Конференцию надо проводить в советском посольстве, а Рузвельта поселить либо в нашем, либо в английском представительстве, подумав, высказался Жора.
Только в советском. Рузвельта селить надо только в советском представительстве, подмигнул Агаянц.
Я «за», рассмеялся Жора.
Иван Иванович и Жора были б немало удивлены, узнай они тогда, что нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов накануне передал через американского посла приглашение Сталина Рузвельту поселиться на время проведения конференции в советском посольстве исходя из соображений безопасности. И тот принял приглашение, хотя немногим ранее отказал в этом Черчиллю, чем вызвал недовольство последнего.
Вы знаете, что русские будут вас прослушивать? угрюмо спросил Рузвельта Черчилль.
Конечно. Я хочу, чтоб меня слушали, улыбнулся Рузвельт. И в этом была лишь доля шутки. Он хотел убедить Сталина в открытости своих намерений.
В ответ Черчилль молча пожевал сигару. Увы, времена, когда британский премьер мог диктовать свои условия союзникам, прошли. Это понимал Рузвельт, это понимал и сам Черчилль, хоть и не мог с этим смириться. После победы под Сталинградом и на Курской дуге Советский Союз предстал перед всем миром как одна из самых могущественных военно-политических держав, не считаться с которой нельзя. Безусловно, на предстоящей встрече «дирижерская палочка» будет в руках Иосифа Виссарионовича Сталина. И как он ею взмахнет, в такой тональности и пойдет разговор на конференции. Это также понятно. Ведь несмотря на то что у каждого из глав государств имелся свой интерес, соблюдать общий тон было просто необходимо, чтобы не потерять «созвучия» по послевоенному обустройству мира и не остаться в итоге без «своего куска пирога».
В ответ Черчилль молча пожевал сигару. Увы, времена, когда британский премьер мог диктовать свои условия союзникам, прошли. Это понимал Рузвельт, это понимал и сам Черчилль, хоть и не мог с этим смириться. После победы под Сталинградом и на Курской дуге Советский Союз предстал перед всем миром как одна из самых могущественных военно-политических держав, не считаться с которой нельзя. Безусловно, на предстоящей встрече «дирижерская палочка» будет в руках Иосифа Виссарионовича Сталина. И как он ею взмахнет, в такой тональности и пойдет разговор на конференции. Это также понятно. Ведь несмотря на то что у каждого из глав государств имелся свой интерес, соблюдать общий тон было просто необходимо, чтобы не потерять «созвучия» по послевоенному обустройству мира и не остаться в итоге без «своего куска пирога».
Проснувшись утром с головной болью ночная попойка не прошла бесследно фон Ортель наклонился над тазом и вылил себе на голову кувшин холодной воды. На минутку это взбодрило его. «Французский коньяк, конечно, хорош, но не в лошадиных дозах», вздохнул штурмбаннфюрер, предчувствуя приступ тошноты от того, что пришлось постоять некоторое время со свешенной в таз головой. Выработанная за долгие годы железная привычка в любом случае прибыть на службу вовремя и «при параде» заставила Ортеля тщательно побриться, выпить двойную порцию крепкого кофе и, подавляя неприятное шевеление в желудке, отправиться на базу, где он являлся инструктором диверсионной группы. Диверсанты были подобраны, как говорится, один к одному невысокие, с животами, некоторые лысые, другие с проступающей сединой. Возрастная категория тридцать пять сорок лет. При этом все стреляли и метали ножи с обеих рук и из любого положения, владели приемами рукопашного боя, могли поймать муху на лету. Одна группа на полосе препятствий отрабатывала нападение на движущиеся автомобили, поливая их холостыми очередями из автоматов и забрасывая имитационными гранатами. Вторая группа под видом официантов с подносами в руках, под которыми прятали пистолеты, тренировалась в стрельбе по «тройке лидеров» за обеденным столом. Дело в том, что в один из дней конференции, а именно 30 ноября, Черчиллю исполнялось 69 лет. Скорцени знал об этой дате и понимал, что английский премьер наверняка устроит прием и накроет стол для коллег Рузвельта и Сталина. Такой случай упускать нельзя, и он привлек к делу Ортеля. Помимо этих двух способов устранения лидеров трех государств отрабатывались еще два варианта, о которых Ульриху знать было не положено. Он и не стремился к этому. Слышал лишь, что недавно Скорцени тайно побывал в Тегеране, где встречался со своим сверхсекретным агентом неким капитаном абвера, с которым на местности обсудил некоторые подробности предстоящей операции. Личность агента и его имя были известны только Скорцени. Но существовал еще один человек, который знал глубоко законспирированного агента. Это был перешедший на нелегальное положение глава немецкой резидентуры в Тегеране Франц Майер. Однако и в страшном сне не стал бы он в том сознаваться. Потому что самые отъявленные головорезы, которых знал Майер, не шли в сравнение с этим изощренным, чуждым всякой морали убийцей. При необходимости он даже покойника мог вырыть из земли, еще раз придушить и бросить в могилу. Мерзкий и очень опасный тип!
К началу ноября 1943 года Франц Майер, подлечившись после ранения и оправившись от потери своей верной помощницы Лили Санджари, был готов к борьбе. Порой до зуда во всем теле ему хотелось мстить своим врагам за то, что в Тегеране, в городе, в котором он некогда чувствовал себя вольно, теперь рыскал, как загнанный зверь, вынужденный скрываться по грязным квартирам. Но час возмездия недалек. Пусть у него нет в подчинении армии, народа, государства, однако он Майер! будет вершить историю вот этими руками, уничтожив трех возомнивших себя хозяевами мира недочеловеков.
Прошло уже что-то около сорока минут, как Майер был в пути. Старенький черный «Мерседес», за рулем которого он ехал в Кум священный мусульманский город, судя по показаниям спидометра, более шестидесяти километров в час не выдавал. Стало быть, ехать предстояло чуть более полутора часов, чтобы одолеть расстояние в семьдесят пять километров. На календаре было седьмое ноября большевистский праздник. В этом ему виделось нечто зловещее. Майер следовал в Кум, чтобы встретить немецкий десант из шести парашютистов, в их числе двух радистов. Им предстояло наладить устойчивую связь со Скорцени и подготовить плацдарм для принятия основной группы диверсантов.
Майеру и в голову не приходило притормозить, сымитировав поломку в пути, оглядеться, чтобы удостовериться в отсутствии за ним хвоста. Будучи чересчур уверенным в себе, немец, в размышлениях о великих целях, не заметил следовавший за ним, правда, на приличном расстоянии, мотоцикл «Цюндап». Им управлял Жора, а в двухстах метрах от мотоцикла держал дистанцию «ЗИС» Коли Попова. В салоне с ним сидели Ашот с Оганесом. Справедливости ради надо сказать, что заметить преследователей было не так уж и просто. Те то и дело исчезали из зоны обзора водителя «Мерседеса». Понимая, что по дороге, ведущей в город мечетей, Майер никуда, кроме Кума, следовать не мог, Жора с Поповым отпускали его «за горизонт», временами лишь немного нагоняя, дабы убедиться, что все идет как надо.
По прибытии в Кум странных людей встретил Майер в городе. Шестеро бородатых мужчин, одетых в немецкую полевую армейскую форму, теснились в тени у задней стены местного храма. В этом небольшом городе позиции советской разведки были не так сильны, как в Тегеране, и немецкие парашютисты не особо опасались чужих глаз. После прибытия резидента все вместе зашли в мечеть и вскоре вышли, облаченные на манер местных простолюдинов в синие штаны, джалабеи длинные рубашки-платья и традиционные халаты. На головах войлочные кулахи, а на ногах армейские ботинки! По этим ботинкам и проследили немецких «бедуинов» ребята из «Легкой кавалерии». Но это случилось потом. А пока что Майер нанял караван из десяти верблюдов, посадил на часть из них людей, других животных навьючили мешками с оружием и боеприпасами, радиоаппаратурой и альпинистским снаряжением, и «процессия» тронулась в сторону Тегерана. Шли осторожно, обходя оживленные места окружными тропами. Расстояние, немногим более ста километров, одолели за десять дней. В пригороде Тегерана пересели в подогнанный для них грузовик и приехали на одну из главных улиц Надери. Здесь, недалеко от британского и советского посольств, Майер снял для них виллу. Отсюда вскоре ушло в Берлин первое радиодонесение, продиктованное штурмбаннфюрером СС Ульрихом фон Ортелем старшему радисту, унтершарфюреру Рокстроку. Оно было запеленговано советской разведкой, которой стало ясно, что фашисты готовят плацдарм для приема основного подразделения диверсантов вместе с Отто Скорцени. Обстановка накалялась с каждым часом. А до прибытия в Тегеран Большой тройки оставались считаные дни.
В районе двух часов ночи на дачу в Кунцево, на прием к Сталину (рабочий день Иосифа Виссарионовича заканчивался в пять утра и начинался в 11 часов) приехал нарком НКВД Берия. Будучи человеком рисковым, умным и дальновидным, Лаврентий Павлович тем не менее не мог однозначно предположить, чем кончится разговор. Проанализировав обстановку в Иране, изучив агентурные донесения и взвесив все «за» и «против», нарком НКВД обратился к главе государства, чтобы тот отказался от поездки в Тегеран. Слишком опасно! Сталин вспылил, категорически отвергнув предложение Берии, и при нем, вызвав наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, дал команду готовить необходимые документы для встречи с союзниками. Лаврентию Павловичу же посоветовал: «А вы подставьте немцам подножку, чтобы у них ни длинного, ни короткого прыжка не получилось!»
Уехав из Кунцево в наркомат, Берия дал команду привести в действие план, предложенный Агаянцем. Утром наступившего дня, когда Рокстрок развернул рацию для очередного радиосеанса со Скорцени, специальная группа захвата под командованием Николая Попова тихо и без шума «накрыла» шестерых немецких парашютистов. Те, включая фон Ортеля, и понять не успели, как оказались связанными в подвале советского представительства. Часа через два в камеру к штурмбаннфюреру зашел русский офицер и, обрисовав плачевную для него ситуацию, предложил сотрудничество. Ортель молчал. Тогда офицер показал ему лист бумаги с ответом Скорцени на радиограмму, посланную полчаса назад Рокстроком. Ульрих понял, что радиоигра началась без него. Дальнейший отказ означал, что максимум чего он добьется советской пули себе в затылок!