Да так. Лицо Убера вдруг стало жестким. Вспомнил одну фигню. У кого сейчас может быть мой нож Представляешь?
Глава 11
Про свет
В красноватой темноте Иван слышал голос, вещавший:
Настанет день, когда Обернувшиеся станут Прозревшими. Аминь, братья!
Аминь! гудел хор.
Ивану казалось, что он слышит голоса сквозь боль, захлестывающую, как кровавая горячая волна. Голова его превратилась в клубок переплетенных нервов. Когда они касались друг друга, пробегал синий разряд и в голове, позади глаз, вспыхивал слепящий, режущий свет.
Жена Лота согрешила неверием и обращена была в соляной столб, продолжал тот же голос. Нам же Господь дал возможность осознать и раскаяться, узреть мир очами не физическими кои грешны изначально, а духовными, кои откроются во время указанное. Слышите меня, братья! Зверь близок! Грядет время испытаний! Аминь!
Аминь! вторил хор.
Где я? Что случилось? размышлял Иван сквозь приступы набегающей боли. Все же было хорошо?
Было?
Надо признать, сначала действительно все складывалось неплохо. Паром доставил их к гермоворотам, отделяющим затопленную часть туннеля от сухой, ведущей к «Невскому проспекту». Здесь была своеобразная таможня на островке из пластиковых бутылок и бочек, плавающем у самой гермы. Настил сделан из дверей от вагонов метро, на них поставлен стул и металлический бочонок в качестве письменного стола. Уныло светила газоразрядная лампа, свет был уставший, подрагивал, точно вот-вот заснет.
Изредка таможенник пихал ногой банку с угрем тот вяло шевелился, раскрывая пасть, и лампа на несколько мгновений загоралась ярче.
На таможеннике была синяя рубашка машиниста. Рукава закатаны, обнажая заросшие курчавым волосом толстые руки. Таможенник окинул прибывших равнодушным взглядом, кивнул туда идите. Документы даже не стал спрашивать. Нормально, подумал Иван.
Вправо от двери шел запасной ход. Через него путешественникам предстояло идти дальше.
Интересно, как герму будут обходить слепые? подумал Иван. Вслед за поводырем он перепрыгнул на таможенный островок, настил под ногами закачался. Плеск воды.
Вот и все. Прощай, Новая Венеция.
Рядом встал Уберфюрер. Иван повернул голову, краем глаза заметил, как поводырь о чем-то шепчется с таможенником.
Кузнецов, где ты? Он повернулся. Блин!
Молодой мент лежал без сознания, раскинув руки, на пароме, вокруг него столпились слепые. Один замер с палкой в руке видимо, он и ударил Кузнецова.
Миша. Иван сделал шаг вперед, уже чувствуя, что поступает неправильно. Точка в затылке налилась тяжестью. Нельзя было оставлять за спиной поводыря Черт, нельзя
Иван начал поворачиваться
Удар. Голова словно раскололась.
Уже падая, Иван услышал, как взревел Уберфюрер, бросаясь в атаку.
Бесполезно, подумал Иван. Он падал словно сквозь прозрачный сироп беззвучно и красиво. Пум-м. Настил спружинил, приняв его тело.
Еще удар. Боль. Темнота.
Бес-по-лез
но. Темнота.
Иван поднялся и сел. Пол был холодный, бетонный. Темнота такая, что даже собственных рук не видно. Только пятна скачут перед глазами. Но это просто реакция глазных нервов.
Он поднялся и протянул руки. Пальцы наткнулись на железные прутья. Шершавые, заржавевшие. Иван начал ощупывать их, чтобы составить представление о пределах своей свободы Где он? В каморке под платформой? В каком-то коллекторе? Где?
Размеры Ивановой свободы не впечатляли. Пространство метра полтора в длину, метр в ширину. Если попробовать, то в прыжке можно дотянуться до верхних прутьев решетки. То, что вокруг клетка, Иван понял как-то сразу. Выхода из нее не было. Пальцы натолкнулись на навесной замок тяжелый, гладкий. Холодный. В отличие от решетки, замок был явно новенький. В углу клетки стояло ведро для испражнений. Заботливые, блин.
Итак. И что мы имеем?
Удар по голове. Провал. Потом клетка. Зачем слепым понадобилось это делать?
Неизвестно, сколько прошло времени. Без света Иван потерял всякое представление о часах и минутах.
Через некоторое, неизвестное ему, Ивану, время он перестал ощущать свое тело. Своеобразное состояние. Ему и раньше доводилось оставаться надолго в темноте, но тогда он мог идти, искать выход. И обычно находил. Сейчас же все, что Ивану было доступно сидеть в замкнутом пространстве, огражденном железными прутьями. И думать.
Если я сойду с ума, то это будет здесь.
Или я уже схожу с ума, сказал Иван вслух. Голос в темноте существовал отдельно от него и звучал откровенно по-дурацки.
Тишина.
Кто сходит? сказали справа. Молодой человек, выражайтесь, пожалуйста, поконкретней. И хотя бы представьтесь.
Иван открыл рот. Закрыл. Да ну, ерунда
Да ну, сказал Иван. Не может быть. Бред какой-то.
Что вы имеете в виду? поинтересовался голос.
Мне уже чудится, что со мной говорит профессор Водяник, ответил Иван честно. Но этого не может быть!
Молчание. Долгое молчание.
Очень-очень долгое молчание.
Иван?! тот же профессорский голос.
Этого еще не хватало.
Профессор, только не надо так шутить. Я-то надеялся, что вы в безопасности, сидите себе на «Василеостровской». Вернее, так оно и есть, а я просто брежу. Но пусть хотя бы в бреду все будет лучше, чем на самом деле, ладно?
Очень-очень долгое молчание.
Иван?! тот же профессорский голос.
Этого еще не хватало.
Профессор, только не надо так шутить. Я-то надеялся, что вы в безопасности, сидите себе на «Василеостровской». Вернее, так оно и есть, а я просто брежу. Но пусть хотя бы в бреду все будет лучше, чем на самом деле, ладно?
Болтать в темноте было легко. Приятно.
Так вы на «Василеостровской», Проф? спросил Иван для очистки совести.
Нет, сказал профессорский голос из темноты. Не хочу вас разочаровывать, но придется Я сижу в клетке как и вы, похоже. Мне очень жаль, Ваня. Как вы-то здесь оказались?
«Значит, я не схожу с ума, понял Иван. Вот бля».
Оказывается, все гораздо хуже.
История Водяника оказалась еще смешнее, чем у Кузнецова. Удачно сбежав от молодого мента, профессор шмыгнул в боковой коллектор. Проф почему-то был уверен, что прекрасно ориентируется в туннелях.
У него с собой были фонарь, карта, вода и запас еды.
Туннель вел напрямик к «Гостиному двору».
Иван застонал сквозь зубы. «Профессор, ну вы-то зачем повторяете ошибки молодых идиотов вроде Кузнецова?»
Профессор пошел по коллектору свернул не туда встретил команду слепых поболтал о том, о сем ему предложили разделить трапезу очень образованные люди, кстати Проф выпил воды заснул.
И оказался здесь.
«Подозрительно много совпадений», подумал Иван. Сначала Уберфюрер оказывается в Новой Венеции, затем Миша. Теперь вот Профессора встретили. Словно неведомая сила собирает их вместе.
Это что знак судьбы? «Щас. Дождешься от нее, как же»
В темноте кто-то громко застонал.
Кузнецов! крикнул Иван. Слышишь меня? Ответь, если слышишь!
Молчание.
Он что, тоже с вами? удивился Водяник. Какой настойчивый молодой человек! Я даже, стыдно сказать, начинаю им восхищаться.
Идиотизм заразен, насмешливо отозвались из темноты. Голос был Убера. Я вон тоже хотел прогуляться Прогулялся, бля.
Привет, Убер, сказал Иван. Кузнецов с тобой?
Пауза. Шебуршение в темноте.
Не, сказал Убер наконец. У меня одноместный номер. Может, с вами?
Кузнецов! позвал Иван без особой надежды. Никто не отозвался. Убили его, что ли? Эх, Миша, Миша. Лучше бы ты остался в Новой Венеции, в долгах, с разбитой спиной, но живой Куз-не-цов!
Бесполезно.
Где мы вообще? спросил Иван. Что это за станция, Проф?
Судя по тому, что я слышал от нашего тюремщика, это «Проспект Просвещения», сказал Водяник. Просвет в просторечии. Здесь живут слепые вы понимаете, целая колония незрячих Вам тоже встретился караван с поводырем? Мне вот встретился.
А что им от нас надо? допытывался Иван. Зачем им мы?
Но профессор не успел ответить.
Моя голова ох что что случилось? Голос молодой и испуганный. Почему я ничего не вижу?!
А вот и Миша.
Здравствуйте, Михаил, серьезно произнес голос профессора. Не скажу, что очень рад вас здесь встретить, но
Профессор? Вы? Почему я вас не вижу?! Что с моими глазами?
Спокойно, велел Иван. Здесь просто темно. С твоими глазами все в порядке, Миша.
Слава богу, сказал невидимый Кузнецов. Вот сейчас я вижу людей в белых одеждах
Что-о?
Иван повернул голову вправо и зажмурился. «Блять!» С непривычки даже слабый свет резал глаза, как ножом. Слезы покатились по лицу. Уберфюрер сдержанно выругался.
Какое удовольствие снова видеть!
Ни с чем не сравнимый кайф. Иван вдохнул. Словно даже воздуха больше стало.
«Включите свет, дышать темно и воздуха не видно». Детская поговорка.
Во главе процессии слепцов, идущей вдоль ряда железных клеток вроде той, в которой сидел Иван, был тот самый поводырь с Венеции высокий, костистый, с осунувшимся, вытянутым лицом. Длинная жидкая бородка.
Вместо глаз у него воспаленные, неровно заросшие впадины. Перекрученное розовое мясо.
Думаю, на этот вопрос могу ответить я, сказал поводырь. В руке он держал свечу, воск капал на морщинистую кожу запястья. Видите эту свечу? Посмотрите внимательно потому что это последний свет, что вы видите в своей жизни.
Почему так? удивился профессор. Он сидел в клетке по правую руку от Ивана. В тусклом свете диггер разглядел его заросшее бородой лицо, вдавленное в решетку, словно Проф мечтал быть поближе к свету. А ведь он сидит здесь уже давно, понял Иван. Ничего себе.
Именно так, ответил слепой.
И никаких вариантов? Водяник не сдавался. Какой-нибудь договор кровью или еще что?
Ну. Поводырь вдруг усмехнулся. Если вы спрашиваете
Братья за его спиной молча ждали. Тусклый свет позволял видеть только часть клеток. Сколько их тут? В одной из клеток Иван заметил примостившийся на полу скелет. Привет, приятель.
И так тоже бывает, сказал слепой, словно почувствовав его взгляд. Видите ли в чем дело, уважаемые гости. Выбор у вас невелик. Или вы становитесь одними из нас, или скажем так, не становитесь. Совсем. Как он. Слепой кивнул на клетку со скелетом.
Одним из вас? Клетка Уберфюрера была напротив Ивановой. Скинхед стоял, положив кисти на перекладину решетки. Христианином, что ли, брат? Так я запросто, только открой дверь. Вера во мне крепка как никогда.
Не ерничай, сказал слепой. Впрочем, если ты готов, брат
Готов, не сомневайся, брат. Убер облизнул губы. Нетерпение в нем нарастало. Иван видел, как блестят глаза скинхеда. Открывай, брат.