сложные механизмы регулирования которые человечество обязательно бы изобрело, если б ему дали время. Увы, восемь миллиардов нельзя разом загнать в такие пансионаты. И одного подонка на тысячу вполне хватало, чтоб тащить всех в другую сторону, показывая своим примером, что жить «для себя» легче и приятнее. И конец был вполне предсказуем.
Все это, конечно, интересно, кивнул Демьянов. Но вернемся на грешную землю. Генерал, может, приедет завтра, но машины и сопровождение для вас уже готовы. Предлагаю начать грузить урожай, не дожидаясь светового дня.
Да вы на небо посмотрите, Сергей Борисыч. Сейчас польет как из ведра. У меня уже десять человек так сгорели.
Так уж и быть. Тогда начнем погрузку завтра с рассветом.
А если и завтра будет та же петрушка?
Значит, зонтики возьмете! разозлился Демьянов. Или ноги намочить боитесь? Мы не можем с вами неделю торчать. Отправим вас, а нам надо ехать дальше на запад.
А куда, если не секрет, товарищ майор? прищурился председатель, как довольный кот.
Если генерал вам не сказал, значит, секрет.
Их звено двигалось в арьергарде спешенной колонны.
Данилов не очень понимал, зачем остаток пути надо было проделывать на своих двоих и оставлять технику, но никто не бурчал, хотя шли с полной выкладкой. Чувствовали, что в обстановке, приближенной к боевой, на первое место выходит субординация.
Еще в машине Дэн, наконец, объяснил, что, по полученным сведениям, в этом регионе у большой массы железа, двигающейся по дорогам, есть риск попасть под точечный удар. А «точечным» может быть и удар десятикилотонной бомбы, только точка будет большая.
Если у других и могли возникнуть какие-то сомнения, то Александр поверил сразу. Если уж на паршивую «Оптиму» нашлась ракета или бомба, хоть и обычная. С другой стороны, Подгорный стоит невредимый, да и, судя по рассказам, эвакуация из Убежища была очень масштабной. Но ни технику, ни городок не тронули.
Во что они теперь ввязались?
Они миновали один забор, за ним неожиданно оказался другой, такой же высоты, но уже железобетонный. Где-то вдалеке залаяли собаки.