Германия всячески потакала украинским националистам, субсидировала значительные средства на проведение ими актов террора и диверсий, нагнетания политической нестабильности в стране с одной лишь целью держать Польшу в «узде» и всячески сбивать (столь присущую этой нации) надменную спесь.
Германия всячески потакала украинским националистам, субсидировала значительные средства на проведение ими актов террора и диверсий, нагнетания политической нестабильности в стране с одной лишь целью держать Польшу в «узде» и всячески сбивать (столь присущую этой нации) надменную спесь.
В эти же годы Германия с целью ослабления Польши на политической карте Европы создала ещё одну «ноющую» проблему Литву, которая не признала захват Польшей г. Вильнюса в 1920 году и требовала возвращения всех оккупированных земель. И опять же пригодились украинские националисты и их детище ОУН, чтобы поддерживать тлеющий огонь Первой мировой войны. Е. Коновалец получил гражданство Литвы. Перевёл туда часть своего политического и боевого аппарата и продолжил руководить борьбой за «независимость» Украины с территории Литвы (?!). И эта борьба велась против Польши. А Польша, в свою очередь, вела борьбу с ОУН, используя прежде всего возможности 2-го Отдела ГШ УНР. Вот здесь и развернулись серьёзные баталии как на явном, так и на тайном фронте между Абвером и ОУН с одной стороны и «Двуйкой» и 2-м Отделом с другой стороны. В обоих случаях основным «оружием» в битве разведок выступали украинские националисты.
2-й Отдел предпринимал шаги по проникновению в ОУН и далее в спецслужбы Германии посредством вербовки своих земляков-надднепрянцев (уроженцев Правобережной Украины). Уроженцы Галиции галицаи, как правило, от контактов с петлюровцами отказывались, так как считали их предателями родины (своей Родины ЗУНР)[75].
Однако были лидеры вновь образованной ОУН, которые не забыли свои польские и австро-венгерские корни и в условиях нарастающего противостояния между двумя «украинами» Петлюрой и Коновальцем оставались верны своим юношеским идеалам. В качестве примера вспомним Н. Сциборского. И внезапный громкий провал ОУН в Праге (1931 год), когда чешской полицией был захвачен архив ОУН. Чехи тут же передали его полякам, чтобы «насолить» немцам «подсластить» отношения с Польшей. А те не преминули этим обстоятельством воспользоваться для обвинения Германии в нарушении межгосударственных соглашений, вмешательстве во внутренние дела и т. д. Разразился громкий скандал. Немцы вынуждены были в 1932 году попросить покинуть страну Е. Коновальца (он перебрался в Литву), резко сократить присутствие ОУН на своей территории. Отказать многим националистам, бежавшим с Галиции, в пребывании на своей территории и в то же время активизировать деятельность ОУН в «Крессах всходних». Во многих городах на Западной Украине в 19331935 годах начались массовые манифестации рабочих и интеллигенции за свои социальные, национальные и культурные права.
Абвер, как уже отмечалось выше, создав противовес УНР как союзника Польши в форме ОУН, организовал в Галиции активные народные выступления против правящего режима Пилсудского, его политики пацификации и «осадничества»[76], а также окатоличивания и ополячивания украинского населения указанных территорий. И хотя в конце 20-х в начале 30-х годов решающая роль в антипольских выступлениях принадлежала Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ), к середине 30-х она уступила свои позиции оуновцам, так как понесла невосполнимые потери со стороны полицейских органов Польши.
В то время как КПЗУ пыталась организовывать мирные акции протеста украинского населения с требованиями обеспечения демократических прав и свобод, нормальных условий работы и жизни, оуновцы пошли другими путём и, чтобы перехватить инициативу у коммунистов в борьбе за привлечение симпатий народных масс, организовали ряд громких убийств: Голувко представителя правительства в Галиции, Перацкого министра внутренних дел. Данные теракты оуновцы осуществили не без подсказки Абвера. Необходимо было заявить о себе как об истинных борцах за независимость Украины и тем самым подорвать авторитет правительства УНР в изгнании и обесценить их политический актив и репутацию в глазах западных украинцев. И нельзя сказать, чтобы они в этом не преуспели.
Трудно ответить однозначно, способствовало ли это активизации национальной борьбы на «Крессах всходних». Безусловно, симпатии части западных украинцев стали переходить к ОУН. Но в то же время польские власти, как жертва террористической организации украинцев, получили карт-бланш в борьбе с оуновцами и развернули репрессии, которые значительно ухудшили социальное положение украинцев во всех отношениях. Охота за оуновцами была развёрнута по всей Европе, и большинство государств высказали солидарность полякам в борьбе с террором, обоснованно полагая, что за этими проявлениями стоит Германия, а значит, вскоре подобные процессы могут возникнуть и на их территории.
К этому следует добавить, что вышеуказанные процессы привели к расколу и во 2-м Отделе у В. Змиенко. В частности, 2-я секции, не афишируя, полностью перешла на позиции оуновцев, о чём сообщил «Жук». И что не менее важно, лично В. Змиенко, наблюдая постепенное переподчинение и подпадание политики правительства УНР под влияние польских политических структур и силового блока, стал дистанцироваться от А. Левицкого, скрывая при этом свои симпатии к ОУН. Об этом указал «Жук» в одном из своих последующих сообщений. И больше того, предложил ОГПУ рассмотреть вопрос о вербовке генерала В. Змиенко, учитывая его разочарование в службе УНР, а вернее сказать, Польше и позиции соглашательства, а иногда и предательства интересов УНР и украинцев со стороны головного атамана А. Левицкого.
Давая характеристику взаимоотношений А. Левицкого и поляков, а также причину, по которой те держат его на этой должности и всецело доверяют ему, В. Недайкаша отметил, что многие политические деятели УНР до сих пор пребывают в неведении относительно этого обстоятельства. А разгадка этой тайны относится к событиям лета 1920 года. Когда части Красной армии подходили к Варшаве и Львову, тогдашний министр иностранных дел УНР Чаковский внёс проект об аннулировании договора от апреля 1920 года и признании Галиции и Волыни за Украиной. Симон Петлюра согласился на это предложение, и заявление было направлено полякам. С курьером к А. Левицкому выехал связной при Главном штабе Вооружённых сил. Однако, проявив своеволие и самоуправство, А. Левицкий ноту не вручил, несмотря на требования министров, а на второй или третий день поехал к С. Петлюре и уговорил его не посылать ноту вовсе. Что подвигло А. Левицкого на такое предательство, остаётся непонятным. Возможно, уже тогда он предвидел, что УНР суждено надолго «породниться» с Польшей, и работал на перспективу. Как в поговорке: «Вовремя предать это не предать. Это предвидеть!
Второй раз он предал западных украинцев в начале 30-х годов. В те годы репрессии против украинцев в Галиции и на Волыни поляки проводили под предлогом борьбы с коммунизмом. Но на запад просочилась информация и материалы, что под коммунистами понимается всё коренное население «крессов всходних». Скандал получил международную огласку, поляки потребовали от А. Левицкого, как от головного атамана, издать воззвание, подчёркивающее, что пацификации (ополячивание и окатоличивание) подвергаются только коммунисты. Министры правительства Смаль-Стоцкого, после того как поляки пригрозили ликвидацией УНР на их территории, подтвердили польские заявления в кругах сторонников Лиги Наций[77].
Очередная встреча с «Жуком» состоялась 18 августа 1934 года. На ней он представил письма в адрес В. Змиенко и А. Левицкого, в которых выразил верноподданнические заверения и желание опять включиться в работу. Показал и ответ от В. Змиенко, в благожелательной форме надеющегося на встречу с В. Недайкашей в Варшаве. «Жук» подтвердил свою готовность при получении визы немедленно выехать в Польшу для выполнения поставленного ОГПУ перед ним задания по восстановлению на службе во 2-м Отделе. Ещё раз поднял вопрос о противоречивости положения В. Змиенка, его разочарованиях в идеях УНР и колебаниях между различными лагерями украинских националистических кругов за границей[78].
Однако радужным оперативным грёзам по возвращению «Жука» во 2-й Отдел в 1934 году не было суждено сбыться. Истинные причины от нас утаивает содержание некоторых документов дела В. Недайкаши, вернее сказать, их отсутствие за период с октября 1934 года по март 1935 года. Мы можем лишь высказать некоторые предположения на этот счёт. В частности, к замораживанию развития работы с «Жуком» следует отнести:
1. Нерегулярность встреч. Одна в два месяца. Это обстоятельство, безусловно, негативно сказывалось на закреплении и развитии агентурных отношений, дистанцировало агента от оперативного сотрудника ОГПУ, не способствовало возникновению взаимного доверия и желания к взаимовыгодному сотрудничеству. Именно так необходимо было ставить вопрос с первых минут знакомства и в дальнейшем выстраивать агентурные отношения в этом формате. Наш же сотрудник, следуя указаниям Центра, а возможно, и не зная других форм работы с агентом, взял сразу «жука за рога» и потребовал беспрекословного подчинения и выполнения порученных заданий. То есть не был установлен оперативный контакт с В. Недайкашей по причине расхождения к подходу «взаимовыгодного сотрудничества», а именно, работа «Жука» в интересах ОГПУ на материальной основе. Этот надменный и, можно сказать, хамский тон не способствовал привитию «уважения» к оперработнику, а лишь недоверие и отторжение.
2. Передача в июне 1934 года агента «Жук» на связь новому сотруднику «Кондрату», который, судя по совместно с «Петром» написанным сообщениям в Центр, тоже в «гражданскую» носил кожаную куртку, маузер и стеклянный, отрешённый взгляд Неудивительно, что В. Недайкаша стал затягивать под различным предлогом встречи со своим куратором, подыскивать любой повод, дабы не выслушивать очередные нотации о том, как надо любить родину и что деньги на бизнес он получит только после выполнения всего поставленного перед ним задания. Безусловно, выслушивать весь этот вздор бывшему руководителю разведки от рядовых сотрудников вражеской разведки было «не комильфо». В. Недайкашу интересовали исключительно деньги на бизнес и проживание, а не лекции о «мировой революции»[79].
В Центре же не разделяли его взгляда на контакты с ОГПУ (скорее всего, в силу того, что и представить их иными не могли). Отсюда вся категоричность во взаимоотношениях, безапелляционность в выработке и реализации задуманных решений. И всё же не понятна излишняя самоуверенность Слуцкого и «Петра», что «Жук» просто обязан выполнить их приказ. (Это подтверждается перепиской[80].)
Должны же были они предвидеть, что дальнейшее «тупое» давление на «Жука» с ультимативным требованием выполнения задания могло привести к тому, что Василий Денисович просто взял бы и «сорвался» явился бы во французскую контрразведку и предложил бы ей свои услуги по оперативной разработке советского посольского «осиного гнезда» в Париже. И в этом случае французы бы проникли в нашу резидентуру, вскрыли бы её состав, отработали оперативные связи, выявили бы часть агентуры и организовали бы такой же громкий разоблачительный скандал, какой они устроили «военным разведчикам» РККА осенью 1933 года! А главного «героя», Василия Недайкашу, отблагодарили бы французским гражданством и выдали бы ему на лягушек и свиней 5000 долларов.