Гарольд открывает рот, но не произносит ни слова. Гвенди с удивлением замечает, что у него дрожит подбородок, а глаза подозрительно блестят.
Я Мне никогда не дарили таких подарков, наконец выдавливает он. Это лучший подарок из всех, что я получал за всю жизнь. Спасибо.
Гвенди улыбается, и впервые за сегодняшний день у нее возникает чувство, что, возможно, все будет хорошо.
Я рада, что вам понравилось, Гарольд. Счастливого Рождества. И передайте мои наилучшие пожелания вашей супруге. Ласково похлопав его по руке, она поворачивается, чтобы уйти.
Не так быстро, говорит Гарольд, вскинув ладонь. Он нагибается, достает из-под стойки упакованный подарок и вручает его Гвенди.
Она удивленно смотрит на охранника, потом читает надпись на подарочном ярлычке: Госпоже конгрессмену Гвенди Питерсон; от Гарольда и Бет.
Спасибо, благодарит она, искренне тронутая. Спасибо вам обоим.
Она открывает подарок. Это толстенная книга в переплете и ярко-оранжевой суперобложке. Гвенди читает название и мир вокруг резко взлетает вверх, затем падает вниз и опять устремляется вверх, словно она качается на качелях.
Что-то не так, госпожа конгрессмен? спрашивает Гарольд. У вас уже есть эта книга?
Нет-нет, отвечает Гвенди, прижимая книгу к груди. Я ее не читала, но всегда хотела прочесть.
Ну, хорошо, говорит он с облегчением. Я сам пытался читать и вообще ни черта не понял, но супруга прочла и сказала, что это великая книга.
Гвенди заставляет себя улыбнуться.
Спасибо, Гарольд. Это и вправду приятный сюрприз.
Спасибо вам, госпожа конгрессмен. Вы меня балуете, но я вовсе не против. Он смеется.
Гвенди кладет книгу в сумку и идет к лифту. По пути вниз она решает еще раз взглянуть на обложку. Просто чтобы убедиться, что не сошла с ума.
Нет, не сошла.
Гарольд подарил ей «Радугу земного тяготения». Именно эту книгу читал Ричард Фаррис на скамейке в парке Касл-Вью двадцать пять лет назад в тот день, когда отдал Гвенди пульт управления.
18
Гвенди и раньше еще до того, как у нее неожиданно появилась «Радуга земного тяготения» подумывала отменить давно назначенный на сегодня ужин с подругами, и сюрприз от Гарольда, сделанный из лучших побуждений, но не слишком приятный, лишь укрепил ее в этой мысли. Она сразу идет домой, вынимает из тайника пульт управления, переодевается в домашние брюки и свитер и заказывает еду на дом.
Пока ее подруги две бывшие однокурсницы из Брауна вкушают филе с запеченными овощами в легендарном гриль-баре «Олд Эббит гриль» на Пятнадцатой улице (столик надо заказывать за месяц вперед), Гвенди сидит в одиночестве у себя дома и ест пиццу и жалкое подобие зеленого салата.
В одиночестве, но не одна. Пульт управления стоит на столе, прямо напротив нее, и наблюдает за ней, как молчаливый воздыхатель. Минут пять назад Гвенди оторвалась от еды и серьезно спросила:
Ну, хорошо. Ты вернулся. И что мне теперь с тобой делать?
Пульт, разумеется, не ответил.
Сейчас все внимание Гвенди сосредоточено на вечерних новостях в телевизоре. Новости, прямо скажем, нерадостные. Она по-прежнему не может поверить, что Клинтон проиграл этому придурку.
Президент США идиот, каких мало, говорит она вслух, отправив в рот лист салата, по идее зеленого, а на деле скорее коричневатого. Объясни им, Берни.
Диктор новостей, Бернард Шоу, с его фирменными пышными усами и темными с проседью волосами, как раз говорит:
вспомнить цепочку событий, чреватую потенциально катастрофическими последствиями. Недавние фотоснимки с разведывательного спутника дают основания подозревать, что Северная Корея строит новый ядерный объект рядом с ядерным центром в Йонбёне, закрытым по соглашению тысяча девятьсот девяносто четвертого года. На основании этих снимков Вашингтон требует допуска на объект для инспекционной проверки, а Пхеньян, в свою очередь, требует от США триста миллионов долларов в качестве платы за допуск. Ранее на этой неделе президент Хамлин сделал публичное заявление в адрес лидера Северной Кореи заявление гневное и, по мнению многих, крайне неуважительное. Президент заявил, что Америка не будет платить никаких инспекционных взносов, и назвал само предложение «нелепым и смехотворным». Сегодня Пхеньян опубликовал письменное заявление, в котором назвал президента Хамлина «прозомбированным дебоширом» и пригрозил в одностороннем порядке расторгнуть соглашение девяноста четвертого года. Белый дом еще не дал официального ответа, но согласно источнику, пожелавшему остаться неназванным
Замечательно, говорит Гвенди, поднимаясь из-за стола, чтобы выбросить в мусор остатки салата. Два эго-маньяка меряются пиписьками. Комментарии излишни
19
Гвенди ложится в постель и, в последний раз взглянув на пульт управления, выключает лампу на тумбочке у кровати. Перед тем как лечь спать, она принесла пульт к себе в спальню и поставила на комод. Теперь она думает, что, наверное, надо поставить его поближе. На всякий случай.
Она тянется к выключателю, чтобы опять включить свет но замирает, услышав скрип дверцы на петлях, которые давно пора смазать. Она узнает этот звук. Это дверца платяного шкафа.
Не в силах пошевелиться, она в ужасе наблюдает, как из шкафа выходит темная фигура. Она пытается крикнуть: Стоять! У меня пистолет! Я уже набрала службу спасения! все, что угодно, лишь бы выиграть время, но вдруг понимает, что затаила дыхание и не может выдавить из себя ни звука. Внезапно вспомнив о пульте, оставшемся на комоде, она резко отбрасывает одеяло и пытается встать.
Но ночной гость не дает ей подняться.
Он бросается к ней, хватает за талию и валит обратно на кровать. Она кричит и пытается вырваться, бьет его по лицу, целясь ногтями в глаза, и срывает с него лыжную маску.
Гвенди видит его лицо в тусклом свечении телеэкрана и задыхается от испуга.
Это Фрэнки Стоун почему-то снова живой и точно такой же, каким был почти двадцать лет назад, в тот вечер, когда он убил парня Гвенди, в камуфляжных штанах, темных очках и футболке, с дурацкой ухмылкой на прыщавом лице, с длинными сальными волосами, рассыпавшимися по плечам.
Он наваливается на Гвенди всем своим весом, прижимает к матрасу и шипит ей в лицо, обдавая несвежим, проспиртованным дыханием:
Отдай мне пульт, тупая сука. Отдай его мне, или я съем тебя живьем.
А потом его рот открывается нереально широко, и мир вокруг Гвенди гаснет, когда Фрэнки Стоун глотает ее целиком.
20
Гвенди резко садится на постели, цепляясь за мокрые от пота простыни, и ловит ртом воздух. Ее взгляд устремляется на дверцу шкафа она плотно закрыта, потом к пульту на комоде. Пульт на месте, там же, где Гвенди его и оставила, лежит в темноте, пристально наблюдая за ней.
21
Может, я все-таки положу ваш чемоданчик в багажный отсек, госпожа конгрессмен?
Гвенди смотрит на второго пилота (он представился пару минут назад, когда она вошла в восьмиместный частный самолет, но его имя уже вылетело у нее из головы).
Спасибо, не надо. У меня там ноутбук. Может быть, я поработаю, пока мы летим.
Хорошо, говорит он. Взлет через двадцать минут.
Он ободряюще ей улыбается мол, ваша жизнь в моих руках, дамочка, но я замечательно выспался, а утром лишь немного нюхнул кокаина, так что все под контролем и ныряет обратно в кабину.
Гвенди зевает и смотрит в окно на оживленную взлетно-посадочную полосу. Полет будет коротким, и меньше всего ей хочется работать в пути. Она не выспалась, и настроение у нее скверное. Не прошло и двух суток с тех пор, как в ее жизнь вернулся пульт управления, а потрясение и любопытство уже успели смениться злостью и возмущением. Она смотрит на свой чемоданчик, лежащий под сиденьем впереди, и с трудом подавляет желание снова проверить, на месте ли пульт.
Она закрывает глаза и пытается угомонить навязчивый внутренний голос, который никак не желает умолкнуть. Потом резко вздрагивает и открывает глаза, сообразив, что чуть не заснула. Спать нельзя. Нельзя оставлять пульт без присмотра.
Это не опасно? спрашивает она и только потом понимает, что говорила вслух. Снова смотрит на чемоданчик. Лететь часа полтора. Что такого ужасного может случиться, если она ненадолго вздремнет? Гвенди не знает, и ей как-то не хочется выяснять. Поспать можно будет и дома.
Это не опасно? Ей вспоминается старый фильм с Дастином Хоффманом, где был зловещий нацист-стоматолог. Это не опасно?
Когда дело касается пульта, Гвенди знает ответ. Пульт управления очень опасен. Очень.
Мы готовимся к взлету, госпожа конгрессмен, говорит второй пилот, выглянув из кабины. Мы должны приземлиться в Касл-Роке за пять минут до полудня.
22
Если быть честной с собой а когда самолет поднялся в облака над бурой лентой реки Потомак, Гвенди решила быть с собой предельно честной, то придется признать, что главной причиной ее паршивого настроения нынешним утром служат давно позабытые воспоминания из юности.
Это не опасно? Ей вспоминается старый фильм с Дастином Хоффманом, где был зловещий нацист-стоматолог. Это не опасно?
Когда дело касается пульта, Гвенди знает ответ. Пульт управления очень опасен. Очень.
Мы готовимся к взлету, госпожа конгрессмен, говорит второй пилот, выглянув из кабины. Мы должны приземлиться в Касл-Роке за пять минут до полудня.
22
Если быть честной с собой а когда самолет поднялся в облака над бурой лентой реки Потомак, Гвенди решила быть с собой предельно честной, то придется признать, что главной причиной ее паршивого настроения нынешним утром служат давно позабытые воспоминания из юности.
Это был теплый и ветреный августовский день, незадолго до начала десятого класса. В первый раз за несколько месяцев Гвенди бежала вверх по Лестнице самоубийц. Добравшись до вершины, она села передохнуть на той же самой скамейке, где несколько лет назад с ней впервые заговорил человек по имени Ричард Фаррис. Она закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя лицо теплому солнцу и легкому ветерку.
Вопрос, которым она задавалась, сидя на скамейке в тот далекий летний день, снова всплыл у нее в голове причем нагло и беспардонно сегодня утром, когда она собирала чемодан и обкладывала пульт управления свитерами и свернутыми носками: Какую часть своей жизни она творит собственными руками, а какая часть определяется пультом с его кнопками и шоколадками?