В комнате становится совсем тихо, и я ощущаю незнакомое желание заполнить эту тишину словами:
Мне нравилось наблюдать за Рэйзором, как он начинал ценить в Куинн то, что было нетипичным. Она худая и молчаливая. Совсем не амазонка. Ее достоинства в мелочах: она наблюдательна, доверяет самой себе, не сомневаясь. И я хочу убедиться, что это не упустят. В книге много действий и жестокости, но Рэйзор не строит иллюзий насчет нее, когда она только учится драться. Его поражает, когда она выясняет, как ему противостоять.
Я смотрю на Бенни. Сейчас я говорю максимально откровенно о своей книге, и на его лице ясно читается удивление.
Сколько тебе было лет, когда ушла мама? догадывается Остин. Он разговаривает со мной так, будто в комнате больше никого нет, и из-за тишины легко представить, что это на самом деле так.
Двенадцать. Сразу после того, как папа вернулся из Афганистана.
Комната, кажется, погрузилась еще в большее безмолвие, и Остин тяжело вздыхает: «Блин, это дерьмово».
Я наконец смеюсь.
Он снова наклоняется, и его взгляд становится настойчивым, когда он говорит:
Я очень люблю эту историю. И этих персонажей. И у нас есть сценарист, который сделает из этого шедевр. Знаешь Лэнгдона Макафи?
Я мотаю головой, смущенная тем, что, мне кажется, я должна его знать, но Остин только отмахивается от меня.
Он обалденный. Спокойный, умный и организованный. И хочет писать сценарий вместе с тобой.
От неожиданности я открываю рот я буду писать сценарий! но ничего, кроме сдавленного возгласа, у меня не выходит.
Не обращая внимания на мое потрясение, Остин продолжает:
Я не хочу слишком много об этом говорить, ладно? И сам уже кивает, будто подсказывая: Я хочу, чтобы получилось все, чего ты хочешь. Наклонившись, он улыбается: Хочу, чтобы ты увидела, как твоя мечта претворяется в жизнь.
Я не хочу слишком много об этом говорить, ладно? И сам уже кивает, будто подсказывая: Я хочу, чтобы получилось все, чего ты хочешь. Наклонившись, он улыбается: Хочу, чтобы ты увидела, как твоя мечта претворяется в жизнь.
Расскажи еще разок и поподробнее, просит Оливер. Не уверен, что в первый раз ты говорила по-английски.
Он прав. Я еле дышала, с трудом соображая, какие подобрать слова, с тех пор как ворвалась, болтая без умолку, в его магазин комиксов Downtown Graffick. Оливер смотрел на меня, и его милая улыбка медленно таяла, превращаясь в замешательство, пока я фонтанировала сотнями бессвязных слов посреди магазина. Я провела два часа в дороге от Лос-Анджелеса, вися на телефоне с папой и пытаясь переварить, о чем говорили на встрече. Не то чтобы это действительно помогло, потому что, вот, пожалуйста, говорить об этом вслух в присутствии одного из важных для меня людей становится еще более сюрреалистичным.
За все те восемь месяцев, что мы дружим, не думаю, что Оливер видел меня в таком состоянии задыхающуюся и заикающуюся, на грани слез от потрясения. Я всегда гордилась собой, что я спокойная и невозмутимая даже в кругу друзей, и сейчас пытаюсь взять себя в руки, но это чертовски трудно.
Они
снимают
фильм
на основе моих детских идей.
Ладно. Я делаю большой вдох и медленно выдыхаю. На прошлой неделе позвонил Бенни и сказал, с фильмом что-то происходит.
Я думал, он только разослал
Несколько месяцев назад, перебиваю его я. Все верно. Или это была тишина перед взрывом? Потому что по дороге от его офиса к их он сказал мне, что была настоящая битва за право. Я прижимаю ладонь ко лбу: Я вспотела. Ты только взгляни на меня: я вся мокрая.
Он смотрит на меня, и его взгляд смягчается. Потом, засмеявшись, он слегка качает головой и возвращает свое внимание к только что вскрытой коробке с книгами:
Это невероятно, Лола. Просто продолжай рассказывать.
Всех сделали Columbia и Touchstone[5], говорю я. Мы были в их офисах и встречались кое с кем.
И? Глядя на меня, он вытаскивает книгу из коробки. Они были впечатлены?
Думаю, я останавливаюсь на полуслове, вспомнив, как это ощущалось, когда Остин перевел свое внимание на остальных и встреча превратилась в мешанину названий и пометок типа «внести в расписание Лэнгдона первую встречу по обсуждению сценария и посмотреть, можем ли мы к полудню предоставить Митчеллу план кассовых сборов», да. Там были пара неразговорчивых, но исполнительный продюсер Остин Адамс был по-настоящему милым. А я была так потрясена, что не знаю, сколько мне понадобится времени, чтобы к этому привыкнуть. Проведя обеими руками по волосам, я поднимаю голову вверх: Все это такое безумие. Этот фильм.
Ага, фильм, представляешь, вторит мне Оливер, и когда я поворачиваюсь к нему, вижу, как он смотрит на меня своими загадочными голубыми глазами. Он облизывает губы, и мне, пожалуй, стоит отвернуться. Он мой муж в прошлом и увлечение в настоящем, но оно всегда будет безответным: наш брак в общем-то никогда не был настоящим. Это было «что мы сделали в Вегасе».
Конечно, две другие пары, что встретились в Вегасе, наши друзья Миа с Анселем и Харлоу с Финном, сейчас счастливо женаты. Но иногда мы с Оливером, особенно когда выпьем, любим похвалить друг друга, что мы единственные, кто провернули эту свадебную ерунду в Вегасе, как нормальные люди: сначала сожаление, затем аннулирование и похмелье. И учитывая эмоциональную дистанцию, которую он всегда держит, я почти уверена, что из нас двоих он тот, кто на самом деле одобряет такое решение.
И это было не просто «о-о, нам нравится идея, давайте купим и посмотрим, что из этого можно сделать», продолжаю я. Купив, они уже знали, кто будет режиссер. И сегодня мы говорили о кастинге. У них полно больших эффектных парней, кто жаждет принять участие.
С ума сойти, бормочет он, придвигаясь ближе и внимательно глядя на меня. И если бы я не знала Оливера так хорошо, решила бы, что он смотрит на мой рот. Но я хорошо его знаю: он просто вглядывается в каждую черту моего лица, пока я говорю. Он потрясающий слушатель.
И я собираюсь совместно писать сценарий! немного задыхаясь, добавляю я, и его глаза округляются.
Лола! Лола, черт возьми.
Лола! Лола, черт возьми.
Пока я пересказываю сегодняшнюю утреннюю встречу, Оливер возвращается к распаковыванию новой партии комиксов, время от времени поглядывая на меня со своей все поглощающей легкой улыбочкой. Я думала, что за все это время научилась понимать, о чем он думает или как реагирует на что-то. Но он по-прежнему во многом мною не читаем. Лофт, в котором я живу на пару с моей подругой Лондон, находится всего в паре кварталов от магазина Оливера, и хотя я вижу его почти каждый день, бо́льшую часть времени по-прежнему ощущаю себя пытающейся понять, что он имеет в виду или что означает каждое его слово, или, например, задержавшаяся на мне улыбка. И будь я похожа на Харлоу, я бы просто спросила.
Значит, ты с нетерпением ждешь его выхода на экраны? спрашивает он. Это произошло так быстро, что мы не успели обсудить. Знаю, многие авторы не в восторге от конечного результата адаптации.
Издеваешься? восклицаю я. Как он может всерьез об этом спрашивать? Единственное, что я люблю больше комиксов, это фильмы по комиксам. Это как снег на голову, но при этом потрясающе.
А потом вспоминаю, что меня ждет e-mail с семнадцатью вариантами сценария в качестве «рекомендации», от чего накатывает легкая тошнота.
Это почти как строительство дома, говорю ему я. Но мне хочется заморачиваться вопросом вселения, а не подбирать ручки к шкафам и светильники.
Давай просто надеяться, что они не позовут Джорджа Клуни на роль твоего «Бэтмена», замечает он.
Я поигрываю бровями:
Пусть позовут мне Джорджа Клуни для всего, чего угодно, сэр.
Из-за полок появляется Не-Джо, единственный работник Оливера находящийся вечно под кайфом чувак с ирокезом, к которому мы ощущаем такие же привязанность и обожание, какие испытывает хозяин к своему домашнему любимцу.
Клуни гей. Вы же знаете, да?
Мы с Оливером не обращаем на него никакого внимания.
На самом деле, добавляю я, если эти два слова Джордж Клуни когда-нибудь включат в оксфордский словарь английского языка в качестве глагола, я тут же добавлю их в список часто употребляемых выражений.
Типа «вас когда-нибудь клунили»? предлагает Оливер.
Точно. «Мы пошли гулять, а потом нас отклунили аж до двух часов. Приятного вечера».
Оливер кивает и убирает в ящик ручки:
Наверное, мне тоже стоит добавить.
Видишь? Вот поэтому мы и дружим, замечаю я. Быть рядом с ним как находиться под дозой ксанакса[6]. Он меня всегда успокаивает. Если Джордж Клуни станет глаголом, это будет такое важное событие, что станет не важно, гей он или нет, ты тоже захочешь его использовать.
Он стопроцентный гей, уже громче заявляет Не-Джо.
Скептически фыркнув, Оливер наконец поворачивается к нему:
Я так не думаю. Он ведь женился.
Да ну? удивляется Не-Джо, облокачиваясь локтями на стойку. Но будь он таким, ты бы его все равно хотел?
Я поднимаю руку:
Да. И не сомневайся.
Я не тебя спрашивал, отмахивается от меня Не-Джо.
А кто спереди, кто сзади? уточняет Оливер. Меня отклунит Джордж Клуни или это я буду клунить?
Оливер, отвечает Не-Джо. Это же Джордж, мать его, Клуни! Его нельзя клунить.
Мы потихоньку превращаемся в идиотов, бормочу я.
Они оба не обращают на меня внимания, и Оливер наконец пожимает плечами.
Ну ладно. Да. Почему нет?
И наш IQ медленно, но верно снижается, продолжаю я.
Не-Джо делает вид, будто хватает кого-то сзади и делает несколько толчков бедрами вперед и назад.
Вот это позволишь ему?
Пожав плечами, Оливер отвечает:
Не-Джо, я и так понял, о чем мы. И также в курсе, как выглядит секс между двумя мужчинами. Я говорю, что если вдруг я буду с парнем, почему это должен быть плохой Бэтмен?
Я машу рукой у него перед лицом: «Нам нужно вернуться к той части разговора, где шла речь про мои комикс и фильм».
Оливер расслабленно поворачивается ко мне и улыбается так сладко, что у меня внутри все тает.
Точно. Это офигенно, Лола. Он наклоняет голову и взглядом синих глаз удерживает мой. Я чертовски горжусь тобой!
Я улыбаюсь и втягиваю в рот нижнюю губу, потому что когда Оливер так на меня смотрит, я не в состоянии чувствовать себя хоть немного спокойно. Но еще ужаснее брякнуться перед ним в обморок, просто мы так себя не ведем.
И как ты собираешься это отпраздновать? спрашивает он.
Я оглядываю магазин, будто ответ где-то здесь:
Потусить здесь? Не знаю. Может, стоит пойти поработать.
Ну нет, ты постоянно в разъездах и даже когда появляешься дома, вечно работаешь, возражает он.
Фыркнув, я говорю: