Потому гатуры, запретив вооружаться самим землянам, держали наготове два крыла из трехсот пятидесяти боевых самолетов и кораблей, неустанно стерегущие подлеты к Земле. Еще одно крыло охраняло родину гатуров.
Перо из земного крыла заложило вираж над безжизненной каменистой пустыней земли Ортар и помчалось дальше.
Ванибару, лично следивший за проведением учений, следовал за ними на таком же скоростном самолете. За штурвалом был Вольро Вирез, недавно окончивший Воздушную Академию, но уже выделенный в число способных. Он еще не сменил желтую форму летчика на серебристо-синюю навигатора, но на лунной базе успел отметиться.
Командор то поглядывал на персональный экран, где высвечивались данные о параметрах полета всех самолетов, то в окно кабины. Но все чаще он поглядывал на пилота довольно молодого, с серьезными глазами, упрямо сжатыми губами. На шее поверх формы не по уставу поблескивала цепочка с каким-то оберегом.
«Слишком суеверный, наконец после недолгих размышлений вынес вердикт гатур. В мою команду не пойдет».
Перо летело впереди, чуть ниже их самолета. На фоне ясного неба отчетливо проступал контур побережья невысокие горы, спускающиеся в океан. Лед внизу пестрел разводьями[2], будто червоточинками. Скорость хорошая. Вот только перевалят за хребет, начнут маневры.
Странно, сколько лет гатуры осваивали Землю, а до Данироль ни разу не дотянулись! Многие обвиняли их, чужаков, в гибели целой цивилизации. Но когда спасаешь терпящий бедствие корабль, не факт, что убережешь всех. Главное, что жизнь на Земле сохранилась. И еще как сохранилась! Возможно, спасая население Спиры и Герии, гатуры обратили взоры на юг слишком поздно! А Данироль?.. Когда их корабли облетали планету, на этом континенте не засекли признаков жизни. Небо укрывали плотные облака, теплые течения в океане поменяли свои направления, и земля молниеносно остыла, покрывшись слоем льда и снега
Самолеты легко перелетали вздыбившиеся заснеженные вершины, за которыми облачность была опасно низкой, сыпал мелкий снег.
Бери еще выше и сбавь скорость, приказал га-тур, перебираясь в пустующее сегодня кресло второго пилота.
Вольро привычно подчинился.
Наверно, это нас и спасло, Ванибару посмотрел на замершую Танри. То, что подкарауливало нас за хребтом, мне даже сейчас вспоминать страшно.
А случилось вот что. Вначале показалось, будто у самолета, летевшего во главе пера, неполадки с двигателем. Он вдруг резко сбросил скорость, точно столкнувшись с невидимой преградой, вздрогнул и фейерверком искр осыпался вниз. Причем взрыва в кабине наблюдателя так и не услышали.
Через мгновение то же самое произошло и с остальными самолетами. Один за другим исчезали они с экрана радара, взрываясь или просто тая в воздухе. Командор и Вольро Вирез прильнули к экрану. Их машина шла на автопилоте на минимально возможной при включенном антиграве скорости в сто десять километров в час. За каких-то несколько секунд от пера осталось всего два самолета. Они развернулись, в отчаянной попытке скрыться от чего-то неведомого и страшного, расправившегося с их товарищами.
Вольро тоже очнулся, потянулся к штурвалу, осторожно развернул самолет. Миг, и вокруг ускорившихся было машин их товарищей что-то блеснуло. Одному отстрелило крыло, и он рухнул вниз, чтобы расцвести алым огненным цветком среди вечных льдов. Другой окутался дымкой, всколыхнулся пламенем и пропал. Ни единого обломка не упало на землю.
Не меняй скорости, если хочешь жить, Ванибару почти не слышал своего голоса. Н е врали легенды о чудесной южной земле. Сдается мне, в этих горах упрятано нечто вроде установок противовоздушной обороны, реагирующих на скорость движения. Отойдем отсюда подальше, свяжемся с Равидаром.
Вольро кивнул. Командор видел у парня дрожат руки. Ему самому было не по себе. Чтобы не обняться с горами, самолет набирал высоту. К стеклам липли большие снежинки. Машину неожиданно тряхнуло. С приборной доски под ноги пилота свалились черные очки. Он что, под полярным сиянием загорать собирался? Но Вольро не нагнулся, чтобы их поднять.
По показаниям приборов, они уже перевалили через хребет и должны были лететь над океаном, но когда облака остались позади, впереди лежала бесконечная заледенелая равнина.
Дети нечистого! по-людски выругался командор. Ты куда свернул?
Приборы показывали какую-то чушь. Стрелки обоих компасов ч еловеческого и гатурьего т янулись в разные стороны. Зеленые всполохи полярного сияния сменились тревожными оранжево-алыми, неприятно озаряющими редкие облака.
Приборы показывали какую-то чушь. Стрелки обоих компасов ч еловеческого и гатурьего т янулись в разные стороны. Зеленые всполохи полярного сияния сменились тревожными оранжево-алыми, неприятно озаряющими редкие облака.
Ванибару боялся признаться себе, что тоже испугался. Но он командор, гатур, он не имеет права показать человеку свою слабость.
Господин начал было Вольро.
Отставить. Поднимись повыше. Хочу понять, где мы.
Над ними оказалось еще одно облако. Странное какое-то, светлое Самолет нырнул в него. Воздух вокруг словно сгустился. Потемнело так, что чернота пробралась в кабину и затмила собой все приборы. Только где-то невообразимо далеко мигал аварийный огонек резервной системы управления.
Самолет висел вне пространства-времени. Не было слышно моторов. Но чернота спала так же неожиданно, как и нахлынула, словно невидимая рука сдернула тряпку с птичьей клетки. И над растрескавшейся, вспучившейся ледником равниной встал ослепительно красивый и пугающий мираж: сияющий всеми красками город с вытянутыми вверх исполинскими башнями черно-синими, зелено-ржаво-рыжими, фиалково-красными Люди в легких одеждах плыли по его улицам Люди ли? Самолет летел довольно высоко. Приборы показывали четыреста восемьдесят метров над поверхностью. Но машина не доставала даже до плеча исполинам. А шпили башен терялись в праздничном ореоле полярного сияния, грозясь нанизать на себя планеты и звезды.
Сколько длилось видение, и человек, и гатур потом расходились во мнениях. Может, несколько секунд, может, с десяток минут Самолет вновь угодил в пасть черноты и вынырнул где-то над равниной. И под ними был не ледник, а зимняя, промерзшая тундра.
Не дотянем, голос Вольро звучал глухо. Баки пустые.
Вызывай Равидар.
Из динамиков доносились шорохи и треск. Ванибару уже не спрашивал себя: куда могло деться топливо? Какие глупости творятся с остальными приборами? Что за чудеса наблюдали они недавно и продолжают наблюдать, и куда их занесло? Все равно ответов не было.
Подавай в эфир сигнал бедствия, а мне уступи свое кресло, только и произнес гатур.
Он видел надо садиться. Они не долетят до побережья. Если верить показаниям приборов, топлива только на десять минут полета, а индикатор антигравитации вовсе погас.
Командор давно не управлял самолетами этого типа. Лет семь его пристанищем была лунная база. Ему подчинялась треть крыла и почти четыре десятка боевых кораблей-разведчиков, несших свою службу в Солнечной системе. Но совсем недавно адмирал посчитал, что для этой должности есть более достойная кандидатура, и командора списали на землю тренировать молодых пилотов. Ванибару решил бороться. За него были его пилоты: гатуры и люди верные друзья. Фегинзар не выдержит давления.
Гатур подавил горький вздох и сосредоточился на приборах. Места для посадки, естественно, не было. Разве можно посадить самолет на снег, не имея лыж? Значит, придется самолетом пожертвовать. Эта техника проходила испытания еще и не в таких условиях. Обязана выдержать
Машина шла на снижение. Для командора исчез шум радио. Наедине с приборами он молча молился и древним, почти забытым гатурьим, и еще совсем живым людским богам.
Шасси он таки выпустил. Не дотянув меньше пары метров до земли, он сбавил скорость и отключил двигатели. Удар оглушил их обоих. Удерживаясь на грани беспамятства, Ванибару повернулся к пилоту. Тот безвольно обвис в кресле, сдерживаемый ремнями безопасности. В разбитое переднее стекло кабины наглым вором пролез холод и шарил по карманам когтистыми лапами
Нельзя сдаваться. Нельзя ждать, пока незваный грабитель вместе с последними крохами тепла унесет их жизни. Командор заставил себя пошевелить руками и расстегнуть спасшие им жизнь ремни. Холодно. Одежда, достаточно теплая даже для зим Равидара, ничтожна здесь, в мертвом краю.
Несомненно, пропавшее перо будут искать. Но увенчаются ли успехом поиски? Невозможно предположить, куда их занесло. И что делать с установками противовоздушной обороны, скрытыми в горах? Против кого могли воевать жители погибшей Данироль? Не со своими же отсталыми соседями за поясом смерти? Или континент был разделен на враждующие между собой страны?
Пошатываясь на платто, согнувшись в три погибели под низким сводом кабины, он принялся осматриваться, чем можно обогреться. Есть парашюты. Обшивка кресел тоже сгодится. Ткань плотная, под ней подложено нечто вроде ваты, и это что-то весьма теплое и не крошится. Иголка и нитки должны быть в обязательном наборе рядом с аптечкой. Да, про нее тоже забывать не стоит.
Порывшись в привинченном к полу ящике с имуществом пилота, командор к своей немалой радости обнаружил меховую куртку. А вот с едой было плохо. Неприкосновенного пайка, которым укомплектовывали все самолеты, хватит не более, чем на пять дней. На одного. Воды нет. Ах да, снег Выходит, вода есть.
Не дожидаясь, пока Вольро придет в себя, командор заткнул дыру в окне и, схватившись за нож, приступил к реализации своего плана, нещадно срезая с кресел обшивку.
Они вышли только через пять часов после споров. Вернее, спорил Вирез. Он не желал оставлять машину, ведь в ней укрытие от снега. Он не терял надежды починить радио. Но командор видел после удара хрупкая электроника и без того натерпевшегося чудес самолета ремонту не подлежит. Поверженной птицей машина лежала на земле, заносимая метелью. У них был только магнитный компас, проверить точность показаний которого в метель было невозможно, и направление на север.
Если мы не на леднике, а мы точно не на леднике, сможем выйти к океану. Там ходят китобойные суда. У нас есть невозможный, но все же шанс.
Я очень хочу верить, что мы не совершаем ошибку, признался пилот.
И они шли, уже не споря. Сил на болтовню не было. Они не позволяли друг другу спать, ибо сон здесь равносилен смерти. Ели на ходу, растягивая паек. За годы жизни на земле, Ванибару сумел приспособиться к местной пище и находил ее вкусной. Но паек был отвратительным.