Эта мысль оказалась для меня разгромной. В один момент сердце испуганно сжалось, и я, что было сил рванула обратно в зал. И лишь увидев Риса, сидящего на том же месте и спокойно жующего булку, ощутила невероятное облегчение.
Быстро ты, сказал он, попивая свой кофе. Попробуй пирожок. Вкусно. И клубничный джем отменный.
Люблю клубнику, отозвалась, присаживаясь напротив. Это моя любимая ягода.
А вот я раньше не любил, улыбнувшись, признался Рис. А после встречи с тобой распробовал. Оказывается, это чудное лакомство. В меру сладкое в меру кислое. Кстати, я согрел твой кофе. Пей. Обжигающе горячий.
Кивнула, убрала крышку от стакана и сделала глоток. Напиток оказался приятным, но сорт кофе был мне не знаком. Я такой раньше точно не пробовала. Нужно будет спросить в кафе его название.
Знаешь, Делька, задумчиво прищурившись, проговорил Рис. Я столько разных людей встречал. Были среди них очень интересные экземпляры. Но ты даже на их фоне выделяешься.
Почему? спросила, наслаждаясь вкусом своего напитка. Даже булку брать не стала.
Просто такое яркое сочетание коварства, безрассудства и доброты мне никогда видеть не приходилось, с усмешкой бросил Рис. Поразительно, как ты до своего возраста дожила, и до сих пор целая и невредимая.
Как-то дожила, бросила, пожав плечами. Мне было непонятно, к чему он вообще завёл этот разговор. Давай лучше о тебе поговорим? Расскажи мне про аварию.
Про какую аварию?
Ту самую, в которой ты якобы погиб.
Ах, про эту? на его губах появилась немного грустная улыбка. Расскажу, когда дар свой подчинишь. Помнишь, мы ведь так договаривались?
Это было странно. Он ведь при пил свой кофе, но откровенничать не желает. Может, нужно ещё подождать?
Тогда про Землю расскажи, попросила я.
Красивая планета. Шесть материков, четыре океана, много морей, рек. Спутник там похож на местный. Называется Луна.
Ты там жил?
Да.
Долго?
Около двух лет.
Отец как-то рассказывал, что там были проблемы с назначением наместника, проговорила я.
Были. Потом на эту должность назначили лорда Дайрона Алишера Эргая. Моего старшего брата. Сейчас, насколько я знаю, на Земле порядок.
Так ты там с братом был? спросила, решив, что он всё-таки поддерживает отношения с семьёй.
Так ты там с братом был? спросила, решив, что он всё-таки поддерживает отношения с семьёй.
Нет, он отрицательно качнул головой.
А что ты там делал?
Не скажу, улыбнулся Рис. Маленькая ты ещё такое знать.
То есть, как не скажешь? возмутилась я, теперь уже убедившись, что гадкая сыворотка не работает. А может, нужно было больше капель в кофе добавлять?
Я тебе сейчас расскажу кое-что более интересное, проговорил Рис интригующим тоном.
Он убрал в сторону пирожки и оба наших стакана, потом приблизился ко мне и, пристально посмотрев в глаза, сказал:
Ложись.
Это прозвучало, как приказ, да только я почему-то даже не подумала возмутиться. Покорно улеглась на спину, но при этом продолжала смотреть на Риса с непониманием. А он самым наглым образом сдвинул вместе мои ноги и сел сверху. Нет, тяжести его тела я почти не чувствовала, но шевелиться не могла.
Так вот, Аделия, тоном важного лектора начал парень. Сейчас я тебе расскажу о такой штуке, которая называется «Колториум», чтобы ты знала и в следующий раз была умнее.
Как только услышала знакомое название, вздрогнула. Попыталась освободиться, но Рис поймал мои руки и зафиксировал их, прижав к полу.
Не дёргайся. Я тебе клятву давал, что ничего плохого не сделаю, бросил Рис. Хотя, надо было с тебя тоже подобную стребовать. Так вот, он снова посмотрел мне в глаза и продолжил: «Колториум» вещество без цвета, но с гадким запахом. Вкус у него, Дель, тоже паршивый. Некоторое время его использовали военные разведчики, для получения сведений от вражеских солдат. Потом его формула попала к гражданским, её многократно дополняли, улучшали, переделывали, но суть всё равно осталась той же. Многие ошибочно полагают, что «Колториум» развязывает язык, но на самом деле он просто ослабляет волю.
Зачем ты мне это рассказываешь? просила я, уже понимая, что попалась.
Для общего развития, пожал плечами парень. Ты же подлила его мне в кофе. Вот я и решил просветить тебя на счёт этого препарата.
Я не
Дель, перебил Рис. Врать эмпату очень глупая затея. К тому же, я прекрасно знаю вкус этой дряни. Как и то, что хранила ты её в боковом кармашке сумки.
Ты лазил по моим вещам?! выпалила возмущённо.
Искал запрещённый в Союзе препарат. И, заметь, нашёл, заявил Дарис. Рассказать, что сделал с ним потом?
Почему-то теперь мне стало страшно. Вспомнился странный вкус кофе и догадка пришла в голову сама собой.
Ты напоил им меня?
Да, ответил Рис. Добавил всего три капли. Но тебе их вполне хватит. А сейчас, Делечка, я продемонстрирую тебе, как работает сей препарат. Это неприятно, но не больно.
Но ты же тоже его пил!
И как понимаю, доза была куда больше, иронично скривился Рис. Но в моём случае «Колториум» почти бесполезен. А знаешь, почему? Для того чтобы он заработал, нужен сильный эмпат. Когда воля человека подавлена, на него очень просто воздействовать. И сейчас, милая клубничная девочка, ты мне сама расскажешь всё-всё, что так старательно скрываешь.
Глава 11. Тьма прошлого и просветы настоящего
На губах Риса появилась такая коварная улыбка, от вида которой я снова попыталась освободиться. Вот только эффекта это не дало. А стоило эмпату поймать мой взгляд, как желание рваться на волю мгновенно пропало. Наоборот сознание неожиданно затопила волна спокойствия и умиротворения. А ещё почему-то очень захотелось прижаться к Рису, обнять его, ощутить тепло его тела, запах кожи, вкус губ
Странно всё-таки, сказал он, наклонившись ближе и нежно коснувшись пальцами моего подбородка.
Что странно? не поняла я. На самом деле я сейчас вообще мало что понимала.
Твоё ко мне отношение. Что ты чувствуешь, когда смотришь на меня? спросил Рис.
Тепло, ответила, даже не подумав скрывать. И даже зачем-то решила пояснить: В груди будто теплее становится.
Очень интересно, задумчиво бросил Рис.
А я почему-то посчитала важным сказать:
Но иногда мне очень хочется тебя ударить.
- Ну, это я и так знаю.
На его лице появилась самодовольная улыбка, которой мне дико захотелось коснуться губами. И я даже чуть подалась вперёд, пытаясь подняться, но меня быстро уложили обратно на маты.
Почему? выпалила обиженно.
Потому что. Дарис прекрасно понял мой порыв его поцеловать.
Потому что. Дарис прекрасно понял мой порыв его поцеловать.
Тебе жалко?
Наоборот, покачав головой, проговорил парень, и это прозвучало даже как-то виновато. В другой раз, Дель. Когда ты будешь более адекватна. А сейчас давай всё-таки попробуем извлечь пользу из твоего безрассудства.
Какую ещё пользу? поинтересовалась настороженно.
Но он не ответил. И что удивило меня больше всего Рис отпустил мои руки, освободил ноги и даже сам помог мне сесть. А когда разместилась напротив него, придвинулся ближе настолько, что наши колени соприкоснулись.
Дель, мягко сказал Дарис, поймав мою руку и сжав пальцы, расскажи мне о своём детстве, о маме.
Он произнёс это так проникновенно, с таким участием и даже сочувствием, что я сдалась без боя. Да ни о каком бое даже речи не шло! Сейчас я была готова сделать всё, о чём бы он ни попросил.
Рассказать о детстве? Какая малость! Мне хотелось поведать этому замечательному человеку обо всех своих тайнах. Да я в жизни ни к кому не испытывала такого безграничного доверия! Уверена, если бы сейчас Рис попросил ему выдать пароли от моих счетов, я бы всё с радостью выложила.
О маме? переспросила, чуть нахмурившись.
Да, кивнул он. Как её звали?
Амелия, ответила я.
А как она с твоим отцом познакомилась? прозвучал очередной вопрос.
Она была молодой журналисткой. Долго уговаривала его дать ей интервью. В итоге он согласился, а после они продолжили встречаться.
Это она тебе рассказывала? уточнил Дарис.
Нет. Отец. Она умерла, когда мне было восемь, сказала я, всё так же глядя ему в глаза. Точнее, по официальной версии Амелия числится пропавшей без вести. Но я точно знаю, что её нет в живых.
Почему ты так в этом уверена?
Я только пожала плечами, опустила голову и ответила то, что даже отцу не рассказывала.
Потому что я видела
Неожиданно стало нечем дышать. Перед глазами всё поплыло. Мир словно начал покрываться чёрными размытыми пятнами. А память гадко выдала то самое жуткое воспоминание. И как я ни пыталась от него отмахнуться, у меня не получилось.
Говори, Аделия, серьёзный голос Риса прозвучал совсем рядом. Расскажи мне. Обещаю, потом тебе станет легче. Понимаю, что ты не хочешь вспоминать, но это необходимо.
Зачем? в моём тоне звучала настоящая обречённость.
Я не желала это вспоминать. Мне отчаянно хотелось просто вернуться в реальность. Отмахнуться от тех страхов, что и так преследовали постоянно. И неожиданно картинки прошлого отступили. Я снова осознала, что нахожусь в четырнадцатом тренировочном зале, что напротив сидит Рис, и что мне ничто не угрожает.
Дель, сейчас ты уже не та девочка, какой была тогда, мягким тоном проговорил эмпат. Не беги от прошлого, окунись в него. Не нужно поддаваться страху, он и так тебе много лет портит жизнь. И сейчас всё это не наяву и ты не одна, я рядом. Расскажи мне, что тебя так пугает. Выплесни это.
Я не могу.
Можешь, заявил он. Можешь, Дель.
Какое-то время мы провели в молчании. Рис смотрел на меня и, едва касаясь, поглаживал пальцами мои запястья. Он просто был рядом, и уже от одного ощущения его присутствия мне почему-то становилось легче.
Рассказать ему? Разве это что-то изменит? Увы, теперь уже невозможно что-то изменить. Станет ли хуже от того, что я поделюсь с ним грузом своих воспоминаний? Не думаю. Но почему бы не попробовать? Я ведь на самом деле никому никогда не говорила о том, что произошло в тот злополучный вечер. Даже полиции. Слишком боялась.
Мы жили на Каруте, начала, решив, что это тоже важно. В тамошней столице, в довольно приятном, спокойном районе. Мне там нравилось, но мама всё время говорила, что он убогий. Она постоянно твердила, что достойна большего, что из-за меня вынуждена влачить жалкое существование. Что если бы не я, она бы давно жила в роскоши. А как-то, вернувшись откуда-то пьяная, она вдруг разрыдалась и сказала, что если бы не беременность мной, ей бы не пришлось покидать Дитерию. Тогда она впервые заикнулась о моём отце. Призналась, что он был женат, и что именно его жена заставила её уехать. Имён она не называла, да я, собственно, и не спрашивала.