У меня хватит топлива лишь на одну.
Данилов секунду молчал, потом решил:
Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь планировать.
Понял.
Все, работай, бросил Данилов. Ветра практически нет, видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!
Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром. Четыре главных старта для челноков, три маленьких для спутников. Две прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в небе. Я мысленно помахал Данилову рукой.
Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера. Слабый шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.
Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В общем-то использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне терять нечего.
Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд двигатель автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно, взахлеб а может быть, мне это уже мерещилось Двухсекундный импульс челнок слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом продолжил падение.
По крайней мере мы действительно шли над дорогой. Господи, неужели в России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик? Или эта осталась с царских времен?
Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги, мелькали коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу
Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в час ничто по космическим масштабам. Но для обычной дороги и это непозволительно много.
Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина отозвалась на удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия моя траектория отклонилась от зеленой. Я вновь вернул «Спираль» на ось дороги. Безумная надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно отрабатывали этот маневр давным-давно.
Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно падала. Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был бесполезен, а обзор из кабины «Спирали» никогда не отличался широтой. В последний момент я все же довернул челнок правее.
В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи. Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет, не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже в полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую, заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!
Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не существовало. Шесть секунд, и
Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом, как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась машина огромный обшарпанный «Икарус». Шофер, увидев несущийся на него звездолет, не растерялся, а ухитрился затормозить и стал разворачиваться.
Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока ухитряясь не слететь в кювет и не перевернуться на одной из многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы, автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил людей нет, не успеть так хоть съехал бы с дороги, может, кто жив бы остался
Я еще попытался согнать «Спираль» с дороги. Хоть на обочину, хоть в сопку лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: «А город подумал ученья идут»
Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами. Российские звездолеты самые надежные в мире!
Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: «0631», выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись: «Не уверен не обгоняй!»
Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус
Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый керамикой нос «Спирали» оказался покрепче прогнившего железа. Челнок въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.
Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос «Спирали» смялся, кабина сморщилась, как гармошка, но почему-то уцелели все стекла и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам?
Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.
А потом все у меня внутри похолодело.
Кровь была не в глазах. Все стекла «Спирали» были покрыты багрово-красным месивом.
Боже!
Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь, пошел в шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился ужас придал силы.
Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар. Вокруг топорщился покореженный соснячок, от «Икаруса», замершего впереди, несло гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве, пошатываясь, побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.
Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру
Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.
Космонавт хренов! завопил он. Разлетались, мать вашу!
Сколько? только и смог спросить я. Ноги не держали, матушка Земля укоризненно тянула прилечь. Сколько там?
Я кивнул на смятый автобусный салон, стараясь не смотреть лишний раз на заляпанные стекла.
Восемьдесят! взвыл водитель, и у меня все внутри оборвалось. Точно, детей подавил Восемьдесят ящиков, гад! Мне ж теперь не расплатиться!
Прежде чем я осознал эти слова и понял, что людей в ящиках не возят, водитель со своей монтировкой почти подобрался ко мне.
Стой! крикнул я, выхватывая пистолет. Я майор ВВС России Петр Хрумов! Имею право применять оружие! Не приближаться!
Водитель выронил монтировку, сел на склон и заныл, обхватив голову руками и раскачиваясь. До меня донеслось что-то о китайских подрядчиках, вырастивших помидоры, о жителях Хабаровска, которые без этих помидоров жизни не мыслят, о несчастном «Икарусе», который водителя кормил, поил, а теперь только в металлолом и годен. Но сил посочувствовать не было. Помидоры! Восемьдесят ящиков! Да хоть весь китайский урожай этого года!
Какого черта ты в автобусе помидоры вез? спросил я.
А в чем еще, у меня «КамАЗа» нет!
Да успокойся, тебе выплатят компенсацию!
Водитель прекратил ныть, приподнял голову. Недоверчиво спросил:
Точно?
Выплатят! подходя к автобусу, пообещал я. Выглядело все кошмарно. Я наклонился, соскреб с травы багровую кашу, поднес к лицу, чувствуя себя начинающим вампиром. Точно, помидоры
Так это из-за тебя дорогу перекрывали? спросил водитель со спины.
Я, не оборачиваясь, кивнул.
Блин а я думал, снова на железке цистерны рванули промямлил водитель. Вечно, как ваша горючка рванет, так весь район оцеплен
Что, часто рвется? заинтересовался я.
Раза два в год
Да, понятное дело. Ракеты-носители летают на очень токсичном топливе. А стартов много, а цистерны старые, а персонала обученного вечно не хватает Я вздохнул:
Если б не твоя колымага, конец мне
Водитель покосился на дорогу, поскреб щеку.
Уж точно, ты гнал будь здоров Километров двести?
Посадочная скорость триста пятьдесят.
Водитель пощелкал языком, тон его сразу изменился. Теперь я был не залетным космонавтом, а почти коллегой.
Ну, я больше ста здесь держать не рискую У меня движок совсем барахло. Конечно, у вас-то Он осекся, оглядывая челнок, сплюнул, пробормотал: Крепко я головой приложился Тебя как зовут, космонавт?
Я же говорил, Петр!
Петя А я Коля.
Я машинально пожал протянутую мне руку. Нас сейчас можно было снимать для агитационного плаката компартии полное единство армии и народа. Вот только челнок, хищно пронзивший носом автобус, пришлось бы заретушировать какие-то неправильные ассоциации возникали.
Ты откуда прилетел? поинтересовался водитель.
С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.
Знаю! оживился Коля. Видел я Сириус! Мне сынишка показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой Тоже космонавтом хочет быть.
Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов сто-двести точно есть.
Ты откуда прилетел? поинтересовался водитель.
С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.
Знаю! оживился Коля. Видел я Сириус! Мне сынишка показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой Тоже космонавтом хочет быть.
Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов сто-двести точно есть.
Горячий, мать его! взвыл Коля. У меня ж все помидоры поджарятся! Помоги, выгрузим!
Я укоризненно посмотрел на водителя, и Коля махнул рукой:
А ладно. Чего уж теперь Эй, а он не излучает?
Корабль? Нет, не бойся. Радиация чуть выше фоновой. Не опасно.
Водитель закивал:
Верно, чего нам бояться, после такого дела Петя, так ты, считай, заново родился!
Угу.
Это отметить надо бы?
Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Водитель, приняв мое молчание за согласие, метнулся в кабину и через минуту возник с початой бутылкой водки, стаканом и куском сала, завернутым в «Литературную газету».
Только ты подтверди потом, как гаишники приедут, что я трезвый был! раскладывая на травке газету, попросил Коля. Это сейчас только стресс снять
У меня возникло легкое сомнение, был ли Коля трезвым и зачем ему понадобилось так поспешно прикладываться к бутылке. Но я промолчал. В конце концов, мне его автобус жизнь спас.