А, вот это уже лучше. Чайковский, сказал Азирафель, вытащил кассету и вставил ее в магнитолу.
Вряд ли, вздохнул Кроули. Она провалялась в машине больше двух недель.
Тяжелый ритм бас-барабана поплыл через салон «Бентли», как раз когда они миновали Хитроу.
Азирафель нахмурился.
Не узнаю, признался он. Что это за вещь?
Это «День на скачках» Чайковского, сказал Кроули и закрыл глаза. Они проезжали Слау.
Чтобы скоротать время, свернув на Чилтерн, они прослушали «Мы чемпионы» зачинателя английского мадригала Уильяма Берда и «Шоу должно продолжаться» Бетховена. Однако ни то ни другое не могло сравниться с «Радио Га-Га» Вогана Уильямса.
Говорят, все лучшие мелодии принадлежат Дьяволу.
В общем, это правда. Зато все лучшие балетмейстеры на небесах.
Равнина между Лондоном и Оксфордом уходила далеко на запад, и редкие огоньки, тут и там видневшиеся на ней, говорили о том, что вот сейчас честные селяне укладываются спать после долгого дня, полного забот, редакционных совещаний, консультаций по финансовым вопросам и разработки программного обеспечения.
На вершине холма зажглось несколько огоньков.
Теодолит один из самых ужасных символов двадцатого века. Тренога со зрительной трубкой сверху, установленная в чистом поле, означает только одно: грядут работы по Расширению Трассы (единогласно) и Разметке Участков Под Жилищное Строительство на две тысячи домов в полном соответствии с Духом Деревенской Жизни. С духом подготовки руководящих кадров, точнее.
Однако даже самые трудолюбивые геодезисты не работают по ночам, а тут именно посреди ночи тренога прочно стояла на торфянистом пригорке. Далеко не все теодолиты, правда, украшены резьбой с кельтскими рунами и увенчиваются ореховым прутом, привязанным сверху. И не со всех свисают хрустальные маятники.
Ветерок пытался трепать плащ на стройной фигурке девушки, которая как раз подкручивала колесики на треноге, однако это был хороший, тяжелый плащ, благоразумно непромокаемый и на теплой подкладке.
В большинстве книг о ведьмовстве написано, что ведьмы работают нагишом. Это потому, что большинство книг о ведьмовстве написали мужчины.
Девушку звали Анафема Деталь. Она не была сногсшибательной красавицей. Если рассматривать черты ее лица по отдельности, они были весьма миловидны, но в целом ее лицо производило впечатление наспех собранного из наличных частей без какого-либо определенного плана. Возможно, к ней лучше всего подходило слово «очаровательная», хотя люди, которые знают, что означает это слово и могут написать его без ошибки, добавили бы еще «крошка»; с другой стороны, слово «крошка» звучит в духе чуть ли не пятидесятых годов прошлого века, поэтому они, возможно, не стали бы его добавлять.
Молодым девушкам не стоит гулять в одиночку темной ночью даже в окрестностях Оксфорда. Однако любой маньяк, жаждущий жертвы и попытавшийся обработать Анафему Деталь, обнаружил бы, что лишился не только сознания. Она ведь все-таки была ведьма. И, именно будучи ведьмой и, следовательно, девушкой разумной, она мало доверяла защитным амулетам и заклинаниям, а больше длинному и тонкому ножу для резки хлеба, который носила за поясом.
Она заглянула в теодолит и еще немного подкрутила колесико.
Она что-то пробормотала.
Геодезисты часто что-то бормочут например, «В два счета построим здесь объезд» или «На три семьдесят пять метра, плюс-минус два пальца».
Ничего подобного здесь не бормотали.
Ночь темна Светла Луна, бормотала Анафема, Юг на восток На запад и юго-запад запад-юго-запад есть, поймала
Она достала аккуратно сложенную топографическую карту и посветила фонариком. Потом она вынула прозрачную линейку и карандаш и провела на карте аккуратную прямую до пересечения с другой прямой.
Она улыбнулась не потому, что в этом было что-то смешное, но потому, что сложная работа была выполнена с блеском.
Затем она сложила свой странный теодолит, привязала его к раме черного старомодного велосипеда с высоким рулем, прислоненного к кусту, убедилась, что Книга уложена в корзинку на руле, и вывела нагруженный велосипед на тропинку, теряющуюся в тумане.
Велосипед был настоящей древностью: рама его, похоже, была сделана из водопроводных труб. Его соорудили задолго до изобретения трехступенчатой передачи и, возможно, сразу после изобретения колеса.
Анафема уселась поудобнее, и двухколесное чудовище, набирая скорость, загромыхало под горку, направляясь обратно в деревню. Теплый ветер трепал волосы Анафемы, и ее плащ раздувался сзади, словно тормозной парашют. Хорошо еще, что так поздно ночью на дороге не было машин.
Мотор «Бентли» остывал, тихо потрескивая. Кроули, напротив, медленно закипал.
Ты сказал, что видел указатель, процедил он.
Мы слишком быстро пролетели его. И вообще я думал, что ты там уже был.
Одиннадцать лет назад!
Кроули швырнул карту на заднее сиденье и снова завел мотор.
Давай спросим, как туда проехать, предложил Азирафель.
Ну, конечно, отозвался Кроули. Просто остановимся и спросим у первого же прохожего, который попадется нам на этом на этой просеке далеко за полночь, да?
Он переключил скорость и направил «Бентли» на дорожку между буками.
Что-то здесь не то, в этом месте, сказал Азирафель. Ничего не чувствуешь?
Что именно?
Притормози на минуту.
«Бентли» притормозил.
Странно, пробормотал ангел. Явно чувствуется
Он поднял руки к вискам.
Чувствуется что? спросил Кроули.
Азирафель уставился на него.
Любовь, сказал он. Кто-то очень любит это место.
Прошу прощения?
Здесь чувствуется очень большая любовь. Не могу объяснить лучше. Тебе особенно.
Ты имеешь в виду начал Кроули.
Послышался удар, крик и лязг. «Бентли» остановился.
Азирафель зажмурился, опустил руки и осторожно открыл дверь.
Ты на кого-то налетел, сказал он.
Нет, не я, отозвался Кроули. Это на меня кто-то налетел.
Они вышли из машины. Позади «Бентли» на дороге лежал велосипед, переднее колесо которого превратилось в неплохое подобие ленты Мебиуса, а заднее все еще зловеще крутилось.
Да будет свет, сказал Азирафель. Бледное голубое свечение повисло меж буками.
Из канавы за их спинами донесся голос:
Как, черт побери, вы это сделали?
Свечение исчезло.
Что сделали? виновато спросил Азирафель.
Ох, теперь в голосе явно слышалось замешательство. Наверное, я стукнулась головой.
Кроули взглянул на длинную свежую царапину на блестящем боку «Бентли» и на вмятину в бампере. Вмятина выправилась сама собой. Царапина затянулась.
Поднимайтесь, юная леди, ангел выудил Анафему из зарослей папоротника. Переломов нет.
Это было утверждение, а не предположение: небольшой перелом все-таки был, но Азирафель не мог устоять перед возможностью сотворить добро.
Вы ехали без фар, начала Анафема.
Вы тоже, извиняющимся тоном заметил Кроули. Все по-честному.
Астрономией интересуетесь? спросил Азирафель, поднимая велосипед.
Что-то посыпалось из корзинки. Ангел указал на потрепанный теодолит.
Нет, сказала Анафема. То есть да. Глядите, что вы сделали с бедным старым Фаэтоном.
Извините? не понял Азирафель.
С моим велосипедом. Его весь
Старые механизмы на редкость прочны, радостно возразил ангел, подтягивая велосипед поближе. Переднее колесо блестело в лунном свете, напоминая своей идеальной формой один из Кругов Ада.
Она уставилась на него.
Ну, раз мы все уладили, быстро сказал Кроули, нам, пожалуй, пора ехать в да. Вы случайно не знаете, как проехать в Нижний Тэдфилд?
Анафема разглядывала велосипед. Она была почти уверена, что, выезжая из дома, не видела укрепленной на раме сумки с инструментами.
Сразу за холмом, сказала она. Это точно мой велосипед?
Разумеется, сказал Азирафель, начиная подозревать, что немного переусердствовал.
Разумеется, сказал Азирафель, начиная подозревать, что немного переусердствовал.
Но у Фаэтона точно не было насоса.
На лице ангела снова появилось виноватое выражение.
Но вот же для него место, беспомощно сказал он. Два крючочка.
Сразу за холмом, вы сказали? Кроули толкнул его в бок.
Наверное, я все-таки стукнулась головой, сказала девушка.
Мы бы, конечно, вас подвезли, быстро среагировал Кроули, но велосипед не влезет в машину.
Его можно положить наверх, на багажник, сказал Азирафель.
На «Бентли» нет а! Хмм
Ангел наспех побросал содержимое велосипедной корзинки на заднее сиденье и туда же усадил с трудом приходящую в себя Анафему.
И не оставишь в беде нуждающегося, сказал он Кроули.
Кто не оставит? Я не оставлю? У нас полно других дел! Кроули злобно посмотрел на новый багажник на крыше «Бентли». Ко всему прочему, на нем были клетчатые, под шотландку, ремни.
Велосипед взмыл в воздух и прочно привязался к багажнику. Кроули сел за руль.
Где вы живете, милочка? любезно спросил Азирафель.
И фар у моего велосипеда тоже не было. То есть они были, но в них надо вставлять по две батарейки, знаете, а они потекли, и я их сняла, сказала Анафема. Потом она свирепо посмотрела на Кроули. Кстати, у меня есть нож, заявила она. Должен быть
Судя по выражению лица Азирафеля, он был потрясен несправедливостью подобного предположения.
Мадам, уверяю вас
Кроули включил фары. Ему они были не нужны, но на дорогах встречаются и люди, а им спокойнее, когда фары у машины зажжены. Потом он переключил скорость и медленно двинулся под гору. Дорога вынырнула из-под деревьев и примерно через полмили они оказались на окраине аккуратной деревушки.
В ней определенно было что-то знакомое. Хотя прошло одиннадцать лет, но тем не менее
Здесь нет поблизости больницы? спросил Кроули. При монастыре?
Анафема пожала плечами.
Вроде бы нет, отозвалась она. Здесь единственный большой дом поместье Тэдфилд. Не знаю, что там теперь.
Божий промысел, тихо пробормотал Кроули.
А тормоза? вдруг сказала Анафема. У моего велосипеда не было тормозов. Я точно знаю, что у моего велосипеда не было тормозов.
Кроули наклонился к ангелу.
Боже, исцели велосипед, саркастически прошептал он.
Извини, увлекся, прошипел Азирафель в ответ.
С шотландкой тоже?
Шотландка это стильно.
Кроули тихо зарычал. Если ангелу и удавалось настроиться на двадцатое столетие, он никогда не заходил дальше пятидесятых.
Высадите меня здесь, послышался сзади голос Анафемы.
Пожалуйста, радостно повернулся к ней ангел.
Как только «Бентли» остановился, он выскочил из машины, открыл заднюю дверь и склонился в поклоне, словно пожилой чернокожий слуга, приветствующий юного хозяина, вернувшегося на плантацию.