Поезд замедлил ход, его начало швырять по стрелкам. Под днищем вагона противно скрипели колеса, стучало что-то тяжелое, как будто пыталось проломить пол снизу. Вдоль полотна тянулся серый забор с привычными надписями «ЦСКА», «ЛДПР», «Москва без свиней» и другими, подобными же, «шедеврами» народного творчества.
Подъезжаем, сообщила Вера.
Ладно, я все понял, думал о своем Калюжный. Ну а как же тогда ты мне поможешь?
Посоветуемся, лукаво усмехнулась женщина.
Что, через «товаровед, завмаг» засмеялся Константин, вспомнив Райкина-отца.
Вера ревниво погрозила ему пальчиком:
Я тебе покажу «товаровед»!.. она прекрасно помнила, что он некогда был женат на «работнице прилавка». Однако развивать тему не стала, перевела разговор в прежнее русло: Просто, как и везде, у нас работают нормальные простые ребята, которые тебя поймут и если смогут, помогут
Однако решить вопрос оказалось и в самом деле не так просто. Константину пришлось довольно долго сидеть в скверике между Лубянской площадью и Политехническим музеем. Мимо со всех сторон нескончаемо ревели моторами сотни машин. Делать было нечего, а потому Калюжный просто глазел по сторонам. Не так часто в его жизни выпадали такие минуты, когда была возможность просто сидеть и существовать. Вернее, ждать, пока кто-то где-то будет решать его проблемы обычно свои проблемы он пытался решать сам.
Вокруг протекала своя жизнь. На скамейке напротив заросший щетиной морщинистый бомж жевал какую-то очень неаппетитную снедь. Неподалеку пили пиво и о чем-то негромко беседовали двое мужчин несмотря на жару, в костюмах и при галстуках. Чуть подальше разместилась стайка девиц, привлекающих внимание своей подчеркнуто вызывающей внешностью на них взгляд Константина задерживался, естественно, дольше, чем на других представителях человечества, обосновавшихся в сквере. Откуда ж было знать провинциалу, что этот зеленый пятачок одно из мест, где собираются профессиональные столичные проститутки и что даже на однократное общение с любой из них его офицерской получки не хватит
Какое-то время Калюжный наблюдал за странным поведением некоего помятого мужчины, который ходил по газону и как будто что-то искал. Специальной палкой он время от времени расковыривал землю и что-то собирал. Когда Константин понял, что именно складывает в объемистый пакет странный мужчина, был крайне удивлен. Оказалось, тот собирает грибы. Настоящие шампиньоны! В самом центре Москвы.
Сколько ж в них свинца и другой гадости, проворчал мужчина, сидевший на скамейке рядом с Константином и тоже следивший за грибником.
Да уж, что верно, то верно, экологически чистым продуктом эти шампиньоны и в самом деле трудно назвать, подумал Калюжный, но ничего не ответил.
Он с каким-то внутренним трепетом ожидал момент, когда сможет (впрочем, еще сможет ли? Чем больше проходило времени, тем больше он в этом сомневался) войти в это здание, что множеством окон смотрело на площадь. Его, это здание, знает весь мир, попасть сюда боятся и побывать здесь мечтают многие и многие люди. И сейчас где-то внутри этого здания, возможно, уже начали проворачиваться какие-то шестеренки, которые, надеялся Константин, распахнут двери, чтобы пропустить внутрь лично его, простого армейского вертолетчика майора Константина Калюжного!
Он никогда не был человеком робкого десятка. И уж тем более не комплексовал перед званиями и чинами. Ему нередко доводилось возить на своем вертолете начальников самого различного ранга, в том числе и больших генералов. И отнюдь не испытывал перед ними какого-то трепета. Более того, любил подчеркивать свою независимость и то обстоятельство, что в воздухе он единовластный хозяин положения. Не дай Бог кому-нибудь из начальников попытаться командовать им во время полета! В этом случае Константин демонстративно небрежно тыкал пальцем в прикрепленную к стене, написанную на помятой исцарапанной жестянке инструкцию, где говорилось, что во время полета никто не имеет права вмешиваться в действия командира воздушного судна Другое дело, если его о чем-то просили! Вот тут он мог и снизойти и к просьбе прапорщика или лейтенанта. Мог сделать крюк или совершить незапланированную посадку, если, конечно, считал просьбу обоснованной.
Я не так высоко взлетел, чтобы бояться упасть, слегка рисуясь, любил повторять он, в то время как на своем вертолете такое вытворял на максимальной высоте, что сослуживцы пророчили: своей смертью ты, мол, парень, не помрешь.
А тут тут он ощущал какой-то внутренний трепет. Потому что в армии ему все было более или менее знакомо. А здесь, за этими стенами, существовал иной, таинственный, мир, иная, непостижимая, вселенная, протекала неведомая жизнь, которую Константин не знал все то, что в его представлении объединялось понятием «государственная безопасность».
К людям, которые здесь работали, у него было неоднозначное отношение. Как, наверное, и у большинства людей в стране.
В самом деле, можно ли однозначно относиться к Железному Феликсу? С одной стороны, именно при нем были заложены основы той системы государственной безопасности, которая со временем переродилась в жесточайшую в мире машину террора, перемоловшую судьбы и тела стольких людей. Впрочем, террор начался уже при нем, при Дзержинском. Однако, признавал Калюжный, такова логика любой гражданской войны она неизбежно ведет к невероятной жестокости; гражданские войны вообще самые жестокие. Но с другой стороны, тот же самый Железный Феликс обуздал полнейшую разруху на транспорте, ликвидировал беспризорность (не беспризорников!) как социальное явление
А как относиться к такой одиозной личности как Берия? Казалось бы, тут двух мнений быть не может! Если бы по одной капле крови каждого человека, погибшего по благословению всесильного наркома, брызнуло в его сторону, Лаврентий Палыч захлебнулся бы десятки раз. Однако нельзя забывать и иное: именно под его жестокой рукой был создан атомный щит страны. И то обстоятельство, насколько поспешно Берию расстреляли, уже само по себе говорит о том, что не все можно было однозначно и просто свалить на него одного, сделав одиноким и одиозным козлом отпущения.
То же и Юрий Владимирович Андропов. Прозападная интеллигенция сейчас утверждает, что именно он загасил «пражскую весну» и что в бытность его Председателем КГБ слишком уж душили свободу слова. Кто его знает, рассуждал Калюжный, может, это и так. Лично он особенно душения свободы не ощущал. Зато хорошо помнил, как всколыхнулся простой народ в тот неполный год, когда Андропов активно руководил страной, как люди поддержали его начинания
И это только наиболее одиозные выходцы из стен этого учреждения.
Нет, очень противоречивое отношение у Калюжного к людям, которые здесь работают. Хотя, он старался быть максимально объективным, вообще к любому человеку, кем бы и где бы он ни работал, отношение и должно быть неоднозначным и противоречивым. Чем человек проще (имеется в виду его мозги, а не социальное положение), тем он неинтереснее Стоп, остановил себя Калюжный. Это не совсем так. Не мозги проще, а весь умственно-морально-душевно-духовный потенциал человека в комплексе Во загнул!
И это только наиболее одиозные выходцы из стен этого учреждения.
Нет, очень противоречивое отношение у Калюжного к людям, которые здесь работают. Хотя, он старался быть максимально объективным, вообще к любому человеку, кем бы и где бы он ни работал, отношение и должно быть неоднозначным и противоречивым. Чем человек проще (имеется в виду его мозги, а не социальное положение), тем он неинтереснее Стоп, остановил себя Калюжный. Это не совсем так. Не мозги проще, а весь умственно-морально-душевно-духовный потенциал человека в комплексе Во загнул!
Наверное, он в этот момент выглядел довольно глуповато, когда вдруг ни с того ни с сего хохотнул от этой собственной мысли, спугнув наглых голубей, требовавших от него подачки.
Вера появилась ближе к обеду, когда Калюжный уже отчаялся ее ждать. Она выглядела деловито, уже без откровенной влюбленности в глазах, к которой Калюжный так привык. Впрочем, оно и понятно: до сих пор он всегда видел ее только вне службы, а тут в любой момент она может встретить кого-нибудь из знакомых. Хоть она женщина и незамужняя, свободная, однако внешние приличия считала необходимым соблюдать всегда.
Прости, все оказалось не так просто, как я думала.
У Константина разочарованно вытянулось лицо. Ну а Вера продолжила, лишь интригующе выдержав некоторую паузу.
Но теперь все готово, пошли. Тебя ждут.
Огромная подпружиненная дверь раскрылась тяжело.
Это что ж, ты каждый день ее такую таскаешь? поинтересовался Калюжный.
Что поделаешь Они у нас на всех подъездах такие.
Им навстречу поднялась из-за столика молодая женщина в форме прапорщика. Из-под пилотки на погоны струились богатые рыжие волосы.
Майор Калюжный, представила Константина Вера. Пропуск на него заказан
Ваше удостоверение!
Проверив документы, рыжая стражница четко вскинула руку к пилотке.
Ишь, как они у вас тут вышколены, проговорил Калюжный, пока они поднимались в лифте. У нас на аэродроме такую эффектную девицу посади к дверям, так это будет все равно, что оставить их вообще без присмотра
Так это еще в наш подъезд вход более простой, ответила Вера. Через другие даже не все наши сотрудники смогут войти.
И она объяснила, что для входа в Центр общественных связей ФСБ существует специальный подъезд. Из него лифт поднимается только на третий этаж, где ЦОС и размещается. Пройти в другие подразделения ФСБ можно только при наличии соответствующих документов иначе не пропустит внутренняя охрана.
На третьем этаже двери лифта разъехались и Калюжный шагнул в открывшийся коридор. И вновь почувствовал, как внутри прокатилась трепетная волна. Ему почему-то подумалось, что сейчас на него смотрят тени всех тех, кто здесь томился раньше, а те, кто томится теперь, чувствуют его приход и осуждают его за то, что он на свободе и сможет скоро отсюда уйдет.
А где у вас камеры? спросил он, оглядывая глухой коридор с обитыми панелями стенами и выходящими в него плотно закрытыми дверями.
Какие камеры? не сразу поняла Вера. Ты имеешь в виду телекамеры наблюдения?
Они повернули за угол. Здесь оказался большой холл с несколькими столами и креслами вдоль стен. В глубине холла виднелась большая, наглухо запертая дверь.
Ну, эти, подвалы Лубянки
Женщина посмотрела на него и, поняв, что имеет в виду, засмеялась.
Ишь, как вам всем мозги запудрили она опустилась в одно из кресел и жестом показала Калюжному, чтобы он садился рядом. Во-первых, собственно в подвалах Лубянки камер нету и никогда не было, там находится архив Даже мизерная часть архива