На мой взгляд, телевизор показывал идеально.
Но ты же видел изображение на дисплее там, в челноке!
Не видел. Снимал данные по пути к экрану. Это гораздо удобнее. Счетчик вновь свернулся клубком. Продолжай свой отдых, я перестану воспринимать звук как внешний раздражитель.
Через мгновение он снова спал. Точнее, не спал, а занимался познанием Удобная у них физиология. Я опустил ноги с кровати, прислонился к стене, вздохнул. Мне спать не хотелось совершенно.
Возможно ли украсть челнок?
В буквальном смысле нет. Подготовка к старту заканчивается лишь за час до запуска. И потом требуется труд сотен людей, чтобы корабль стартовал.
А возможно ли подменить экипаж? «Бураны» в транспортных рейсах летают с тремя членами экипажа командир, он же первый пилот, второй пилот и джамп-навигатор. Допустим, Данилов и впрямь берет меня в экипаж вторым пилотом, вероятно. На каком этапе контроль над экипажем минимален? В автобусе, по дороге на старт, народу много. Разве что у стартового стола, перед загрузкой в лифт. Но как провести туда деда и счетчика? А что делать с Даниловым и джамп-навигатором? Оставлять их у стартовой позиции это убийство. Когда «Энергия» выпихивает «Буран» на орбиту старт заливают реки огня. Отпустить поднимут тревогу
И не удивятся ли в ЦУПе тому, что все переговоры ведет второй пилот? А как подделать телеметрию если нацепить датчики на деда, то врачи немедленно отменят старт. Это там, у Чужих, доктора давно махнули рукой на состояние экипажа трезвый и ладно
Сотни проблем.
Стоп! Что со мной?
Я ведь обдумываю, как похитить звездолет!
Подавив первый импульс кинуться к счетчику, я попытался привести мысли в порядок. Неужели он все-таки пытался воздействовать на меня?
Кажется, нет.
Сотни проблем.
Стоп! Что со мной?
Я ведь обдумываю, как похитить звездолет!
Подавив первый импульс кинуться к счетчику, я попытался привести мысли в порядок. Неужели он все-таки пытался воздействовать на меня?
Кажется, нет.
Мое отношение к задуманному дедом и рептилоидом плану не изменилось. Не хотел я этого по крайней мере так вот, не получив никаких четких объяснений. И прорываться к челноку с боем, с автоматом наперевес и дедом на закорках не собирался!
Просто злость накатила. После гениального перевода «Ромео и Джульетты» на молодежную феню, после рекламы электрического штопора, после трусливого, ночного показа старого кинофильма, рисующего Чужих не в лучшем свете.
Ведь будет становиться все хуже и хуже. Мы деградируем. Стремительно, бесповоротно. Превращаемся в расу идиотов.
Дверь скрипнула.
Петя?
Дед опасливо заглянул в комнату:
Все в порядке?
Я быстро встал, на цыпочках подошел к двери, выскользнул в коридор. Там было темно, лишь у лестницы на второй этаж тускло тлела лампочка. Кажется, в детстве я боялся темноты уж не знаю почему. Дед пообещал, что у моей двери всегда будет гореть свет, и выполнил обещание. Не ночник над кроватью дед никогда не потакал моим страхам, а свет за дверью. Но мне этого вполне хватило. Ведь у этой лампочки даже нет выключателя. Она всегда горела и когда я спал в своей постели, и когда занимал койку в училище, и когда устраивался в отеле под светом чужой звезды
Все нормально, Петя? тревожно повторил дед.
В старой пижаме и шлепанцах он не выглядел идеологом человеческого шовинизма, хитрым демагогом и безжалостным оппонентом правительств. Обрюзгший старик, которому давно положено доживать свой век у телевизора со стаканом кефира
Ты ты боишься за меня? сообразил я. Боишься, что счетчик попытается воздействовать?
Дед отвел глаза.
Я просто смотрел телевизор.
И что нового?
Я пожал плечами:
В продажу поступил электрический штопор. Открывает двадцать бутылок в минуту.
Дед послушно улыбнулся. Так улыбаются ребенку, взахлеб пересказывающему свой первый анекдот. Да и у меня уже смеха не оставалось.
Мы в какую-то пропасть валимся, дед, сказал я, прислоняясь к косяку. Отупение. Причем радостное такое.
Радостное отупение это хорошо сказано. Дед кивнул.
Нет, я не думаю, что счетчик на меня влиял наверное, просто ночь. Я начал обдумывать, как спереть челнок!
Дед терпеливо ждал.
Ночью оживает злость, дед. Я привык спать ночами. А днем читать хорошие книги или смотреть хорошие фильмы. Не оставалось времени подумать о чем-то плохом. Может быть, я зря сплю ночами?
Ты посмотрел пару каналов и увидел пару тупых передач, сказал дед. И решил, что стоит ли соблюдать правила игры, установленные таким человечеством?
Да, наверное. Только каналов было пять.
Петя, ты не совсем прав. Радостное отупение это нормальное состояние человечества. Оно лишь принимает разные формы. Когда происходит столкновение культур, потеря глобальных ценностей вот как сейчас, оно становится рельефнее, ярче. Но всегда и во все времена состояние радостного отупения устраивало большинство людей.
Значит, причина была ошибочна. А вывод?
Вправе ли мы нарушать законы? Не те, что вписаны в уголовный кодекс, а моральные законы, этические постулаты?
Да. Только не мы ты ведь для себя все давно решил. Вправе ли я?
Дед взял меня за руку цепко и сильно.
Петя, я воспитывал тебя человеком. Настоящим человеком. Мне часто казалось и сейчас еще кажется что это удалось.
Спасибо
Никогда дед не говорил мне такого. Наши отношения просто были, а что в них являлось воспитанием, что любовью, что амбициями великого демагога я не знал. И не хотел знать.
Ты правильный, Петя, негромко продолжил дед. Ты ведь сам не знаешь, насколько правильный. Когда ты был мальчишкой, это умиляло взрослых и отпугивало от тебя сверстников когда ты стал взрослым, это стало отпугивать взрослых и привлекать детей.
Он тихонько засмеялся:
Общаясь с тобой, люди начинают испытывать комплекс неполноценности.
Что? Я растерялся.
Комплекс неполноценности, повторил дед. Ты абсолютно честен и этичен. Ты всегда ставишь общественные ценности над личными. Ты способен вести разговор на любую тему от влияния эллинской культуры на развитие восточной философии и до технологии кустарной выплавки легированной стали
Нет, дед, погоди, легированную сталь кустарно не
Дед тонко захихикал. Я потер лоб и замолчал.
Ты вызываешь у окружающих спонтанную неприязнь. Настолько бессмысленную, что их поведение становится, наоборот, подчеркнуто дружелюбным. И в то же время это лишает тебя друзей. С идеальными людьми не дружат, им поклоняются. Но от этого я тебя сумел уберечь хоть и было трудно.
У меня горели щеки. Это не просто неприятно, это гнусно!
Я добивался одного, сказал дед. Чтобы в этот, наступивший миг как я надеялся, что он наступит!.. ты был вправе принимать решения. Не боялся преступить черту общепринятой морали. Законы придумывают для того, чтобы их нарушать. Каждый шаг человечества в завтра был нарушением законов сегодняшних. И всегда находились те, кто смел нарушить законы. Те, кто преступал черту, обычно были негодяями. Я мечтал о другом. Чтобы ты мог решать не оглядываясь на человечество. И был не худшим его представителем одновременно. Невозможная задача. Но я попытался ее решить.
Дед, ты веришь в то, что говоришь? прошептал я.
Да.
Уговариваешь меня принять собственную, личную этику? И при этом считаешь, что я останусь человеком?
Да.
Но ведь это не моя этика, дед, тихо сказал я. Это все проекция твоих взглядов. Твои страхи, комплексы, мечты. Я твой инструмент, дед. Ты верил, что человечеству, чтобы достичь величия, потребуется такой, как я. И создал меня. Вырастил, как в колбе.
Дед кивнул:
Ты прав. Но я задам лишь один вопрос. Ты веришь, что я прав? Веришь, что нынешнее состояние приведет Землю к гибели?
Верю, сказал я. Верю.
Тогда не бойся решать, Петя.
Я долго молчал, а дед ждал ответа. За стенами шумел ветер. Спали на своих дачах дряхлые писатели и резались в покер их энергичные дети. Набиралась сил перед новым трудовым днем бывшая столица. В Звездном ночная смена диспетчеров вела на посадку возвращающиеся корабли. Огромная страна гнала горючее и клепала ракеты-носители, жадно разглядывала иноземное барахло и отлавливала воробьев, так полюбившихся Чужим. Крошечная планета Земля плыла по орбите, а небо было вокруг и люди смотрели в небо с азартом, надеждой и страхом.
И никому не было дела, что меня просят спасти человечество и переступить при этом через себя.
Дед, нам нужен «Буран». И меня вроде туда берут. Но я не знаю, как нейтрализовать остальных членов экипажа.
Пошли, сказал дед.
Куда?
Ко мне в комнату. Позвоним Данилову. Он должен был прилететь вечером.
Глава 2
Когда дед снял трубку, я попросил в последний раз:
Пожалуйста, не надо.
Я понимаю, рано буркнул дед. Четыре утра эх но Данилову не привыкать. Боевой летчик все-таки.
Из динамика доносились долгие гудки. Наверное, телефон отключен на ночь. Я порадовался этому, но дед меланхолично ткнул в клавиши. Тройка, семерка, ноль. Похоже, ему был известен код срочности, установленный на телефоне Данилова.
Алло! отозвался аппарат. Дед оставил динамик включенным, и я невольно слышал весь разговор. Голос Данилова был жестким и бодрым. Может, он не спал?
Спасибо за рыбку, сказал дед.
После секундной паузы Данилов отозвался:
Рад, что понравилась
Забегай как-нибудь.
Дед положил трубку. Улыбнулся мне.
И для этого надо было будить Александра Олеговича среди ночи?
Он приедет через полчаса-час, объяснил дед. Ключевым словом было «забегай». «Как-нибудь» мусор.
Я заерзал на старом стуле, помнившем меня еще ребенком.
Дед, ты и Президенту так можешь позвонить?
Президенту не могу. Советнику по национальной безопасности да. Но он нам не нужен. Должность меняет людей.
Конечно, я знал, что круг знакомых у деда огромен. Но что знакомства эти настолько тесные
А откуда ты Данилова знаешь?
Я был в комиссии по обмену военнопленными, в девятом году. Александра хотели расстрелять, он сжег «Гетмана Мазепу», почти достроенный авианосец, на верфи Николаева, перед тем как получил ракету в двигатель. Ну удалось обменять парня. Дед неожиданно захихикал: Обменяли на Украине тогда было совсем туго с горючим. Два эшелона нефтепродуктов за одного военного преступника.
Вот это да. В безумные времена крымского конфликта джампом тогда еще и не пахло, и люди предпочитали ненавидеть соседей, а не Чужих, мне было лет пять. Мало что помню с того возраста. В школе мы уже учились по картам, где Крым был независимым государством, и только дед скупо обмолвился, что независимость эта стала единственной альтернативой российско-украинской войне.