А замуж она хочет непременно за богатого?
Ну да! Вбила себе в голову и все тут Насмотрелась фильмов сказочных про американских красоток да бедных золушек и верит! А сама двух слов связать не может, только и интересов пиво да жвачка
Да уж «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная»
Что это, Витя?
Это притча царя Соломона из Ветхого Завета. Прямо про Ольку твою сказано! Ты ее держи построже, Ксюш! Раньше она хоть бабки побаивалась, а теперь?
Я постараюсь, конечно! Главное, с профессией бы ее определить! Она ж учиться больше не хочет! Зачем, говорит. Меня муж будет содержать Лишь бы по рукам не пошла в поисках этого самого мужа, вот чего я боюсь! Так что какой мне замуж мне бы Олькину судьбу верно направить
Ничего! Надейся на лучшее, Ксюш. Знаешь, как в Библии сказано? «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет». А еще: «Кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира» Вот и выходит, что мы с тобой дети божьи, и потому спасемся!
Спасибо тебе, Витя
Да за что?
Вот поговорю с тобой и мне легче становится! Только ты мне так и не посоветовал что мне теперь делать-то?
Да ничего, Ксюш! Жить. Любить Любовью душа греется! Если б я не любил давно бы уже умер!
А ты кого-то любишь?
Витя поднял на нее печальные умные глаза и, ласково усмехнувшись, тихо проговорил:
Да ничего, Ксюш! Жить. Любить Любовью душа греется! Если б я не любил давно бы уже умер!
А ты кого-то любишь?
Витя поднял на нее печальные умные глаза и, ласково усмехнувшись, тихо проговорил:
Да если б я был не я, а красивейший, умнейший и самый достойнейший из мужчин, то я бы Не буду дальше Ты ж «Войну и мир» тоже недавно перечитывала, сама все знаешь
Ой, Вить
Ксюша вдруг заплакала, вся трясясь то ли от холода, то ли от жалости к нему, то ли от обиды на жестокую жизнь, сотворившую из них таких «смиренных и сокрушенных сердцем» Витя смотрел молча, как она тихо всхлипывает совсем по-детски, растирая глаза сжатыми в маленькие кулачки ладонями, потом произнес весело:
Да ладно, хватить рыдать! И плакать толком не умеешь, бедолага! Замерзла вон совсем Поехали домой чай будем горячий пить!
Продолжая тихо всхлипывать, Ксюша поднялась со скамейки, отряхнула Витино одеяло и тяжело покатила по нападавшему на дорожку толстому рыхлому слою снега неудобную старую коляску со скрипучими колесами
Ксюш, тебя к телефону! заглянула в комнату Асия Фархутдинова, маленькая, чернобровая и вертлявая ее одногодка-соседка. Иди быстрей!
Меня?! поразилась от всей души Ксюша. Кто меня может звать к телефону?
Да мать твоя, кто же еще
А! Ну да
Ксюша опрометью бросилась в коридор, схватила висящую на шнуре трубку старинного их коммунального аппарата.
Да, мам, слушаю
Где эта шалава твоя ублюдочная? зашлась вдруг истерикой трубка в ее руках. Где она, я тебя спрашиваю? Вырастила проститутку на мою голову!
Мам, что случилось? пролепетала Ксюша, с трудом переводя дыхание от испуга.
А то и случилось! Меня дома не было, а она приперлась тут, приставать нагло стала к Ивану!
Мам, этого не может быть Что ты! Этого просто не может быть
Ну да! Не может быть! А по чьей милости у него третий инфаркт, по-твоему, случился? Все из-за этой шалавы! Убью к чертовой матери!
Инфаркт? У Ивана Ильича? А где он сейчас?
Да только что в больницу увезли!
В какую?
Да какая разница теперь, в какую? В двадцать третью, кажется, в кардиологическую Все равно он уже не жилец А самое обидное знаешь что?
Что?
Все его имущество, оказывается, на дочку записано! Ну, на ту, которая в Бельгии Так что мне абсолютно ничего здесь не светит Да если бы не твоя шалава, я б со временем уговорила его квартиру мне отписать! Нет, приперлась, довела мужика до инфаркта
Мам, да с чего ты взяла? Может, она и не виновата
Да мы в дверях с ней столкнулись! Я открываю, а она выскакивает как угорелая и бегом вниз по лестнице А через полчаса он за сердце схватился!
Как же так, мам
А вот так! Разве я с вами когда-нибудь устроюсь, наконец?! Выгоню обеих на улицу к чертовой матери! Дряни такие
Трубка еще долго плевалась в Ксюшино ухо разнообразными ругательствами, которые она терпеливо выслушала все до последнего, стоя смирно, вытянувшись в струнку и уперев широко раскрытые от ужаса глаза в облупившуюся грязно-зеленую стену коридора. И короткие гудки потом долго и внимательно слушала
Что у нее случилось, Ксюх? спросила подошедшая Асия. Серьезное что-то? Ты бледная вся такая
У Ивана Ильича инфаркт
Ага? Вот и здрасьте-нате! Называется, вышла замуж наша Зинаида Алексеевна! Она что, из больницы звонила?
Нет, из дома
Как же, поедет Зинка в больницу! насмешливо произнесла застывшая в дверях своей комнаты Галия Салимовна. Не на ту напал Хотя если из-за квартиры то поедет
Квартира не его она на дочь оформлена
А! Ну тогда все ясно! Тогда загибаться мужику там одному Да-а-а, ненадолго же мы с Зиночкой распрощались! Я прямо как чувствовала придется нам еще поскандалить по-соседски
Ксюх, что с тобой? спросила вдруг Асия, дотрагиваясь до ее плеча. Мне кажется, ты сейчас в обморок грохнешься! Расстроилась, что мать может скоро вернуться?
Да как вы не понимаете Иван Ильич У него ведь третий инфаркт уже
У-у-у Тогда точно не жилец! констатировала Галия Салимовна. А ты иди-ка, приляг на всякий случай, а то и вправду грохнешься тут
Глава 2
Иван Ильич, здравствуйте тихо проговорила Ксюша, садясь на краешек стоящего у кровати стула. Нервно сглотнув от волнения и не зная, что говорить и куда деть руки, начала, опустив низко голову, старательно расправлять на коленках полы короткого белого халата, выданного в больничном гардеробе.
Иван Ильич повернул к ней голову и долго всматривался ее лицо, медленно опуская и поднимая тяжелые веки. Не было, конечно, в его глазах больше ни веселости, ни прежней искрящейся синим светом хитринки. Страдальческими были глаза, больными и равнодушными, как у мертвой рыбы, выброшенной злой волной на берег. «Не жилец» вспомнилось вдруг ей соседкино бесстрастное заключение, и сжалось в твердый комок сердце, и так захотелось плакать сил нет «Нельзя. Надо, наоборот, улыбаться, наверное. А вдруг он меня и не узнал вовсе?» пронеслось у нее в голове.
Иван Ильич, это я, Ксюша
Здравствуй, Ксюша А Зиночка где? тихо спросил он, с трудом шевеля сухими губами.
А она Ой, я не знаю Может, заболела лепетала извиняющимся голосом Ксюша, изо всех сил стараясь бодренько улыбаться и чувствуя себя при этом прескверно, будто она и только она виновата в том, что мать так и не удосужилась за эти дни навестить его. «А могла бы! подумалось ей. Из реанимации его три дня как перевели»
Понятно
Иван Ильич снова отвернул от нее лицо и, дернув некрасиво и быстро кадыком, тяжело сглотнул, уставился равнодушно в больничный потолок.
А я вот тут бульон принесла, теплый еще. И яблоки Вы скажите, что вам можно, я все принесу
Не надо, Ксюша. Не носи ничего. Видишь не в коня нынче овес
Ну наконец-то! громко проговорила, подходя к кровати, статная красивая женщина в белоснежном крахмальном халате. Наконец-то хоть кто-то явился! А мы уж думали, он у нас бесхозный! Что ж вы, милочка, дедушку своего бросили? Или кто он вам? Отец? Его ведь и кормить надо, и мыть, и белье менять Он же лежачий! А санитарок, сами понимаете, не всегда хватает Так что для начала помойте пол в палате, и коридор захватите, и лестницу у нас все ухаживающие по очереди моют! А потом зайдите ко мне в ординаторскую поговорим
На следующее утро Ксюша, трясясь от страха, робко постучала в красивую дверь кабинета директора магазина, той самой Дарьи Львовны, сестры Леди Макбет, что взяла ее, шестнадцатилетнюю мать-одиночку, когда-то к себе на работу. Робко приоткрыв дверь, вошла бочком, улыбнулась виновато и просяще:
Здравствуйте, Дарья Львовна Можно?
Что у тебя, Белкина? Говори быстрей некогда мне! подняла на нее глаза от разложенных на столе бумаг Дарья Львовна.
Я бы хотела отпуск оформить Мне очень нужно сейчас Если хотите я без содержания могу Мне очень, очень нужно умоляюще сведя брови домиком и боясь подойти к столу, лепетала Ксюша, вцепившись рукой в дверную ручку.
Зачем тебе отпуск, Белкина? Ты что? Ехать куда-то собралась, что ли? В Турцию-Египет?
Нет
Тогда зачем тебе отпуск? Не понимаю! И так народу не хватает, а она отпуск пришла просить! Ты что?
Мне очень нужно, Дарья Львовна!
В кабинет, больно толкнув Ксюшу дверью в спину, ворвалась главная бухгалтерша Нина, неся перед собой кипу накладных.
Ой, Белкина, чуть я тебя не убила! Ты почему под дверью стоишь?
Вот, Нина, представляешь в отпуск пришла проситься! Совсем обнаглели уже, никто работать не хочет!
Ну и что? Я, например, вообще не припомню, чтоб она когда-нибудь отпуск брала! Белкина, ты брала отпуск?
Нет
Что, ни разу?!
Нет
А сколько ты у нас работаешь?
Пятнадцать лет.
Ого! Вот это подвиг, Белкина! Дарья Львовна, отпустите девчонку! Вы что? спокойно и требовательно глянула на директрису главная бухгалтерша.
Ладно, иди оформляй махнула рукой Дарья Львовна, недовольно глядя на Нину. Вечно ты суешься, куда не следует! Да эта девчонка мне всю жизнь должна быть благодарна! Как бы она жила, если б я ее на работу не взяла?
Да она вам давно уже все отработала! Она ж самая безотказная, слово поперек никогда никому не скажет! Пашет, как рабыня Изаура
Что значит рабыня? Я, между прочим, ей зарплату плачу!
Ой, да какая у нее там зарплата слезы одни
Нина, опять говоришь много! Хватит! Показывай, чего там у тебя?
Оставив в отделе кадров заявление на отпуск, Ксюша бегом припустила к автобусной остановке. «Надо еще в магазин заскочить, купить чего-нибудь вкусненького, на ходу размышляла она. Интересно, что Иван Ильич любит? Не спросила даже вчера»
День прошел совсем незаметно. Пока кормила Ивана Ильича завтраком жидкой, размазанной по плоской тарелке пшенной кашей, пока протирала его смоченным в теплой воде полотенцем, пока сидела и следила внимательно за его капельницей, уже наступили ранние зимние сумерки, казавшиеся из больничного окна еще более серыми и унылыми.
День прошел совсем незаметно. Пока кормила Ивана Ильича завтраком жидкой, размазанной по плоской тарелке пшенной кашей, пока протирала его смоченным в теплой воде полотенцем, пока сидела и следила внимательно за его капельницей, уже наступили ранние зимние сумерки, казавшиеся из больничного окна еще более серыми и унылыми.