Промахнулся, бормотал я, вовсе не удивившись промаху в такой-то спешке, но все равно не желая признаваться себе в том, что я видел и слышал. Человечек по-прежнему улепетывал по лестнице, и вскоре меня сверху окликнул Холмс:
Ватсон! Вы как там?
Вполне! крикнул я в ответ, хотя отдачей винтовки меня в самом деле чувствительно ударило по плечу. Стойте где стоите, Холмс! Он бежит к вам!
Нет! крикнул в ответ мой друг. Меня он уже миновал! Но я его вижу!
И тут я услышал топот множества ног; он отдавался эхом и смешивался в полную какофонию. Морщась и держась за плечо, я снова побежал вверх по лестнице. Помню, что на бегу я бормотал себе под нос:
Гэльский. Может, он говорил по-гэльски
И действительно, язык, на котором говорил сбежавший противник, мог быть гэльским, судя по тому, что́ я знал об этом древнем языке, правда, я припоминал, что на нем говорят лишь в самых удаленных уголках Шотландии, а не в цивилизованном Эдинбурге. Но размышления мои в каком-то смысле помогли отвлечься от иного, более вероятного лингвистического кандидата, уже пришедшего мне в голову, равно как и не вспоминать о неприятном зрелище, что запечатлелось в моем мозгу перед тем, как я нажал на спусковой крючок «Холланда и Холланда». Избежать сего образа, однако, никак не удавалось, и борьба с ним все более замедляла мои шаги, пока я не вынужден был остановиться совершенно. Я попятился к стене лестницы и соскользнул по ступеням, чтобы присесть на корточки и перевести дух. И только крик Холмса мой друг командовал кому-то «Стой!» вытащил меня из этого помрачения; я вскочил на ноги, опять побежал вверх по лестнице, вылетел на главный этаж дворца и заметался по Большой галерее, зовя Холмса. Не получив ответа, я вернулся на лестницу и опять помчался наверх; выбежав в покои королевы Марии, я опять принялся звать Холмса призна́юсь, все более отчаянно. Ответа по-прежнему не было; и в зловещей тишине этих парадоксально живых, но в то же время абсолютно мертвых комнат мои нервы начали зло шутить надо мной (или, по крайней мере, мне так показалось): мне чудилась музыка, несвязная мелодия, которую играли на каком-то древнем инструменте, и звук, как я скоро понял, шел из старой трапезной королевы
Я приблизился к ее двери с большой неохотой, но все же приблизился. Вид «вечной» лужи крови у входа меня не очень ободрил; но, сжав винтовку в руке, я подходил к двери, все ближе к источнику этой странной музыки, и наконец через низкую дверь я увидел в комнате
Холмса.
Он сидел близ окна, через которое вывалилась мисс Маккензи, у старинного обеденного стола. На одном колене он держал какой-то старинный музыкальный инструмент, а на другом несколько листков с нотами. Он словно впал в странное забытье, и двойная странность этой сцены и окружающих покоев удивительным образом освободила мой мозг и от связных мыслей, и от страха; я подошел к другу, словно оглушенный сильным ударом.
Холмс, сказал я. Все хорошо?
Ватсон! отозвался он поразительно бодрым голосом; но головы не повернул. Да, вполне а у вас?
Да, сказал я, ставя винтовку на пол. Но
Мне трудно было решить, о чем говорить с Холмсом: слишком многие темы просто не хотелось бы обсуждать.
Как там мисс Маккензи? спросил Холмс, который, видимо, не разделял моей опаски.
Она в обмороке, но скоро полностью оправится.
Вас и ваших помощников в этом маневре можно поздравить вы безупречно выполнили то, что от вас требовалось.
Я хотел что-то сказать, но лишь кивнул. Потом, оглядывая деревянные стены, догадался спросить:
А нам разве не нужно пойти к Майкрофту и прочим?
Вас и ваших помощников в этом маневре можно поздравить вы безупречно выполнили то, что от вас требовалось.
Я хотел что-то сказать, но лишь кивнул. Потом, оглядывая деревянные стены, догадался спросить:
А нам разве не нужно пойти к Майкрофту и прочим?
Холмс хмыкнул:
Я подозреваю, что мой брат очень скоро окажет эту честь нам. Я гнался за человеком, которого мы преследуем, от этой самой комнаты и вниз, к остальным, полагаю, он хотел унести из спрятанной добычи сколько получится. Но я даже не надеялся его поймать ловкостью он не уступает обезьяне. Однако я поглядел, что́ с Майкрофтом, из окна в северном крыле, прежде чем вернуться сюда. Оказалось, он невредим, подоспели еще несколько полицейских, и сейчас они преследуют Вилла-Верняка Сэдлера. А также обыскивают дворцовые угодья в поисках его сообщника, которого мы с вами едва не изловили.
А, выдохнул я с огромным облегчением; похоже, мы не будем сейчас обсуждать эту загадочную личность (да и такую ли уж загадочную?), сбежавшую от нас обоих. Так что расследование закончено?
В том, что касается дворца, можно сказать, что да. И я не удивлюсь, если мы оба окажемся вскоре обладателями элегантных булавок для галстука. Королева будет нам благодарна, Ватсон.
Он продолжал щипать струны древнего музыкального инструмента и вертеть его в руках, и я наконец не выдержал:
Холмс, а что это за штука?
Это? Вы не узнаёте?
Очевидно, нет.
Это лютня, Ватсон. Любимый инструмент средневековых певцов и кое-кого еще
А что это вы пытаетесь на ней сыграть?
Холмс взял разлинованные продолговатые листы бумаги и склонил голову.
Это довольно интересно. Ноты, написаны от руки. Я нашел их только что, на кровати, вместе с лютней. На лице у него мелькнула тень удивления. Прошлой ночью я их не заметил
С этими словами Холмс наконец убедился, что настроил лютню как следует, и опять заиграл, не сводя глаз с нотных листов. Сначала я не разобрал мелодию; но потом
Я уже было собирался назвать ее, но тут в проеме двери в спальню появился Майкрофт Холмс.
Шерлок! воскликнул он. И вы, доктор! Ради всего святого, неужели вам не пришло в голову сообщить нам, что вы живы и невредимы? А что с что
Майкрофт затих, оглядываясь, когда до него наконец начало доходить, где он очутился. Его тяжелые челюсти затряслись, когда он кивнул несколько раз, осознав это до конца; затем он медленно приблизился к низкой двери, ведущей в трапезную.
Значит, сказал он, уже полностью владея своим голосом, значит, это ее комнаты?
Да, Майкрофт, отозвался Холмс. Осторожно, ты сейчас наступишь левой ногой в лужу «невысыхающей крови».
Майкрофт попытался избежать попадания в лужу крови, изобразив подобие прыжка в сторону, насколько позволила его туша, а Холмс продолжал:
Кровь, по всей видимости, свиная или другого домашнего животного и пролита уже больше двенадцати часов назад, так что лучше в ней не пачкаться.
Майкрофт продолжал глядеть на пол, слегка хмурясь и цокая языком:
Ты хочешь сказать, что ради взгляда на эту ерунду столько денег переходило из рук в руки, ради этого были убиты трое порядочных людей и честную молодую женщину погубили и чуть не свели с ума?
Нет-нет, ответил Холмс, продолжая тренькать на лютне; от мелодии, которую он играл, мне становилось все больше не по себе. Причиной была не лужа крови, а сами эти комнаты, этот дворец это их могуществом свиная кровь превращалась в нечто волшебное. Тени в безумные видения. Жизнь в смерть
Майкрофт кивнул, видимо в знак согласия, потом будто вспомнил что-то.
А девушка, сказал он. Что с ней?
Я показал на разбитое окно, и глаза Майкрофта округлились.
Не бойтесь, быстро сказал я. С ней все благополучно.
Ее спасли! вмешался Холмс. Ватсон и местный полицейский. Это был невероятный подвиг, Майкрофт, я думаю, их надо представить к королевской награде. Особенно Ватсона.
В самом деле? сказал Майкрофт. Что ж, но мне сначала надо будет пропади оно пропадом, Шерлок, перестанешь ли ты бренчать?! Работа еще не закончена, Вилл Сэдлер еще бродит где-то в парке, неизвестно с каким числом пособников!
Не волнуйся. Пособник у него только один. И добавил, тихо, чтобы брат не услышал: И мы его не поймаем Внезапно Холмс перестал играть на лютне. Старинная машина Сэдлера, сказал он вслух. Вы ее захватили?
На лице Майкрофта отразилось явное разочарование.
Не смогли, ответил он. Я думал, ее хорошо стерегут, но каким-то образом
Холмс поднял голову он словно ожидал этой новости:
Она таинственным образом воспламенилась и горит до сих пор Он вздохнул, словно подчеркивая собственное бессилие.
Откуда тебе это известно? спросил его брат.
Холмс пожал плечами и опять занялся лютней.
Это хорошо согласуется с остальными событиями сегодняшнего вечера, сказал он. Без сомнения, Сэдлер, убегая от погони, сдвоил след, вернулся и поджег машину.
Майкрофту, похоже, это натянутое объяснение понравилось не больше, чем самому Холмсу; но он огляделся с растущим сомнением и пробормотал лишь:
Мы можем только гадать
Что за «старинная машина»? спросил я. О чем вы говорите?
Верно Ватсон же ее не видел! Холмс как будто обрадовался моему невежеству, точнее возможности просветить меня. Он быстро встал, отложил лютню и вышел из комнаты. Скорее, Ватсон! сказал он, пришлепнув листки с нотами на грудь своему удивленному брату. Пока она не сгорела дотла!
Поспешая за ним, я остановился, увидев, что Майкрофт изучает ноты.
Доктор, сказал тот, протягивая большую руку и взяв меня за плечо. Я достаточно хорошо знаю своего брата и чувствую, когда какая-то вещь важна для расследования. Он протянул мне ноты: Что это?
Я глубоко задумался как лучше объяснить ему? Но мне ничего не пришло в голову, кроме как спросить:
Мистер Холмс вы любите итальянскую оперу?
Ну как любой служащий Уайтхолла[26]
Мне это не показалось безусловным утверждением.
А Верди? продолжал я.
Он покачал головой:
Слишком напыщен, на мой вкус.
Я сунул ноты обратно ему в руки и сказал только:
На вашем месте я бы своим вкусам не изменял, и выбежал вон.
Когда я догнал Холмса, он стоял, наполовину высунувшись из окна, в другой спальне, на внешней стороне дворца. Открыв соседнее окно, я принял такую же позу и увидел в отдалении огромный костер. Мощное сооружение, похожее на подъемный кран, сделанное из могучих брусьев и водруженное на платформу на колесах, стояло сразу за северной линией внутренней ограды и пылало; вокруг него можно было разглядеть полицейских, которые, видимо отчаявшись потушить огонь, бесцельно стояли и разгуливали вокруг, боязливо посмеиваясь при виде открывающегося им зрелища.