Через некоторое время актеры наелись досыта. Они так обожрались, что глаза у них полезли на лоб. Они еле двигались. Они сказали, что теперь они, наверно, с неделю ничего не смогут проглотить. Они медленно убирали со стола. Переваливаясь, они прошли на кухню и там выкинули фунтов тридцать недоеденной пищи в мусорный ящик.
Публика сходила с ума.
Когда Дон с приятелями вышли из кино, к ним стали приставать гуманоидные проститутки и предлагать им и апельсины, и яйца, и молоко, и масло, и орехи. Разумеется, никаких таких вкусностей у проституток и в помине не было.
Гуманоиды предупредили Дона, что, если он пойдет к одной из них, она приготовит ему ужин из нефти и каменного угля и сдерет чудовищную плату.
И пока он будет есть, она ему будет нашептывать всякие сальности про то, какая это сочная и свежая еда, хотя все это было сплошной липой.
Глава шестая
Двейн Гувер посидел часок в машине на своем незастроенном участке, слушая радио из Западной Виргинии. Ему сообщили, как лучше застраховать свое здоровье, откладывая несколько пенсов в день. Ему сообщили, как лучше пользоваться машиной. Ему сообщили, как бороться с запорами. Ему предложили Библию, в которой слова, доподлинно сказанные Создателем или Христом, выделены красным шрифтом. Ему предложили купить комнатное растение, которое будет привлекать и пожирать в его доме всех насекомых разносчиков инфекции.
Глава шестая
Двейн Гувер посидел часок в машине на своем незастроенном участке, слушая радио из Западной Виргинии. Ему сообщили, как лучше застраховать свое здоровье, откладывая несколько пенсов в день. Ему сообщили, как лучше пользоваться машиной. Ему сообщили, как бороться с запорами. Ему предложили Библию, в которой слова, доподлинно сказанные Создателем или Христом, выделены красным шрифтом. Ему предложили купить комнатное растение, которое будет привлекать и пожирать в его доме всех насекомых разносчиков инфекции.
И все это откладывалось в памяти Двейна на случай, если что-нибудь ему понадобится. У него в голове много чего накопилось.
Пока Двейн сидел в одиночестве, старейшая жительница Мидлэнд-Сити умирала в городской больнице, в конце бульвара Фэйрчайлд, примерно в девяти милях от Двейна. Звали ее Мэри Янг. Ей было сто восемь лет. Она была черная. Родители Мэри Янг были черными рабами в штате Кентукки.
Между Двейном Гувером и Мэри Янг существовала некоторая отдаленная связь. Когда Двейн был маленький, Мэри несколько месяцев стирала белье в его семье. Она рассказывала ему всякие истории из Библии и всякие истории про рабов. И она ему рассказала про публичную казнь одного белого: его повесили в Цинциннати у Мэри на глазах, когда она была совсем девчонкой.
Черный врач в городской больнице наблюдал, как Мэри умирает от воспаления легких.
Врач ее не знал. Он всего неделю как появился в Мидлэнд-Сити. Он даже не был американцем, хотя и окончил Гарвардский университет. Он был из племени индаро. Он был родом из Нигерии. Звали его Сиприан Уквенде. Он не чувствовал никакой родственной связи с Мэри или с другими черными американцами. Он чувствовал свое родство только с племенем индаро.
Умирая, Мэри была так же одинока на всей нашей планете, как и Двейн Гувер, как и Килгор Траут. Потомства она не завела. Ни друзей, ни родных при ней сейчас не было. Потому свои последние слова на земле она сказала Сиприану Уквенде. У нее не оставалось сил привести в движение голосовые связки. Она могла только беззвучно шевелить губами.
И вот что она сказала в свой смертный час: «Ох, ох-ох»
Как и все земляне перед смертью, Мэри Янг разослала смутные напоминания о себе всем, кто ее знал. Она выпустила маленькое облачко телепатических мотыльков, и один из них коснулся щеки Двейна Гувера в девяти милях от нее.
Двейн услыхал усталый голос где-то сзади, хотя там никого и не было. Голос сказал Двейну: «Ох, ох-ох»
Вредные вещества в мозгу Двейна заставили его завести машину. Он выехал с незастроенного участка и медленно поехал по Юнион-авеню, параллельно автостраде.
Он проехал мимо своего главного предприятия, «Парка понтиаков у Одиннадцатого поворота», и повернул к гостинице «Отдых туриста». Двейну Гуверу принадлежала третья часть гостиницы его совладельцами были ведущий одонтолог Мидлэнд-Сити доктор Альфред Маритимо и Билл Миллер, занимавший множество постов и, между прочим, пост председателя комиссии, выпускавшей на поруки при исправительной колонии для взрослых в Шепердстауне.
Двейн поднялся по черной лестнице гостиницы на крышу, никого не встретив по дороге. Светила полная луна. Две полные луны. Новое здание Мидлэндского центра искусств имени Милдред Бэрри прозрачный полый шар на подпорках было освещено изнутри и походило на полную луну.
Двейн посмотрел вниз, на спящий город. Тут он родился. Первые три года жизни он провел в сиротском приюте в двух милях от того места, где он сейчас стоял. Тут его усыновили, тут он потом учился.
Двейну принадлежали не только парк «понтиаков» и треть гостиницы, но и три закусочных, пять автоматических моек для машин, и еще он был совладельцем летнего кинотеатра на Сахарной речке, радиостанции «Вест Мидлэнд-Сити» и поля для игры в гольф «Три дальних клена», а также имел тысячу семьсот акций акционерной компании «Бэрритрон» местной фирмы электронного оборудования. Ему принадлежали десятки незастроенных участков. Он был одним из директоров мидлэндского отделения Национального банка.
Но сейчас Мидлэнд-Сити показался Двейну незнакомым и жутким. «Где я?» сказал Двейн.
Он даже забыл, например, что его жена Селия покончила с собой, наглотавшись «Драно» смеси поташа и алюминиевого порошка, предназначенной для прочистки канализации. Селия забурлила внутри, как небольшой вулкан, так как она была набита теми же веществами, которые обычно засоряли канализацию.
Двейн даже забыл, что его единственный ребенок, его сын, вырос и стал известным гомосексуалистом. Звали его Джордж, но все называли его Кролик. Он играл на рояле в новом коктейль-баре в гостинице «Отдых туриста».
«Где я?» сказал Двейн.
Глава седьмая
Килгор Траут зашел облегчиться в мужскую уборную в нью-йоркском кино. Около вертушки с полотенцем висела реклама. Рекламировалось заведение для массажа под названием «Гарем султана». Такие массажные заведения были интересным новшеством в Нью-Йорке. Мужчины ходили туда, чтобы фотографировать голых женщин, давать себя массировать и вообще развлекаться повсякому.
Ничего себе, веселая житуха, сказал Килгор Траут. А на кафеле, возле вертушки с полотенцем, карандашом было написано:
Траут обшарил карманы, ища карандаш или перо. Он мог ответить на этот вопрос. Но писать ему было нечем, не нашлось даже обгорелой спички. Пришлось ему оставить вопрос без ответа. Но вот что он написал бы, если б было чем писать:
«Быть глазами, ушами и совестью Создателя вселенной, дурак ты этакий!»
Возвращаясь на свое место в кинозале, Траут стал играть воображать себя глазами, ушами и совестью Создателя вселенной. Он начал посылать телепатические доклады Создателю вселенной кто бы Он ни был. Он доложил Ему, что уборная при кинотеатре чистая, как стеклышко. «А ковер у меня под ногами мягкий, новый. Наверно, из какой-то чудо-ткани. Он синий. Вам понятно, что такое синий?» И так далее.
Когда Траут вошел в кинозал, там уже зажгли свет. Публики не было, остался только администратор, он же уборщик, он же билетер и вышибала. Администратор выметал сор из прохода между стульями. Это был немолодой белый человек.
Кончилось развлечение, дедушка, сказал он Трауту. Пора по домам.
Траут не возражал. Но и сразу не ушел. Он стал рассматривать покрытый зеленой эмалевой краской стальной ящик на задней стенке кинозала. В этом ящике содержался проектор, звуковая аппаратура и пленка. От ящика шел провод к штепселю на стене. В передней стенке ящика была дырка. Из этой дырки и выходил фильм. Сбоку ящика был обыкновенный выключатель. Вид у него был такой:
Трауту стало интересно: ведь достаточно было включить ток и на экране снова начнутся всякие скабрезности.
Спокойной ночи, дедушка! сказал администратор многозначительно. Траут неохотно отошел от аппарата. И вот что он сказал швейцару:
Какая полезная машинка и как ею легко управлять!
Уходя из кино, Траут послал телепатическое сообщение Создателю вселенной сейчас он служил Ему глазами, ушами и совестью: «Направляюсь на Сорок вторую улицу. Что Вам известно о Сорок второй улице?»
Глава восьмая
Траут вышел на тротуар Сорок второй улицы. Место было опасное. Да и весь город был опасным из-за всяких химикалий и неравномерного распределения богатств и так далее. Многие люди походили на Двейна: они вырабатывали в своем теле всякие вещества, вредные для их мозгов. Но в этом городе были еще тысячи тысяч людей, которые покупали всякие химические гадости и глотали их, нюхали или впрыскивали себе в вены при помощи вот таких штуковин:
Некоторые вводили их через отверстия в заднице. Отверстие в заднице имеет такой вид:
Люди шли на такой страшный риск, вводя всякие химикалии в свое тело, потому что им хотелось улучшить свою жизнь. Жили они в безобразных условиях, и от этого им приходилось делать всякие безобразия. Ни шиша у них не было, так что улучшить окружающие условия они никак не могли. Вот они и шли на что угодно, стараясь как-то украсить хотя бы свою внутреннюю жизнь.
Результаты пока что были катастрофические: самоубийства, грабежи, разбой, безумие и так далее. Но на рынок выбрасывались все новые и новые химикалии. В двадцати шагах от того места, где проходил Траут, лежал без сознания четырнадцатилетний белый мальчик. Он проглотил полпинты нового растворителя для краски, поступившего в продажу только накануне. Кроме того, он проглотил две пилюли, предназначенные для предотвращения выкидышей у рогатого скота от заразной болезни, так называемой «болезни Банга».
Траут просто окаменел, выйдя на Сорок вторую улицу. Такой жизнью, как я ему придумал, и жить не стоило, но я ему дал еще и железную волю к жизни. На планете Земля это было обычное сочетание.
Администратор кинотеатра вышел за ним и запер двери.
Две молодые черные проститутки вдруг появились ниоткуда. Они спросили администратора и Тра-ута, не желают ли они поразвлечься. Были они веселые, бесстрашные, потому что только полчаса назад съели целый тюбик норвежской мази от геморроя. У тех, кто изготовлял это лекарство, и в мыслях не было, что его можно есть. Оно было предназначено для смазывания геморроидальных шишек.
Девочки были из деревни. Они родились на юге этой страны, где их предками пользовались как сельскохозяйственными машинами. Но теперь белые фермеры больше не употребляли сельскохозяйственного инвентаря, сделанного из плоти и крови, потому что машины из металла были и надежнее, и дешевле, и довольствовались еще более простым жильем.