Двадцать два года назад я была взбалмошной, ужасно взбалмошной девицей. Ренволд Браунли тогда занимался продажей недвижимого имущества и не располагал особенно большим капит&лом. Оскар был его любимцем. Он берег сына и лелеял как зеницу ока. Оскару нравилась беспечная жизнь, шумные сборища, всеобщее внимание. Я работала медсестрой. С Оскаром мы встретились на какой-то вечеринке, он влюбился в меня без памяти с первого взгляда. Мы поженились. Все произошло очень быстро и, я бы сказала, лихорадочно. Так бывает только в молодости. Старик Ренволд пришел в ярость. Потому что мы с ним не посоветовались. Но думаю, он бы в конце концов смирился, если бы не дорожное происшествие. Оно спутало все карты. Мы выпили всего лишь по паре бокалов, я не была пьяна. Старик неожиданно вынырнул из-за угла на моей стороне. Я попыталась избежать столкновения, резко свернула влево. Если бы он оставался на своей стороне, все было бы в порядке, но он, перепугавшись, метнулся вбок. В результате, когда разбирали причины несчастного случая, во всем виноватой оказалась я. Я не была пьяна, а Оскар был пьян в стельку, вот почему я была за рулем. Вы не знаете, каковы тогда были порядки в Ориндж-Каунти. Сажали в тюрьму, если ты проехал со скоростью тридцать миль в час. Оскара предупредил отец, и мы сбежали из страны.
У нас все равно был медовый месяц, свадебное путешествие. Поехали мы в Австралию. И вот там меня и предали, только я узнала об этом поздно. Оскар попросил отца замять эту историю, заплатить кому нужно и сколько нужно. Но, как я потом узнала, старик сделал как раз обратное. Он разбогател, причем быстро. Оскар, как я уже говорила, был для него всем. Старик решил, что Оскара завлекла, околдовала какая-то авантюристка, отдавшись ему до свадьбы легко и не задумываясь Мы жили в чужой стране. Я работала как проклятая. Оскар вообще не мог никуда устроиться. Старик тем временем приложил немало усилий, чтобы не только не замять эту историю с дорожным происшествием, а, наоборот, чтобы добиться ордера на мой арест по обвинению в убийстве. Он не хотел, чтобы я возвратилась в Штаты. Одновременно он завел с Оскаром тайную переписку. В то время я ничего об этом не знала. Однажды, вернувшись домой, я обнаружила, что Оскар исчез. Отец перевел ему телеграфом деньги на дорогу. После случившегося я вынуждена была проработать еще несколько месяцев, потом мне пришлось уйти с работы, я родила девочку. Оскар даже не знал про ее рождение, я поклялась, что он никогда не узнает про нее. Я ненавидела его самого, его семью и все то, что составляло смысл их существования. Тогда я не знала, каково финансовое положение Ренволда К. Браунли. Но если бы и знала, ничего бы не изменилось. Я решила во что бы то ни стало сама зарабатывать на жизнь и себе, и дочери. Но вскоре поняла, что мне одной не удастся вырастить ребенка, а с другой стороны, я ни за что не хотела отдавать девочку Оскару. Епископ Меллори в то время был главой англиканской церкви, и я в жизни не встречала другого более гуманного человека. У него совершенно отсутствовало то надменно-презрительное отношение к прихожанам, которым отличаются многие проповедники Божии. Он всегда стремился помочь людям, и он помог мне. Я доверилась ему, и в один прекрасный день он пришел ко мне и сказал, что ему удалось подыскать хороший дом для Дженис. Объяснил, что эти люди не были особенно богаты, но все же достаточно обеспечены, чтобы дать Дженис приличное образование. Они настояли на том, чтобы мне не было известно, кто именно взял девочку, и чтобы я не предпринимала никаких попыток разыскать ее. Епископ Меллори вынужден был дать честное слово, что он свято выполнит оба эти условия.
И он сдержал свое обещание? спросил Мейсон.
Разумеется, сказала Джулия Брэннер.
На глазах у нее появились слезы.
В молодости мы все отличаемся безрассудством, мы совершаем поступки, не думая, что впоследствии будем о них сожалеть. Я вышла замуж, подчиняясь минутному капризу, и так же бездумно отказалась от всех притязаний на свою дочь. Как дорого я заплатила за ошибки молодости.
Ее губы задрожали, она быстро заморгала, стараясь остановить набежавшие слезы, и продолжала:
Но это ничего не меняет, я имею в виду мое раскаяние.
Она подняла голову.
Не волнуйтесь, мистер Мейсон, я не истеричка. Я с боем прокладывала себе путь в жизни. Я нарушала на своем пути не одно правило хорошего тона и за все расплачиваюсь высокой ценой. Я никогда не ныла и не жаловалась и не намерена опускать руки в дальнейшем.
Продолжайте, прошу вас.
Через несколько лет я, вернувшись в Штаты, узнала, что Ренволд К. Браунли буквально купается в деньгах, что касается Оскара, то как будто бы у него не было лишних денег, помимо тех, что считал нужным выделять ему отец. Естественно, я решила, что Оскар должен что-то сделать для меня. Я с ним связалась. С его точки зрения, я была не кем иным, как человеком, скрывающимся от правосудия. Старик упорствовал в своей неприязни ко мне. Если я вернусь в Калифорнию, меня привлекут к суду и обвинят в убийстве человека. Ох, вот тут-то я совершенно ясно увидела, что это за люди. Но что я могла сделать? Ведь я была всего лишь медсестрой, с трудом зарабатывающей себе на жизнь. Оскар каким-то образом получил развод. У Ренволда К. Браунли были миллионы. Меня ожидал арест и тюремное заключение. Я не могу сказать, что мне безумно хотелось возвратиться в Калифорнию. А тем более к Оскару. Конечно, я рассчитывала, что он постарается так или иначе урегулировать наши отношения, но руки у меня были связаны. Меня намеревались осудить не просто за вождение автомобиля в нетрезвом виде, а за убийство человека. Против меня ополчились миллионы Ренволда и его политическое положение в округе. Я понимала, у меня нет никаких шансов, я была бы непременно осуждена, потеряла бы подданство, квалификацию медсестры, а с нею возможность зарабатывать на жизнь. Во всяком случае, так я рассуждала в то время. Я была слишком напугана даже для того, чтобы проконсультироваться с адвокатом, потому что я не верила в бескорыстность и беспристрастность людей, когда им приходится иметь дело с деньгами.
Продолжайте, сказал Мейсон.
По тону его было понятно, что он очень заинтересован.
Единственное, чего я хотела, это добиться для моей дочери того, что принадлежало ей по праву. Поэтому я написала в Австралию. Преподобный Вильям Меллори стал епископом к этому времени, но и он не мог мне ничем помочь. Он сразу же напомнил мне о моем обещании и о своем собственном честном слове. Мою дочь взяли к себе люди, которые были к ней исключительно, добры, она считала их своими отцом и матерью. Эти люди настолько сильно к ней привязались, что скорее предпочли бы умереть, чем расстаться с ней. У них не было особенно больших денег, но они и не нуждались. Я узнала, что моя дочь с самого детства проявила склонность к медицине и больше всего хотела стать медсестрой. Поэтому она училась. Специализировалась на медицинскую дипломированную сестру в детской больнице. Все ее любили и уважали. Мистер Мейсон, я перевернула небо и землю, чтобы разыскать ее. Сначала я пыталась уломать епископа, давала ему всяческие обещания, но кто поверит клятвам матери, разыскивающей единственного ребенка. Я истратила все свои деньги до последнего цента на частных детективов. Но все напрасно. Они не сумели ее отыскать. Епископ Меллори умный человек, он тщательно скрыл все следы, а что-нибудь узнать у него я никак не могла. Неожиданно я получаю вот эту телеграмму от епископа Меллори. Я надеялась, что он мне все расскажет. Моя девочка теперь стала взрослой. Мне кажется, у нас нет никаких оснований скрывать от нее правду. По всей вероятности, удочерившие ее люди умерли. Но епископ ничего мне не рассказал. Он только настойчиво советовал мне повидаться с вами. Мне удалось узнать, что после смерти Оскара старику Ренволду каким-то образом стало известно, что у него есть внучка. Он поручил детективам отыскать ее. Сейчас в его доме живет девушка по имени Дженис. Но, понимаете, епископ Меллори уверяет меня, что это не настоящая Дженис. Это самый настоящий обман, подделка, мошенничество.
Она замолчала, не спуская глаз с адвоката.
Чего вы ждете от меня? спросил Мейсон.
Для себя ровным счетом ничего. Я хочу одного, чтобы вы сорвали маску с этой лжевнучки, хочу, чтобы вы разыскали мою девочку и добились того, чтобы она была признана единственной дочерью, законной дочерью Оскара Браунли.
Учтите, это может ни к чему не привести, остановил ее Мейсон. Дело в том, что Дженис не единственная внучка Ренволда, у него, насколько мне известно, есть еще внук. Поэтому старик Ренволд может спокойно лишить Дженис наследства.
Да, есть еще Филипп Браунли, но почему-то мне кажется, что Ренволд не пойдет на такую несправедливость и не обидит свою внучку. Нет, он непременно что-нибудь для нее сделает.
И это все?
Все.
Для вас ничего?
Мне не нужно ни единого цента. Не возмущайтесь, если я невзначай ругнусь, после этого мне делается легче. Вы понимаете, уж очень я обижена на эту семью. В свое время мне хорошо дали коленкой под И теперь мне остается либо плакать, либо проклинать. Лично я предпочитаю последнее.
Мейсон посмотрел на нее очень внимательно и тихо спросил:
Джулия, почему вы носите с собой пистолет?
Она инстинктивно схватила сумочку, лежащую у нее на коленях, и спрятала ее за спину. Глаза адвоката были прикованы к ее лицу.
Отвечайте!
Мне приходится возвращаться домой с работы в любое время дня и ночи. К некоторым сестрам приставали пьяные на улицах. В полиции посоветовали иметь при себе оружие.
И у вас имеется, на него разрешение?
Да, конечно.
Ну, а зачем же вы его захватили сюда?
Не знаю. Он у меня всегда находится при мне с той минуты, как я его приобрела. Он стал для меня такой же привычной принадлежностью, как помада или носовой платок. Клянусь вам, мистер Мейсон, это единственная причина.
Если у вас имеется разрешение на оружие, чуть ли не по слогам проговорил адвокат, значит, номер этого пистолета зарегистрирован в полиции. Вам это известно, не так ли?
Да, конечно.
Знали ли вы, что епископ Меллори без всякого предупреждения отплыл на «Монтери», оставив все свои вещи у себя в номере отеля «Ригал»?
Она крепко стиснула губы, потом решительно произнесла:
Я предпочитаю не обсуждать поступки и действия епископа Меллори. В конце-то концов единственный вопрос, который касается меня, это будущее моей дочери.
Когда же вы хотите, чтобы, я начал? спросил Мейсон.
Прямо сейчас!' Я хочу, чтобы вы избили этого хладнокровного дьявола так сильно, чтобы он стал умолять о помощи! Я хочу, чтобы вы доказали, что по его настоянию был выдан ордер на мой арест, дабы удерживать меня вдали от штата. Это он уговорил Оскара расторгнуть наш брак, обрек нашу дочь на жизнь у приемных родителей. Мне не нужно ни цента из его миллионов, но я хочу унизить их. Я хочу, чтобы вы заставили старого дьявола понять, что никакие деньги не смогут избавить его от ответственности за причиненное нам с Дженис зло.
Сейчас в ее глазах не было и намека на слезы. Губы у нее подергивались, лицо сильно побледнело of ненависти.
Перри Мейсон довольно долго всматривался в свою посетительницу, затем поднял телефонную трубку и сказал Делле: