Хотя и курса никакого не было. Если бы не практически полный по океанским меркам штиль, волны уже бы расправились с поврежденным линкором, мгновенно залив палубу, горбатившуюся своими обводами почти вровень с поверхностью океана.
Сейчас же вода медленно просачивалась через вентиляционные отверстия, открытые люки, технические вырезы, пробоины в палубе и бортах, сбегая множественными ручейками, накапливаясь в водонепроницаемых помещениях.
Неторопливо переливаясь из пробитых торпедами отсеков ПТЗ, фильтрационных помещений, смешиваясь с бункерной нефтью, перебираясь от одной внутренней палубы на другую, вытесняя наверх экипаж, заставляя аварийные партии, под жуткий срежет выдавливаемых переборок и свист пара из разбитых паропроводов, переходить с одного поста живучести на другой.
Характер повреждения от попаданий торпед ниже ватерлинии и под днищем, с разных курсов, но выцеленно программами бортовых компьютеров в центр вытянутой мишени, а также самоотверженные и на этот раз, можно сказать, более грамотные действия экипажа способствовали тому, что корабль не имел значительного крена и дифферента. Тем не менее мощные удары повредили и цитадель линкора, едва не надломив его пополам. Он был еще на плаву, но умирал, медленно набирая литры-тонны, погружаясь на ровном киле.
Вице-адмирал стоял почти на самом верху надстройки открытой площадке поста управления зенитной артиллерией, отстранившись от командования, подставив лицо оседающему туману, сжимая в руке меч, терзаемый личным выбором: ритуал самурая или уйти под воду вместе с линкором, оставаясь здесь на самом верху.
Внизу команда готовилась покинуть обреченный корабль. И хоть медленная его гибель позволяла проводить эвакуацию запланированно и без паники, суетящийся на палубе экипаж, словно молекулы броуновского движения, двигался хаотично и, казалось, бессистемно. «Мусаси» штатно имел до 16 моторных катеров и шлюпок, упрятанных в специальных ангарах[122]. После ракетных ударов часть их не подлежали восстановлению, и даже после боевых потерь в личном составе на всех их явно не хватало. В холодной воде люди были обречены на медленную смерть. С высокой надстройки Такахаси мог в подробностях смотреть на разыгравшееся внизу трагическое действо. Насколько он знал, шлюпки на линкорах давно перестали быть средством спасения экипажа в бою, и никаких эсминцев эскорта, конечно, не обещалось.
Вдруг наступило относительное затишье, корабль больше не подвергался атакам.
Внизу слышались крики команд, характерные рабочие звуки системы блоков и талей катера и шлюпки готовились к спуску на воду, спешно из пустых авиационных бочек и канистр сооружались импровизированные плоты.
Адмирал окинул взглядом горизонт, на самом деле даже не пытаясь обнаружить противника. Над океаном стелился туман, начиная постепенно сдавать свои позиции, особенно на востоке, где серое марево порозовело начинался новый день. На поверхности поднималась мелкая зыбь легкий ветерок медленно гнал пелену, собирающуюся в клочья.
Неожиданно что-то увидев, адмирал схватил бинокль, стал всматриваться в проясняющуюся красную линию горизонта на востоке. Нет, ему не показалось еле заметные блики, словно отблеск солнца на лоснящихся боках айсбергов или сигналы мощного прожектора, или же вспышки выстрелов!
Линкор хоть и на малом ходу, но довольно сильно вибрировал. Связи с оставшимися внизу моряками дивизиона машинного отделения уже не было, и неизвестно, выжил ли кто-нибудь из них. Однако уцелевшая турбина продолжала работать, вероятно пойдя вразнос.
К крикам и рабочему шуму с палубы, словно бурчание желудка, добавлялись утробные звуки из нутра линкора клокотала вездесущая вода, шумя и фонтанируя через узкие щели, выдавливая переборки, растекаясь по коридорам и отсекам, шипя вытесняемым из отсеков воздухом.
Сквозь всю эту зловещую разноголосицу до ушей адмирала долетел отдаленный звук, словно раскат грома.
«Несомненно, работа орудий, калибра, явно претендующего на главный, подумал Такахаси, а ведь это может быть только Бисмарк! С кем же он там умудряется воевать?»
Оценив разгулявшийся над океаном бриз, командующий рассчитывал вскоре даже рассмотреть бронированного «тевтонца».
«Если Мусаси продержится еще хотя бы пару часов час! Вряд ли»
С тревогой стал ощущаться растущий крен видимо, вода стала заполнять немногочисленные водонепроницаемые отсеки выше цитадели. Появилась опасность опрокидывания. Внизу на палубе это тоже понимали, суматоха и крики только возросли. Перегнувшись через фальшборт мостика, Такахаси смотрел, как на воду спустили первый катер, следом шлюпку. Разгоряченный офицер, руководящий спуском матросов, расшвыривал ногами припасы, оставляя только фляжки с пресной водой и теплую верхнюю одежду основное же предпочтение отдавалось канистрам с топливом.
Сквозь всю эту зловещую разноголосицу до ушей адмирала долетел отдаленный звук, словно раскат грома.
«Несомненно, работа орудий, калибра, явно претендующего на главный, подумал Такахаси, а ведь это может быть только Бисмарк! С кем же он там умудряется воевать?»
Оценив разгулявшийся над океаном бриз, командующий рассчитывал вскоре даже рассмотреть бронированного «тевтонца».
«Если Мусаси продержится еще хотя бы пару часов час! Вряд ли»
С тревогой стал ощущаться растущий крен видимо, вода стала заполнять немногочисленные водонепроницаемые отсеки выше цитадели. Появилась опасность опрокидывания. Внизу на палубе это тоже понимали, суматоха и крики только возросли. Перегнувшись через фальшборт мостика, Такахаси смотрел, как на воду спустили первый катер, следом шлюпку. Разгоряченный офицер, руководящий спуском матросов, расшвыривал ногами припасы, оставляя только фляжки с пресной водой и теплую верхнюю одежду основное же предпочтение отдавалось канистрам с топливом.
Первая пара 17-метровый катер и шлюпка, связанные на длинном канате, набитые людьми под завязку, отвалили от борта.
Адмирал обернулся громыхая ботинками по металлическому настилу, на мостике появился запыхавшийся офицер с радиорубки, забыв обо всех правилах субординации, размахивая бланками радиограмм с криками:
Господин адмирал! Я уже три раза отправлял радиоперехваты пневмопочтой, но никто
Вы почему не внизу? перебил его командующий.
Опомнившись, офицер связи склонился в поклоне и протянул командиру листы с распечатками, отвечая на вопрос:
Я слышал, что вы с офицерами штаба собрались погибнуть вместе с кораблем. Окажите честь умереть рядом с вами.
Ибо Такахаси, просматривая бегло накарябанные иероглифы, удержался от равнодушного пожатия плечами. Отвернувшись от молодого офицера, он посмотрел вперед по курсу корабля и указал рукой туда, где продолжали изредка вспухать, пробиваясь через редеющий туман, вспышки выстрелов:
Вон он, «Бисмарк». Судя по вашему перехвату, на подходе еще какое-то немецкое судно.
Появившиеся на мостике офицеры штаба невольно его прервали. Склонив головы, они торжественно выстроились в ряд.
Спуститесь в радиорубку, приказал адмирал офицеру связи, передайте в эфир, что линкор Императорского флота Японии погибает. Наши координаты. После этого вы освобождаетесь от своих обязанностей. Возможно, наших моряков и вас подберет немецкое судно. И поспешите, пожалуйста корабль скоро может быть совсем обесточен.
Не смея возразить, связист, отдав честь, поспешил в радиорубку.
Линкор клонился на правый борт уже на 15 градусов. Крен постепенно рос, и передвижение по палубам стало затруднительным. Надстройка пугающе повисла над водой, офицерам на мостике приходилось прилагать определенные усилия, чтобы сохранять торжественный вид и равновесие, при этом они еще с интересом умудрялись разглядывать в бинокли грохочущий орудиями немецкий корабль.
Солнечные лучи уже почти разогнали туман, оставив какие-то его неоднородные обрывки, и в мощные бинокуляры «Бисмарк» предстал почти во всей свой красе.
Очевидно, тоже трагической
Немецкому линкору, видимо, приходилось нелегко. В небе над ним, то появляясь, то исчезая, назойливыми мухами крутились едва заметные точки самолетов. У борта тонущего корабля неправдоподобно медленно вспух седой всплеск от взорвавшейся под водой торпеды. Линкор начал зарываться носом в воду. Было видно, что она уже заливала носовые башни и подножье надстройки.
«Немец» совсем перестал огрызаться огнем из своих орудий, как неожиданно кормовая башня произвела залп из единственного торчащего вверх орудия.
Стоящие на верхотуре накренившейся надстройки японские офицеры даже не успели ничего понять. Медленно заваливающийся на бок «Мусаси» создавал столько шума, что они даже не расслышали свист приближающегося снаряда. Грохот взрыва внизу, в районе боевой рубки, совпал с сотрясшим надстройку страшным ударом немецкого бронебойного снаряда, сбившим всех офицеров с их неустойчивой позиции за борт.
Капитан 2-го ранга Стивен Тайс, командир эсминца US NAVY «Майкл Мерфи», принужденно прописавшегося на дне Атлантики, оказавшись в совершенно пустой и темной стальной каюте, сразу подумал, что японцы сделали это намеренно, в кровожадном азиатском желании помучить своего пленника.
До него долетали отголоски выстрелов орудий и, возможно, попадания чем-то в линкор. Однажды хорошенько тряхнуло, и он предположил удар торпеды. Но проклятый громила даже не поперхнулся гудел, вибрировал силовыми установками, работа которых особо ощущалась здесь в глубоком трюме.
Вскоре от холода его колотила мелкая дрожь, но все попытки достучаться в рубочную дверь не увенчались успехом. Он слышал только топот пробегавших мимо матросов, изредка голоса, но никто даже и не подумал остановиться.
Он словно кот, мостящийся на новом месте, ползал во тьме, пытаясь согреться, пока случайно не обнаружил, что одна из стен теплее, чем другие.
«Вероятно, за переборкой проходит тепломагистраль от одной из котельных корабля», здраво рассудил он и, скрючившись калачиком, прижался к спасительному теплу.
Следующие часы тянулись в полусонном, полубредовом состоянии, когда человек теряет понимание, где сон, где явь, а где его домыслы и фантазии. До него доносились глухим эхом грохот, гул двигателей и рабочая суета экипажа. Иногда он ощущал смену курса и крены корабля.
О нем, скорее всего, забыли, как о ненужной и бесполезной вещи. Никто не думал его поить и кормить, хотя он и сам не очень того желал. Скорее наоборот.