А теперь представьте себе дюжину видов обезьян, живших группами в Африке примерно 10 миллионов лет назад. Думайте об этих видах как о соседних областях в пространстве всех возможных украшений и способов ухаживания. А теперь пусть на каждый вид начнет свободно действовать убегающий половой отбор. Среди особей одного вида может распространиться предпочтение к мощным мускулам, и такие обезьяны превратятся в горилл. У другого вида может появиться пристрастие к постоянному сексу так появятся бонобо (раньше их называли карликовыми шимпанзе). Третий вид обезьян обратит внимание на развитый творческий интеллект и превратится в нас.
В зависимости от вашей научной философии вы сочтете непредсказуемость убегания либо его сильной стороной, либо его недостатком. Сильной стороной если вы ищете эволюционный процесс, который мог бы объяснить, почему развитие близкородственных видов может пойти по абсолютно разным путям. Недостатком если вы ждете от эволюции предсказуемости и предопределенности, если вы хотите получить от нее точные объяснения, почему у одного вида обезьян развился творческий интеллект, а у других нет. Конечно, если вы считаете, что эволюцию нашего разума направлял лишь естественный отбор отбор, нацеленный на повышение способности вида к выживанию, детерминистская позиция понятна и уместна. Но если вы допускаете, что на эволюцию разума мог влиять убегающий половой отбор, не стоит ждать от нее предсказуемости и предопределенности.
Если движущей силой нашей эволюции был такой непредсказуемый процесс, как убегание, можно даже не надеяться получить однозначные ответы на вопросы в духе почему мы, в отличие от шимпанзе, приобрели творческий интеллект и язык? или почему мы первый вид на Земле, обладающий высокоразвитым сознанием?. Это как если бы победитель лотереи спрашивал, почему он выиграл. Зато мы можем спросить: каковы адаптивные функции человеческого творческого интеллекта, языка и морали? и они появились в результате отбора на выживание, полового отбора или как-то иначе?. Рассматривая приспособление, мы все же можем пытаться объяснить, почему оно приобрело в ходе эволюции те свойства и функции, которыми обладает сейчас. Но объяснить, почему оно возникло именно там и тогда, в той линии, а не в другой, нам вряд ли удастся.
Почему убеганием нельзя в полной мере объяснить происхождение человеческого ума
На первый взгляд кажется, что скорость и творческий потенциал процесса убегания именно то, что нужно для объяснения эволюции человеческого разума. Объем мозга наших предков увеличился в три раза всего за два миллиона лет. С точки зрения макроэволюции это очень быстро гораздо быстрее, чем в любой другой линии. Музыка, изобразительное искусство, язык, юмор, интеллект все появилось в этот период взрывного роста. В геологических масштабах наш ум развился стремительнее, чем свечение от ядерного взрыва в масштабах человеческих.
Однако понятие скорости в эволюции относительно. На самом деле развитие нашего разума шло слишком медленно, чтобы его можно было объяснить единственным эпизодом убегания. Два миллиона лет все-таки очень долгий срок; за это время даже у таких медленно размножающихся обезьян, как мы, успевает смениться 100 тысяч поколений. За весь этот срок масса нашего мозгового вещества увеличилась почти на килограмм, то есть мозг прибавлял примерно по одной сотой грамма за поколение. Убегание, будь оно устойчивым и продолжительным, действовало бы гораздо мощнее. Если предположить, что наследуемость и изменчивость размеров мозга умеренны, убегание увеличивало бы массу мозга, по моим подсчетам, как минимум на один грамм за каждое поколение. Причем эта грубая оценка предполагала самое слабое давление полового отбора из отмеченных у других видов в дикой природе. Если эта оценка верна, тогда единственный случай устойчивого убегания обеспечил бы в 100 раз более быстрое развитие мозга, чем наблюдалось в нашей эволюции. Размер мозга утроился бы за 20 тысяч лет, а не за два миллиона.
Как прямоточный воздушно-реактивный двигатель, убегающий половой отбор стремится развить скорее максимальную, чем минимальную скорость. Он просто не может идти медленно. Это одна из причин, почему простое убегание плохо объясняет эволюцию человеческого мозга. По сравнению со сверхзвуковой скоростью убегания, эволюция нашего мозга это послеобеденная прогулка по парку воскресным днем. Если скоростной аргумент подрывает теорию убегающего мозга, то он подрывает и все остальные теории, в основе которых лежит идея положительной обратной связи. Процессы, которыми пытались объяснить происхождение разума Уилсон, Докинз, Хамфри, Уайтен и Александер, тоже идут слишком быстро.
Проблема скорости решается, если предположить, что эволюция человеческого мозга, как эволюция практически всего, шла рывками, с непостоянной скоростью. Были короткие периоды относительно быстрого развития, когда факторы давления отбора направляли его в определенную сторону, и были длинные периоды покоя, когда отбор лишь поддерживал текущее состояние, отсеивая мутации. Судя по ископаемым находкам, мозг увеличивался несколькими стремительными рывками. Переход от 450-граммового мозга австралопитека к 600-граммовому мозгу Homo habilis был одним из таких рывков (хотя Homo habilis уже не считается нашим прямым предком). Итогом другого рывка 1,7 миллиона лет назад стал 800-граммовый мозг раннего Homo erectus. Еще несколько рывков, вероятно, произошло в течение следующего миллиона лет. Благодаря очередному рывку появился 1200-граммовый мозг архаичного Homo sapiens, а в результате последнего, примерно 100 тысяч лет назад, мозг набрал современные 1300 граммов. Каждый рывок кажется очень быстрым в масштабе геологического времени, однако за один такой период успевали смениться сотни и тысячи поколений этого более чем достаточно для формирования признаков под давлением стандартных факторов отбора. Пока у нас недостаточно палеонтологических данных, чтобы сказать, что лежало в основе этих преобразований стремительный процесс, подобный убеганию, или же обыкновенный отбор на выживание.
Итак, что мы имеем? Единственный эпизод убегания не может объяснить два миллиона лет эволюции человеческого мозга, потому что такой процесс был бы слишком быстрым и кратковременным. Взамен мы можем предположить, что это был многошаговый процесс, где каждый этап взрывного увеличения мозга был связан с отдельным эпизодом убегания. Правда, возникает вопрос, почему в ходе всех таких эпизодов мозг увеличивался, а не уменьшался. Ведь бывает так, что убегающий половой отбор поддерживает наиглупейшее поведение, которое только может обеспечить самый крошечный мозг. Несмотря на то что глупость мешает выживанию, эволюция может порождать очень неуклюжих и тупых животных лишь бы эти черты были привлекательны для противоположного пола. Убегание не обязательно должно действовать в каком-то определенном эволюционном направлении, оно может как повышать, так и понижать степень выраженности признака. Поэтому оно мало подходит для объяснения многоэтапного прогрессивного развития.
Другое возможное решение проблемы скорости забыть об ископаемых мозгах и сосредоточиться на умственных способностях современных людей. Мы не знаем, когда появились творческие способности, искусство и язык. Возможно, все это возникло одновременно около 100 тысяч лет назад, вместе с появлением современных Homo sapiens. Некоторые археологи даже считают, что все эти способности развились 35 тысяч лет назад в результате одного эпизода взрывного развития, который получил название верхнепалеолитическая революция. Эта вспышка могла быть связана с единственным случаем убегания, который затронул несколько тысяч поколений и превратил гоминид с крупным мозгом, но не слишком развитым интеллектом, в умных и разговорчивых людей. Более ранние эпизоды увеличения мозга могли происходить по другим причинам. Возможно, ключевым событием перехода разума к современному состоянию была реорганизация мозга, а не простое увеличение его размера. Хотя перестройку мозга особо не отследить по ископаемым черепам, она могла значить для человеческой психики гораздо больше, чем все предыдущие эпизоды роста мозга. Возможно, эта перестройка произошла в результате убегающего полового отбора на относительно поздних этапах человеческой эволюции.
Однако эта теория не объясняет, почему мозг наших предков несколько раз увеличивался еще до того, как появился наш вид. Мне кажется, что это ступенчатое развитие не случайно, и его лучше объяснить, чем игнорировать. Обычное убегание в качестве объяснения не подходит, поскольку для него не характерно однонаправленное движение в сторону увеличения размеров украшения, его затратности и сложности. Проблемы с убеганием не ограничиваются его космической скоростью, гораздо более фундаментальное затруднение его нейтральность: вряд ли убеганием можно объяснить многоэтапный однонаправленный процесс, длящийся миллионы лет. В следующей главе я расскажу о другом механизме полового отбора, который гораздо лучше подходит для обеспечения подобного устойчивого прогресса в одном направлении.
Убегание порождает большие межполовые различия
Есть у теории убегающего мозга и другая проблема: убегание по любому признаку, на который действует половой отбор, должно порождать ярко выраженные межполовые различия. Хвосты павлинов гораздо пышнее, чем хвосты пав. Если человеческий мозг утроился в размерах в ходе убегающего полового отбора, это должно было коснуться только мужчин. Масса мужского мозга достигла бы 1400 г, а женщинам приходилось бы довольствоваться 500 г как человекообразным обезьянам. Но ведь это не так. Средняя масса мужского мозга 1440 г, а женского 1250 г. Если оценивать размер мозга относительно размеров тела, разница между мужчинами и женщинами сократится до 100 г. Разница в 8 % это больше, чем предсказывают теории, вообще не учитывающие межполовые отношения, например, уилсоновская теория петли положительной обратной связи между мозгом и культурой или теория макиавеллиевского интеллекта. Но эта разница гораздо меньше, чем предсказывает теория убегающего мозга.
То же и с творческим интеллектом: если он появился в результате убегающего полового отбора, IQ у мужчин должен быть намного выше, чем у женщин. Кое-какие различия по некоторым когнитивным способностям между мужчинами и женщинами действительно наблюдают, но они очень небольшие, и некоторые из них в пользу мужчин, а некоторые в пользу женщин. Но нет никаких межполовых различий по общему интеллекту (в оценочных методиках фигурирует как фактор общего интеллекта, g), под измерение которого заточены IQ-тесты. Наиболее полный и качественный анализ этой темы можно найти в книге Артура Дженсена Фактор g (The G Factor), которая вышла в 1998 году. Дженсен приходит к такому заключению: Разница между полами по психометрическому показателю g либо вообще не выявляется, либо не имеет выраженного направления, либо она несущественна. Мужчины и женщины в среднем одинаково успешно справляются с самыми надежными из IQ-тестов, разработанными специально для оценки g-фактора: к ним относятся, например, стандартные прогрессивные матрицы Рейвена тест на абстрактное символическое мышление. У мужчин регистрируется чуть большее разнообразие по IQ: среди них больше как гениев, так и идиотов. Однако эта вариабельность в тестовых баллах, судя по всему, не свидетельствует о реальных различиях по g-фактору. Отсутствие межполовых различий по общему интеллекту противоречит теории убегающего мозга, согласно которой человеческий разум развился в результате полового отбора, действующего на самцов.