Вы читали то примечательное письмо, которое отправил мне молодой Наоэ? спрашивает барсук.
Нет, конечно, не читал, да и не мог. Это ясно хозяину. Дело даже не в том, что копии получили только члены регентского и исполнительного советов. Дело в том, что сват был в дороге и его люди попросту никак не успевали передать ему текст, который прибыл в Осаку всего лишь на сутки раньше него самого.
Тогда устраивайтесь и послушайте, это стоит того. Нет, усмехается хозяин, он не испортит нам луну, даже наоборот.
Глотнуть из плошки жидкость цвета луны, порадоваться, что сват не подозревает его в глупости, не боится отравы, а значит, можно не делить с ним чайник и пить сакэ у иноземного вина нет плотности, нет запаха, нет тяжелого, горького масляного привкуса, тянущего за собой в опьянение, на дно. Это красное даже теплым пьется как вода, никакого веса. Чужое.
Вы же знаете, продолжил хозяин, я тут на днях сам направил дорогому коллеге по регентскому совету, господину Уэсуги Кагэкацу, послание: недоумение выражал. Как это так, у нас в стране, можно сказать, почти мир, наконец, даже младший Маэда на меня покушаться перестал, даже обиженные генералы за Исидой больше не гоняются. Да что там, даже вас не слышно! А в него вдруг вселилось что-то. Крепость на своей южной границе строить у меня под дверью, дороги для войск расчищать что за сон? Приехал бы, объяснился. Но господин князь, надежда и опора западной коалиции, даром что живет на востоке ровно между мной и вами, меня ответом не удостоил. Зато удостоил его старший советник и не только меня, а всех подряд.
Барсук закатил глаза, на манер театрального актера, чуть приподнял лаковую плошку и взвыл голосом благородного героя:
«Поистине жаль, что вы считаете, что мой господин, Кагэкацу, не проводит достаточно времени в Киото. Уэсуги сменили территорию всего два года назад. Если мы будем все время ездить в Киото, мы не сможем управлять провинцией. Обвинять Кагэкацу в измене на этом основании верх ошибки. Хотел бы я посмотреть в лицо тому поверхностному человеку, который распространяет эти слухи».
Когда он дошел до слов: «Как вышло, что такой тип, как Хори Хидэхару, смог оставить в дураках такого замечательного человека, как вы?» то услышал, как носик металлического чайника тычется в стенку плошки, как льется, слегка булькая, невесомая заморская жидкость. Сработало.
«Вы обвиняете нас в том, что мы закупаем оружие, но это естественное поведение для самураев с окраин. Это лучше, чем сходить с ума по идиотским чайным приборам, как обитатели столичных округов, и уж точно это не должно вызывать беспокойства
Уэсуги граничат с Хори в Этиго, с Датэ, Могами и многими иными кланами, однако только господин Хори Хидэхару из Касугаяма орет про измену, и всего лишь из-за того, что мы строим дорогу в соседнюю провинцию Вероятно, он дурак».
Тут луна ушла за облако видимо, сохранять серьезную мину у нее уже не получалось.
«Сегодня у людей, лелеющих измену, вошло в моду склонять голову, если они не видят шансов победить. Однако ставить господина Кагэкацу на одну доску с такой низкой сволочью воистину оскорбление для него».
Тут луна ушла за облако видимо, сохранять серьезную мину у нее уже не получалось.
«Сегодня у людей, лелеющих измену, вошло в моду склонять голову, если они не видят шансов победить. Однако ставить господина Кагэкацу на одну доску с такой низкой сволочью воистину оскорбление для него».
А вот здесь не выдержал и сват. Потому что звук справа, это не ночная птица: это тихий хриплый кашель, заменяющий ему смех.
А дальше уже скучно, разочарованно пояснил барсук. «Если вы поверите лжецу и не проведете подобающее расследование, Уэсуги в Киото не поедут. И будет ли в том виноват Кагэкацу? Или вина ляжет на вас, Иэясу, и на ваше двурушничество? Пусть решает Небо».
Это не скучно смеется ящер. Теперь он похож нельзя сказать на себя он и раньше был, скорее на другого себя, на того, в ком много легче опознать летучую огнедышащую тварь с дурным характером и не менее скверными намерениями. Это обязательная часть, как упоминание сезона в стихотворении. Приди и возьми, если не трус. Вызов, простой как лужа, как раз в духе Уэсуги. И вы, конечно же, встанете и пойдете объяснять, что с вами так не разговаривают, а вам придется трусу здесь власти не видать Пойдете и застрянете на какое-то время, зря они, что ли, крепости строили? А за вашей спиной Исида соберет и двинет армию; другой бы не смог так быстро, этот сможет и успеет. Хрусть и прощай самая страшная угроза дому Тоётоми.
Сват шарит над жаровней, находит на ощупь правильный чайник, подливает старшему сакэ. Он плохо видит в темноте. Он вообще плохо видит, даже здоровым глазом. Близорук. И шутит, что так даже удобнее: чего тебе не видно, того ты не боишься. Вот если бы читать мешало, было бы плохо. Но не мешает.
Молодец Наоэ, качает головой сват, хорошая ловушка, и на поверхности все, и не объехать. Но про себя слишком много рассказал, можно бы поменьше.
Вы тоже гадали, кто у них там из двоих главный? спрашивает хозяин. Ему смешно. Они со сватом совсем разные люди. А вот выводы все время делают одинаковые.
Куда я денусь? Гадал, конечно. Соседи же. Теперь и гадать не надо.
Гадать не надо, дело светлее дня. Советник Наоэ Канэцугу написал вызов от своего имени, заверил своей печатью. Для людей неумных и, как это он выразился, «поверхностных» просто сделал тайное явным. Признал, что землями Уэсуги управляет не князь бездарь и тряпка, а советник. А на самом деле показал совсем, совсем другое. Шагнул на первую линию, под удар. В случае поражения это с советника снимут голову, свои же снимут в виде извинения, а с князя какой спрос. Но будь этот князь и правда бездарью и тряпкой, будь он хотя бы менее ценен, чем советник, тогда Наоэ не стал бы рисковать собой. Ответственность не дала бы. Поберег бы умную голову, ради клана поберег бы. А он рискнул. Значит, последняя линия обороны проходит не по нему. Значит, старший в паре не по званию, а по существу бесцветный бессловесный Уэсуги Кагэкацу.
Давно же они начали, вздыхает барсук.
Давно, соглашается ящер. Лет с пятнадцати, наверное. Когда поняли, что из них двоих не собрать одного Кэнсина Не можешь играть вверх, играй вниз. Поворачивается и спрашивает, серьезно и кристально трезво: Ты зачем меня поил? Не об Уэсуги же сплетничать.
Ты почему на совете молчал? Тебя за этим туда звали? сверху вниз, старший к младшему и много грубей исходной подачи.
Луна ушла вверх, ей здесь не место.
Ты звал, откуда мне знать, зачем? План мне нравится, я промолчал. Уэсуги он бы тоже понравился, но и мне.
Говори, приказ.
Ящер тянется, вытаскивает из очага жаровню, прямо на деревянный пол загорится так загорится, право же, пожаром больше да и погасят, никуда не денутся. Разравнивает песок в очаге, придвигает фонарь. Оглядывается, берет палочки с подноса для закусок.
Чудесный план, поет он, рисуя палочкой на песке. Он плохо видит в темноте, очень плохо; у него есть свой стратег, и отличный, но он нужен для того, чтобы решить, где и когда воевать; как воевать, князь знает сам. Ты громко собираешь все окрестности покарать бунтовщика и нахала, который тебе нежные письма шлет, к тебе на самых законных основаниях стекаются все, кто поддерживает тебя, и все, кто терпеть не может Исиду с Уэсуги вы толпою выступаете на север, Исида делает ход и тут вы разворачиваетесь и падаете на них как сокол на цаплю, а Уэсуги в своей новообретенной провинции Айдзу вдруг обнаруживает, что напрочь окружен твоими союзниками: Хори Хидэхару из Этиго, Маэда из Kara, Сатаке из Хитати На импровизированной песчаной карте одно за другим возникают владения. Челюсти сомкнутся, и наступит полная победа.
Продолжай.
Твой Хори Хидэхару, который в Этиго, он дурак без всяких «вероятно». И не потому, что доносы бредовые пишет. Он не умеет обращаться с людьми. Он пришел в бывшую провинцию Уэсуги и за два года допек крестьян и мелких самураев до пожара а это суметь надо! Кагэкацу стоит только свистнуть и там поднимется все. Хуже тебе скажу, даже если он их пожалеет и не свистнет, они поднимутся все равно, ради старой верности и шанса избавиться от этого кретина. Забудь про него. Ему повезет, если он переживет осень.
Этиго исчезает с карты.
Дальше.
Сатаке Ёсисиге сменит сторону.
Ты предвзят и плохо о нем думаешь. Сатаке Ёсисиге Последний из старых врагов ящера, кто еще ходит по земле. Последний, кто как-то причастен к смерти яще-рова отца. Краем, но причастен. Но краем. Но причастен.
Я его знаю и думаю о нем хорошо, щерится сват. Если бы я думал о нем плохо, сказал бы, что останется с тобой. Ты обещал ему безопасность. А Исида ему друг и он предложил много больше. Сатаке не дурак и отроду не был трусом, он пойдет за старой дружбой и крупным кушем.
Что ему пообещали?
Половину твоего Канто. Четыре из восьми провинций, смеется младший, стирая земли Хитати. Вторую половину они еще делят.
А что они пообещали тебе? Насколько известно хозяину все восемь провинций целиком.
Слишком мало. Гость тянется за вином, наливает не глядя, так же пьет. Ты же знаешь, я хочу все.
«Знаю, вздыхает про себя барсук, вдыхает аромат сакэ, ты мне уже который раз говоришь. Тебе нравится говорить это мне. Если мы когда-нибудь поссоримся, это произойдет не из-за власти, а из-за вещей куда более серьезных Из-за несовпадения во вкусах, например».
А Маэда придет, продолжает сват. Но не раньше чем справится с младшим братом, который бросил копать под тебя и начал под семью. С ним и с коалицией мелких сторонников Исиды у себя в подбрюшье. Он придет но опоздает.
Третья провинция рассыпается песком. Дорога из Айдзу на юг открыта.
Я думаю, поясняет сват, что они прекрасно все это понимали, когда сочиняли свое письмо.
Летние ночи коротки, а лето уже началось. Можно выпить еще, но день все равно наступит быстро, а с ним начнется война.
И чем же тебе нравится план?
Тем же, чем и тебе, пожимает плечами ящер. Он сработает. Так даже лучше. Смотри, ведет он палочкой по песку. Ты пойдешь на север с шумом и гамом, и еще до того, как ты развернешься, я ударю со своей стороны. Вот тут. Для тебя это север, для меня юг, неважно, каппа[3] побери направления. Вот тут вот Палочка встает под углом. Сироиси. Это не только замок, это доступ к трем дорогам. К подбрюшью Айдзу и к сердцу Айдзу. А мой дядюшка Могами тем временем пойдет прямо с севера. Тут. И Уэсуги не рискнут ударить тебе в спину сразу, как ты повернешь. Не захотят попасть между двух огней. Они будут считать, что у них есть время свернуть шею дяде, высадить меня за реку Только им придется неприятно удивиться. Они увязнут. Тебе должно хватить.