Бартеро схватил лазерную трубку, опалил зарычавшего зверя, но исчез сам.
Зато Эдвараль разрядил в безлицего пистолет, в ответ получив ножом под ребра. Его выручил Висерн, не дал грешнику забрать завхоза с собой. Лазерная трубка в руках обычно безобидного доктора показалась незваному гостю весомым аргументом для отступления. Раненый волк тоже торопил выл, скулил, жаловался хозяину. Безлицый схватил зверя за ошейник и отступил в тень.
Танри поблагодарила, отпустила духов и обернулась к людям. Исцеленный и по-прежнему громогласный завхоз заканчивал свое повествование, только в куда более цветистых и неприличных фразах, чем могла бы позволить себе Танри.
Уматывать отсюда надо на дурижбомбеле, пока остальных не сцапали! заключил он под конец.
Верно, закивали остальные.
Нет! неожиданно взял слово гатур. Как старший по званию, беру управление на себя. С сегодняшнего дня до выяснения всех обстоятельств произошедшего перевожу лагерь на военное положение. Подчинение непосредственно мне. За невыполнение приказов наказание. За попытку дезертирства по возвращении в Равидар трибунал. Это я напоминаю особо резвым и горячим. Я не зверь и держать вас здесь долго не намерен. Но пока не будет завершена серия опытов, порученная мне адмиралом, и пока мы не сможем ничего сказать тому же адмиралу по поводу гибели его сына, на север нам путь закрыт.
Сына? непонимающе переспросили его.
Именно. У Марминара есть сын, такой, каких называют человекогатурами. Бартеро Гисари. Не надейтесь, что за невыполнение задания нас наградят, а за гибель Гисари к ордену представят за особые заслуги.
Гатур стремительно развернулся и пролетел мимо спешно расступившихся людей. Ошеломленная Танри бросилась вслед преподавателю.
Что же получается? Глупая детская сказка какая-то! К тем, кто ночью не спит, приходит злой дядька и уносит с собой, не унимался перепуганный Арвисо.
Так и получается. Знать бы, что им от нас нужно? размышлял вслух командор.
А Танри молчала, уткнувшись носом в подушку. Вторая ее потеря за эту неделю. И какая! Бартеро! Бартеро! Бартеро! Она даже не может сказать «ее Бартеро». Плакать по нему имеет право Давира, не она. А плакать хотелось. Еще хотелось кричать, рвать на себе волосы. Не было сил. Не было желания жить. Мир погас.
«Не буду спать этой ночью. Пусть за мной приходит это безликое чудище, лишь бы забрало туда, где он!»
Ей не дали как следует погоревать. Хитрый гатур навалил на нее гору бесполезной работы, как недавно на Арви, затем сунул в руки тепловую пушку и послал расчищать дороги.
К вечеру того же дня прибыл дирижабль. Командор лично следил за рабочими, предупреждая обо всех последствиях дезертирства. Впрочем, «Вестница» не опустилась близко к земле. На стальных тросах она доволокла под брюхом черный, похожий на засушенную летучую мышь самолет гатурьей сборки четырехместный, боевой, по скорости способный выйти на околоземную орбиту.
Перехватив загоревшийся взгляд Танри, Ванибару резко рявкнул:
И не вздумай!
Тогда кто же отомстит за Рофирта? встала в позу летчица.
Ой за него ли? Гатур сощурил глаза. Сам полечу. Никого больше на смерть не пошлю. А не вернусь, Висерн через два дня вызовет «Вестницу» обратно. Уносите тогда ноги отсюда как можно скорее.
Самолет отцепили слишком высоко. Он не шлепнулся на лед, а завис на антигравитационной подушке в пяти метрах от поверхности.
Из гондолы дирижабля высунулся капитан, помахал на прощание рукой, и «Вестница» величественно начала разворачиваться над невысокими горами.
Когда полетите? обреченно поинтересовалась Танри.
Через час. Пусть дирижабль отойдет подальше, чтобы воронкой не зацепило. Сбегай к Эдваралю. Он обещал мне привезти запас еды. Живей, не спи на ходу!
Не смея ослушаться, девушка понуро отправилась выполнять поручение, по дороге обдумывая, как бы незаметно пробраться в кабину. Но едва она спустилась по лестнице с ледника в проплав, черная крылатая тень пронеслась над головой. Обманул!
По траве стелился туман, имевший почему-то розоватый оттенок, как и мелкие цветы. Они гирляндами свисали с по-старчески раскорячившихся невысоких деревьев, ютившихся на пологих горных склонах. Вершины гор увязли в облаках и тумане намертво. Во всяком случае, за два месяца Тихро ни разу не видел, чтобы они очистились от вязкой мутной массы, постепенно переходящей в серое с синими разводами небо.
По каменистой тропке от козьей фермы спускалась тяжело нагруженная повозка. Правил черной лошадкой тот самый пацаненок, что созывал окрестную голоштанную ребятню бросаться в пленников камнями и козьим пометом. В город едет. А тот сегодня, как назло, тоже в тумане. Самые высокие башни не разглядеть. Единственное развлечение издали рассматривать особенности местной архитектуры. Отсюда просто фантастический вид. Если бы не решетка
Тихро Анавис, невысокий горбоносый мужчина с черными, некогда коротко стриженными, а теперь неудобно спадающими на глаза волосами, плотнее запахнулся в серую куртку явно с чужого плеча и отошел от прутьев к расположившимся на траве товарищам. Трое из них играли в самодельные кости. Еще один, довольно молодой, одноглазый, лежал, заложив руки за голову.
Знаете, в который раз принялся он гадать, может, мы им нужны как заложники? Отлавливают чужих, выдают соседям за своих.
Не верю я в эту дикость, ответил горбоносый Тихро. Самолеты имеют, корабли небесные, похоже, тоже. Красоту такую возвели, острым подбородком он указал на озеро тумана, плескавшееся внизу и скрывавшие удивительные постройки. Не должны они дикарям уподобляться. У нас разве что на Герии такое возможно!
Но-но, полегче, оторвался от игры гериец. Горбоносый, извиняясь, поднял руки.
Не верю я в эту дикость, ответил горбоносый Тихро. Самолеты имеют, корабли небесные, похоже, тоже. Красоту такую возвели, острым подбородком он указал на озеро тумана, плескавшееся внизу и скрывавшие удивительные постройки. Не должны они дикарям уподобляться. У нас разве что на Герии такое возможно!
Но-но, полегче, оторвался от игры гериец. Горбоносый, извиняясь, поднял руки.
А зачем мы им, по-твоему?
В рабов нас обращать смысла нет, гериец отвлекся от игры. Отдачи никакой. У них машины все сделают в двести раз лучше. Они нас для опытов похищают. У них за козьей фермой наверняка лаборатория. На нашей памяти шестерых туда угнали. А рыбаки, которые полгода здесь кукуют, о двадцати-тридцати говорили. Про человекогатуров все слышали. Может, и эти что-нибудь подобное творят. Да хотя бы яды на нас испытывают. Яды в политике важнее заложников.
Замолчал бы, тошно уже, горбоносый сел на траву.
Да ладно тебе, Тихро. Можно подумать, в первый раз умирать, одноглазый сорвал травинку и принялся жевать.
Глянь, машина! тут уже подскочил более чуткий к звукам гериец. Из тумана по черной каменистой дороге вырулил красный автобус длинный, матовый, с узкими окнами под самой крышей. Новеньких везут.
И верно. Вышли шестеро местных в красно-коричневых комбинезонах, приблизились вплотную к клетке. По их команде расступились толстые прутья, позволяя втолкнуть внутрь троих новых пленников в разноцветных свитерах и толстых штанах. Вслед им «благодетели» закинули два мешка с едой. И уехали, не обращая внимания на замысловатую ругань герийца.
Тихро при виде одного из прибывших высокого, с длинными светлыми волосами вскрикнул и вскочил на ноги.
Как ты сюда попал?!
Тебя искал, Анавис! Бартеро искренне обрадовался былому конкуренту. Я чувствовал ты жив.
Убедился, Гисари? Теперь в этом раскаешься, вместо Тихро хмыкнул одноглазый. Недолго нам тут прохлаждаться. Сейчас нас четырнадцать. Давно никого не забирали. Глядишь, утащат по одному.
Погодите, я ничего не понимаю, что тут происходит, запротестовал Бартеро. Объясните.
Понимать нечего. Расскажем. Но вначале вы. Что дома творится?
Бартеро и обоим рабочим пришлось выложить свои истории, начиная с момента подготовки экспедиции.
С тех пор как безлицый появился, я ничего не помню, признался куратор. Очнулся в душной комнатушке без окон, связанный. Дважды меня кормили, потом посадили в автобус. Тоже без окон. В нем я своих и обнаружил. Археолог наш пропал. Не везет мне с археологами Теперь мы здесь.
А нас семерых, после взрыва платформ выживших, выходит, эти твари тоже забрали. Мы-то думали, как создатель обещал иной мир после смерти, так и попали. Почему-то не в лучший, раз за решетку угодили, начал одноглазый, оказавшийся метеорологом. Компания у нас идеальная: рыбаки, контрабандисты, дикари с побережья были. Но тех уже забрали. Держат за скот, продукты кидают. Крыша хоть над головой есть. Все цивилизованно: кровати, посуда, плита, вода горячая и холодная, сортир Клетка под током. И вверху, и внизу на три метра под землей. Коснешься решеточки пальцем на сутки рука немеет.
А когда нас привезли, почему никто не попробовал прорваться? спросил один из рабочих.
Да пытались уже как-то. Двое. Не знаю, что эти звери сделали, но решетка сомкнулась и раздавила бедняг. Одного сразу, другой часа четыре стонал, всем богам молился. А мы подойти не могли. Защита какая-то стояла. Шага не сделаешь. Долго тела висели. Пока запах не пошел. Только тогда эти приехали в респираторах, крюками отцепили и сожгли тут же. Скот мы, я говорю. И никто не осмелился не зарезался, что ли, не повесился. Терпеливо ждут, пока эти гады нашу судьбу решат.
Ночью тут жутко бывает, добавил гериец. Небо как над Данироль пылает. Иногда из-за фермы в трубы дудят. Звук пакостный в землю бы зарылся, спрятаться.
И Бартеро, и оба рабочих явно не обрадовались такому исходу дел. В груди куратора засвербела былая тоска: «Наверно, так и должно было случиться. Что бы меня ждало на Спире по возвращении? Косые взгляды и шепотки в спину в лучшем случае: Выродок, нелюдь. Та же Давира, приняла бы она меня? Высмеяла бы и прогнала прочь. Ни единой живой душе не нужен!»
Бартеро понял, что удерживало его, не давая свалиться в меланхолию по поводу собственного происхождения. Присутствие командора. Несгибаемый Ванибару любого заставлял быть организованным, серьезным.
Ветер Такой теплый и даже горячий после обжигающей льдом Данироль. На все четыре стороны разбегается холмистая равнина, медленно перетекающая к закату в горы. Густая невысокая трава в розово-желто-синих пятнышках цветов колышется в такт неторопливому гудению шмелей. Небо синее, переходящее в серое ближе к горным вершинам, спокойное. Не отыскать хотя бы следа черной воронки, прожорливо распахнувшей пасть посреди этой безмятежной синевы.