«М-мать».
Словно мышцы проткнули раскаленным прутом. Иван рванулся, лязгнуло автомат упал на пол. Диггер едва удержал лампу. Щупальце сократилось и ударило Ивана спиной о колонну. Потом стало неторопливо вжимать его в мрамор.
Иван посмотрел на руку с лампой, потом на щупальце.
Мои любимые конфеты, сказал он щупальцу. Слышишь? Бато-ончики.
Иван отклонился назад, высвободил руку и рывком, падая всем весом вперед, бросил карбидку в пасть туннеля. Н-на!
Щупальце перехватило его поперек груди, сжало.
В голове вспыхнул разряд, черная волна удушья накатила от груди. «Приморская» перед глазами покачнулась. «Врешь, не возьмешь». Звуки отдалились.
В гудящей, пульсирующей тишине Иван смотрел, как летит лампа красиво, плавно, по пологой дуге. И как она начинает падать туда, на пути. Иван прикрыл глаза. Вот и все.
Вспышка.
В следующее мгновение в лицо Ивана плеснули кипятком.
Когда он открыл глаза, в воздухе висела пелена дыма. В ушах звенело. В груди тупая боль, словно по ней прошлись кувалдой.
В гудящей, пульсирующей тишине Иван смотрел, как летит лампа красиво, плавно, по пологой дуге. И как она начинает падать туда, на пути. Иван прикрыл глаза. Вот и все.
Вспышка.
В следующее мгновение в лицо Ивана плеснули кипятком.
Когда он открыл глаза, в воздухе висела пелена дыма. В ушах звенело. В груди тупая боль, словно по ней прошлись кувалдой.
Иван опустил взгляд. Оторванное щупальце изгибалось у его ног. «Тьфу ты, зараза живучая».
Он стянул маску с лица, судорожно вдохнул. Вонь Приморской ударила в нос. На языке был привкус горелой резины. Иван поморщился, сплюнул. Ощупал себя. Руки-ноги целы, остальное тоже Горело лицо, и в висках глухо стучало.
Иван огляделся.
Фонарь на каске еще работает. Иван перешагнул через щупальце; быстро, чтобы не вдохнуть угарного газа, наклонился и вытащил из лужи каску. Нашел автомат. Выпрямился, вдохнул. Надел каску. Открыл затвор «ублюдка», вынул патрон из ствола, слил воду. Считай, автомат нужно чистить заново, а патроны сушить. Хорошо, «калаш» штука неприхотливая. Иван на всякий случай заменил магазин. Передернул затвор и поставил автомат на предохранитель.
Эта лапша с кальмарами стоила ему карбидки. И диод вот-вот сдохнет.
«Быстрее».
Иван заглянул за угол. Опаленный потолок, почерневшие мраморные плитки, выгоревший мох. Вода парит. От прозрачной твари осталось обугленное месиво еще бы, температура вспышки за тысячу градусов. Ацетиленовой горелкой металл режут. Иван не стал терять время. Быстро прошел по краю платформы. Справа заржавевшая дверь с надписью «В2-ПIIА». Вж-ж-жиг унылый скрип ржавого железа.
«Чисто».
Иван шагнул через порог. Здесь была комната отдыха, потом ее приспособили под комендантскую. В глубине стоял перекошенный от сырости канцелярский стол. На нем стопа журналов, покрытых плесенью. В другое время Ивана за уши не оттащишь, но не сегодня. Луч фонаря двинулся дальше. Табличка «Место для курения». Дальше! Серые шкафы вдоль стены стеллаж
Вот он, ящик скорее всего, для средств ГО. Обшарпанный зеленый металл. Иван попробовал открыть не поддается, приржавело; он прикладом сбил защелку, откинул крышку
Все-таки не ошибся.
Иван опустил руку в ящик и вынул то, что там находилось. Потом долгие десять секунд смотрел на находку, забыв про догорающий диод.
Она была прекрасна.
Глава 2
Подарок
До блокпоста «Василеостровской» осталось всего ничего, метров пятьдесят, когда батарейки сдохли окончательно. Шагая в полной темноте, Иван ориентировался на желтый огонек дежурного освещения станции. Сапоги плюхали по воде, шаги отдавались эхом.
Заметили его поздно. Заснули, что ли?
Стой, хто идет! И врубили прожектор.
Иван пригнулся, прикрывая глаза локтем. «Сдурели совсем?!» Раскаленный до хруста стекла, прожекторный белый луч вскрывал темноту консервным ножом.
Свои! крикнул Иван.
Он затылком почувствовал, как повернулся в его сторону пулемет, закрепленный на сваренном из труб станке, и лязгнул затвор.
Луч уничтожал. Иван прикрылся руками, но безжалостный свет пронизывал тело насквозь. Сквозь одежду, кожу, мышечные волокна, кровяные тельца и кости черепа добирался до глаз. Под веками пылало и горело.
Зараз стрельну! крикнули от пулемета. Голос надорванный. Такой «сейчас сорвусь» голос. Ефиминюк дежурит, понял Иван. «Блять».
Отставить! спокойно приказал Иван. Пароль! Слышите? Пароль: свадьба!
Молчание.
В одно мгновение Иван, покрывшийся холодным потом, решил, что Ефиминюк его все-таки пристрелит. Самое время. Просил же, подумал Иван в сердцах, не ставить психов в дозоры. «Людей не хватает, сам понимаешь» так, кажется, говорил Постышев? «Некем дыры затыкать».
«Угу. Если меня этот идиот накроет очередью, людей у нас будет хватать капитально. Все дыры закроем моими окровавленными ошметками». Пулемет НСВ 12.7 миллиметров, такие на армейских блокпостах стояли. Пуля со стальным сердечником любую кость перешибет за милую душу.
Пароль: свадьба! крикнул Иван, уже не надеясь, что его услышат.
Молчание.
А хто идет? спросили оттуда наконец.
Жених идет!
Еще заминка. Потом негромкое «клац». Пулемет сняли с боевого взвода.
Иван, ты, чи шо?
Иван хотел выматериться в голос, но сил уже не было.
Я.
Тю! сказали с блокпоста.
«Вот тебе и тю».
Выруби свою лампочку, я тут ослепну сейчас!
«Вот тебе и тю».
Выруби свою лампочку, я тут ослепну сейчас!
Вымазанный в грязи с головы до ног, Иван дотопал до блокпоста и оглядел вытянувшегося по струнке Ефиминюка.
Кто старший дозора? Почему один?
Та это сказал Ефиминюк.
Кто старший? повысил голос Иван.
Ефиминюк замялся.
Сазонов старший. Ты уж звиняй, командир. Та я ж не со зла. А Сазонов, он здесь Тильки его позвалы на полминуты.
Так. Сазонов, значит.
Кто позвал?!
Та я що, крайний? удивился Ефиминюк. Не можу знать.
Распоясались, сказал Иван.
Он сдвинул Ефиминюка в сторону, перелез через мешки с песком. Пошел к свету.
«Василеостровская» станция закрытого типа, на ночь все двери запирались, кроме двух: одна вела на левый путь, другая на правый. Выставляли дозор и на служебную платформу, которая ближе к «Приморской», но не всегда. Когда в Заливе начинался «сезон цветения» и всякая дрянь лезла из туннеля только успевай нажимать на спуск.
Сегодня дозор облажался. «Сазон, битый волчара, ты-то как умудрился?» Расслабились. Феномен Бо на жаргоне диггеров. Когда косяк допускает тот, от кого этого никак не ожидаешь.
«Василеостровская» никогда не относилась к красивым станциям, как, например, «Площадь Восстания», где высокий свод, тяжелые бронзовые светильники, колонны с лепниной и роскошная, «сталинская» отделка зала. «Васька», как называли станцию фамильярные соседи с «Адмиралтейской», была аскетичной и суровой, готовой выдержать голод, холод, атаку тварей и спермотоксикоз защитников. Чисто питерская станция-крепость.
Иван поднялся на платформу через единственную открытую дверь. Еще на подходе к станции он услышал гул. Это работали фильтры, нагнетавшие воздух с поверхности. «Василеостровская» давно утратила центральное освещение, но системы фильтрации воздуха и откачки грунтовых вод здесь еще работали. Стоило это будь здоров. «Мазуты» с «Техноложки» дорого берут.
А куда деваться?
Зато туннели сухие. И есть чем дышать.
Неяркий свет дежурных лампочек заставил Ивана зажмуриться. Теперь, куда ни посмотри, скакали цветные пятна.
На станции была ночь. Основные светильники, которые питались от дизель-генератора, в это время выключались. Работали лампочки дежурного освещения, запитаные от аккумуляторов, китайские елочные гирлянды, протянутые над дверными проемами. Ночью станция становилась уютнее. Хорошее время.
Кашель, храп взрослых, сонное дыхание малышни и красные, синие, желтые мелкие лампочки.
Иван прошел по проходу между палатками. Это была центральная улица «Василеостровской», ее Невский проспект, существовавший только ночью. Днем палатки сворачивали, чтобы освободить место для работы. В южном торце станции, за железной решеткой, возвышались ряды клеток мясная ферма. Оттуда шел резкий звериный запах.
Иван шел мимо вылинявших, залатанных палаток, слышал дыхание, кашель, хрипы; кто-то бормотал во сне, шумно поворачиваясь на бок. Старая добрая «Василеостровская».
Завтра освободят платформу и поставят столы. Завтра станция будет гулять. И осталось до этого Иван посмотрел на станционные часы, висевшие над выходом к эскалаторам Желтые цифры переключились на четыре двадцать три. Всего три часа.
Долго он провозился. Иван шагал, и ему мерещилось, что он проваливается вглубь серого гранитного пола. «Спать хочу».
Но для начала следует сдать снаряжение и умыться.
Где ты был? Катя, заведующая снабжением и медчастью «Василеостровской», сузила глаза.
Хороший вопрос. А что, не видно? Иван расстегнул «алладин». Костюм химической и радиационной защиты Л-1 штука ценная, дорогая.
Еще бы не видеть. Весь перепачкался, хуже гнильщика.
Иван бросил «алладин» в металлический бак для санобработки. Стянул и туда же положил изгвазданные резиновые сапоги. Теперь портянки. Иван отшатнулся. Измученные ноги на воздухе блаженно ныли, словно не могли надышаться. Иван бросил портянки в бак и закрыл крышкой. Все.
Где тебя носило? спросила Катя. Невыспавшаяся и раздраженная, она была еще красивее. Иван мысленно поежился. Бешено красивой Катя становилась, когда злилась.
А ты как думаешь?
Теперь сдать снаряжение под роспись. Часть вещей личное имущество Ивана, остальное собственность общины. Он начал стягивать тонкий свитер через голову, охнул. Скривился, застыл от боли. Похоже, все-таки ребра. Катя бросилась на помощь, помогла снять свитер. Женщины, подумал Иван. Вы так предсказуемы
«Все бы вам котят спасать. Или тигров».
Ты с кем подрался? Катя ткнула пальцем ему в грудь, прямо в кровоподтек. «Блин». Иван зашипел сквозь зубы.
Что, болит? спросила Катя с плохо скрытым садизмом в голосе.
Нет.
А так?
От следующего тычка Иван согнулся, воздух застрял где-то меж лопаток. Он помотал головой.
Ага, сказала Катя. Будем лечить. Она принесла таз с водой и чистую марлю.
Иван выпрямился, открыл рот. Катя уперла руки в бока:
Если ты сейчас скажешь это свое идиотское «бато-ончики», я тебе по башке двину вот этим тазиком, понял?!
Когда с обработкой ран и ссадин было покончено, Катя унесла таз. Потом принесла Ивану воды. Он единым махом осушил стакан, сразу еще один стало лучше. Пока Иван умывался, Катя достала из мешка чистую смену одежды. Положила на койку, выпрямилась, спросила небрежно: