Хозяйка старого дома - Елена Александровна Обухова 18 стр.


В Шелково, когда он садился в автобус, вовсю сияло солнце, как будто природа и не заметила, что наступила осень. Зато здесь, в Грибово, небо затягивали серые облака, и пронизывающий холодный ветер набросился на него сразу, как только он вошел во всегда открытую калитку Триумфальной арки. Витю ударило резким порывом, словно кто-то попытался остановить его. Ну, нет, не выйдет! Он на это не купится.

Выпитые в дороге для смелости и куражу пол-литра пива уже просились наружу, и Витя не стал отказывать себе в удовольствии: помочился прямо на порог беззубого рта главного входа усадьбы. Где-то предупреждающе каркнула ворона, но Витя только поднял вверх средний палец, сам не зная, кому его показывает. А всем! Кто бы ни пытался его остановить, не выйдет у них. Он за Ирку отомстит, даже если сам тут сгинет!

Нет, конечно, он не собирался на полном серьезе класть собственную голову на алтарь мести, но так мысленный посыл звучал красивее.

В глубине дворца даже днем было темновато. Особенно днем пасмурным. Так что пришлось сразу включить фонарь. И травмат Витя заодно достал, чтобы его не застали врасплох, хотя предполагал, что мертвая стерва вполне может появиться ближе к ночи. Ничего, он подождет. Главное быть начеку.

Витя обошел весь первый этаж, чтобы сориентироваться. Нашел место, где видел мертвую девицу в прошлый раз, посмотрел, откуда и куда она могла идти. Ничего не понял. Вспомнил, что тот хлыщ говорил про портрет, спрятанный где-то в подвале. А ведь если найти портрет еще при свете дня и расстрелять его, а потом полить для верности святой водой, то Настасья, кем бы или чем бы ни была, наверняка сдохнет окончательно Особенно если потом его еще и сжечь.

Та часть легенды, в которой говорилось, что портрет не раз пытались уничтожить, как-то ускользнула от внимания Вити, поэтому, воодушевившись этой идеей, он принялся искать вход в подвал. Их нашлось даже два, но оба оказались завалены каким-то крупногабаритным мусором, их лестницы частично обрушились. В общем, полезешь шею свернешь.

Угробиться в проклятой усадьбе настолько бездарно Вите точно не хотелось, поэтому в подвал он не полез. Еще немного побродил по первому этажу, нашел достаточно надежную на вид лестницу на второй, залез туда, но там не задержался. Здесь обрушившаяся крыша никуда не давала пройти, к тому же где-то внизу послышались голоса и, кажется, даже шаги.

Угробиться в проклятой усадьбе настолько бездарно Вите точно не хотелось, поэтому в подвал он не полез. Еще немного побродил по первому этажу, нашел достаточно надежную на вид лестницу на второй, залез туда, но там не задержался. Здесь обрушившаяся крыша никуда не давала пройти, к тому же где-то внизу послышались голоса и, кажется, даже шаги.

Витя поторопился спуститься обратно на первый этаж, прислушался. Где-то хлопнула дверь, или по крайней мере ему так показалось. Возможно, даже внизу, в том самом подвале, в который нет входа. Если только это собственное воображение не шутит с ним. Он где-то слышал, что в таких вот «заброшках», как их называли в сети, очень быстро едет крыша и чудится то, чего нет и в помине. Так воздействует на психику вид некогда жилого, а теперь разрушенного и заброшенного места. Словно мозг запускает какую-то секретную программу, подсознательно пытается «оживить» мертвое место.

Вот и снова ему послышалось чье-то затрудненное дыхание совсем рядом, словно человек стоял у него буквально за спиной! Витя резко обернулся, дернул фонарик в разные стороны, вскидывая руку с травматом, готовый выстрелить в любого, но никого позади не оказалось. А пару секунд спустя до него дошло, что это его собственное дыхание так странно отразилось эхом в мрачной громадине.

Витя нарочито громко рассмеялся, пытаясь доказать самому себе, что происходящее его только забавляет, ничуть не пугает. Возможно, ему это даже удалось бы, если бы внизу снова что-то не стукнуло, заставив подпрыгнуть на месте и еще раз обернуться.

 Да что ж за  пробормотал он, добавив к высказыванию пару грубых банальностей.

Пройдя еще немного по пустым коридорам, он опять оказался в том месте, где в воскресенье мелькнула в дверном проеме мертвая Настасья. Вот прямо в том проеме, впереди, и мелькнула!

Витя резко вытер лоб рукой, сжимавшей травмат, покрепче стиснул в другой руке фонарик и шагнул вперед. Сначала резко, дерзко, ведь он здесь уже был и ничего не нашел, но потом замедлился, непроизвольно оттягивая момент, когда надо будет снова выглянуть в коридор. По закону жанра фильмов ужасов там его теперь должна была поджидать мертвая девица и тут же атаковать, разинув пасть

Однако коридор опять оказался пуст. И в одном направлении, и в другом. Звуки тоже стихли. Витя постоял, прислушиваясь, потом опустил луч фонаря на пол, ища непонятно чего. И нашел. Заметил не сразу, но вдруг осознал, что в пыли и грязи пола протоптан путь к плотно закрытой двери. Дверей во дворце в принципе сохранилось не так много, а таких, чтобы были закрыты,  и вовсе почти не встречалось.

Витя медленно приблизился к ней, осторожно толкнул. Дверь с тихим скрипом отворилась, пуская его в небольшую комнату. Здесь протоптанная в пыли дорожка продолжалась, пересекала комнату и упиралась в стену.

Сердце забилось чаще, и снова дыхание стало таким громким и тяжелым, что показалось чужим. Витя с трудом сглотнул: горло вдруг пересохло, отчаянно захотелось промочить его порцией нового холодного пивка Вот плюнуть бы на всю эту чертовщину, выбраться наружу, вернуться в Шелково и просто взять пивка, посидеть с Максом и его тупой, как пробка, бабенкой.

Но Витя не мог плюнуть на убитую Ирку. Что, если протоптанная дорожка осталась тут с ее визита? Призраки ведь не могут ничего протоптать. Разве что Настасья все же зомбак

В усадьбе и конкретно здесь, в этой комнате, было очень холодно, холоднее, чем на улице, но Витя чувствовал, как под курткой покрывается потом. И по виску вдруг стекла щекотная капля. Это, наверное, потому что сердце бьется так, как будто он пробежал пару километров.

В стене, там, где исчезала протоптанная в пыли дорожка, оказалась потайная дверь. Вблизи она выглядела не такой уж потайной, но раньше ее определенно пытались прятать: она почти сливалась со стеной. Стоило ее открыть, как другая дверь, та, что осталась за спиной, с грохотом захлопнулась.

«Сквозняк»,  сказал себе Витя. Возможно, именно этот хлопок он и слышал, когда спустился сверху.

За дверью начинался узенький потайной ход, который привел его сначала в коридор, а потом и на лестницу. По ней можно было и на второй этаж подняться, и спуститься в подвал.

После секундного колебания Витя все же принялся спускаться. Он ведь хотел попасть в подвал? Вот прекрасная возможность, нормальная надежная лестница.

Внизу стало еще темнее: сюда не проникал никакой свет с улицы, а потому источником его служил только фонарь. Подвал выглядел таким же ветхим и путанным, как и помещения наверху, только потолок здесь был гораздо ниже, как и температура.

После секундного колебания Витя все же принялся спускаться. Он ведь хотел попасть в подвал? Вот прекрасная возможность, нормальная надежная лестница.

Внизу стало еще темнее: сюда не проникал никакой свет с улицы, а потому источником его служил только фонарь. Подвал выглядел таким же ветхим и путанным, как и помещения наверху, только потолок здесь был гораздо ниже, как и температура.

Каждый шаг давался с трудом. Желание плюнуть и свалить возросло многократно, но Витя все равно медленно брел по лабиринту, припоминая и опасения Юли насчет перекрытий, и слова того парня о потайной комнате, где хранится портрет. Найти бы ее скорее и дело с концом! Не может же подвал быть таким же огромным, как и само здание? Кому он такой нужен?

Витя заглянул в один закуток и обнаружил там бывший винный погреб, в другом, вероятно, когда-то хранилась провизия, а третий снова оказался закрыт дверью. Витя толкнул ее, скользнул лучом фонаря по стенам и едва смог выдохнуть, пробормотав:

 Охренеть

Он сделал шаг вперед, подошел к противоположной стене и протянул руку, желая потрогать, убедиться, что ему не мерещится.

Стремительное движение у себя за спиной он не заметил.

Глава 10

7 сентября 2016 года, 09:05

г. Шелково, Московская область

Формально занятия в колледже начинались ровно в девять, но Анисимов всегда опаздывал на первую пару минут на пятнадцать. Точнее строго на пятнадцать минут, называя это допустимым академическим опозданием. К этому давно все привыкли, поэтому многие студенты тоже собирались в аудитории ближе к четверти десятого.

Юля же обычно приходила вовремя, занимала любимое место в третьем ряду (достаточно далеко, чтобы не чувствовать себя нос к носу с преподавателем, и достаточно близко, чтобы все видеть, слышать и не отвлекаться) и спокойно дожидалась, пока соберутся остальные.

Но сегодня припозднилась даже она: влетела в аудиторию в начале десятого и только потом вспомнила, у кого первое занятие. Увидев, что преподавателя еще нет, а студенты только собираются, она резко выдохнула и шлепнулась на первый попавшийся стул, чтобы отдышаться.

Юля по-прежнему плохо спала, а потому по утрам вставала тяжело и первые пару часов пребывала в состоянии зомби. Вот и забыла, что сегодня можно было так не бежать. Она уже собиралась пересесть на свое обычное место, когда неожиданно заиграла мелодия входящего вызова.

Телефон заговорил сдержанным, но морозным голосом менеджера с работы:

 Юля, доброе утро. А почему ты еще не на работе? Ты заболела? Если так, то нужно было предупредить

Успокоившееся было сердце снова встрепенулось и зачастило в груди. Ну да, первое занятие у Анисимова, значит, среда первый день их общей смены. Но сегодня на работу должна была выйти Ирка Юля едва не ляпнула это в трубку, но успела остановить себя. Ирки больше нет, поэтому теперь все рабочие дни ее, по крайней мере, пока она не найдет себе другую напарницу.

 Я я сейчас буду, простите,  пробормотала она, уже снова закидывая сумку на плечо и вскакивая со стула.  Немного опаздываю просто, но через пять минут буду!

Через пять, конечно, не будет. Это до колледжа она долетела за пять, а магазин находится дальше, даже очень бодрым шагом с переходом на бег здесь как минимум минут десять.

Но хуже всего, конечно, то, что ей работать два дня подряд, сменами по двенадцать часов, а потом через два дня снова И когда она будет учиться? Конечно, на последнем курсе в их колледже работают уже почти все, но как правило по половине ставки, а не по целой. Эдак можно до конца учебного года и не дотянуть, с таким-то графиком!

Назад Дальше