Я скептично хмыкаю. Но на самом деле не так уж и привираю. У меня действительно неотложное дело: я должен узнать, является ли мой доктор и доктор Пола одним и тем же человеком.
К вечеру дождь усиливается.
Простуды я не боюсь (еще ни один васпа не подхватывал ни простуду, ни грипп), но дождь не люблю все равно он смывает следы и запахи. Это дезориентирует и сбивает с толку, как будто в голове на время перегорает лампочка, и теперь приходится пробираться на ощупь. Лабиринты улиц кажутся чужими, наполненными пустотой и шорохами. Тьма просачивается сквозь одежду, льнет к телу. Ботинки промокают насквозь. И мне кажется я снова нахожусь в Даре, среди сырости и болот. А вокруг ревет и стонет ночной лес. И впереди не дома подмигивают слезящимися глазами это высятся черные громады Ульев.
Весь город это один гигантский Улей: система коридоров и ходов, многоярусных виадуков. Наверху, в тепле и сытости живут сильные этого мира, такие, как Эштван Морташ. У них много привилегий, они носят красивую одежду и имеют ухоженных женщин. Оттуда, сверху, они снисходительно смотрят на кишащий внизу муравейник. Распоряжаются чужими жизнями. Швыряют надежду она блестит заманчиво и трепещется, как блесна на леске. И все, изголодавшиеся по свету, клюют на нее. И попадают в сачок. Для таких, как Морташ, мы навсегда останемся подопытными животными в виварии. Иногда я боюсь, вдруг весь этот Переход, и этот город, и окружающие меня люди просто очередной эксперимент?
Вместе со мной в приемную доктора проникает тьма, сырость и запах мокрой одежды. Доктор с непроизносимым именем всплескивает руками:
Что с вами, голубчик? Да вы никак насквозь!
Пустяки, говорю я.
И сажусь на диван прежде, чем доктор успевает предложить мне стул. Он так и застывает, расстроено глядя, как подо мной по обшивке дорогого дивана расплываются влажные пятна.
Я включу камин, наконец произносит он и вздыхает. Как ваше самочувствие сегодня?
Отвратное, мрачно отвечаю я. Здесь хуже, чем в Даре.
Отчего же? доктор садится напротив, участливо смотрит на меня сквозь поблескивающие стекла очков.
Я отворачиваюсь к окну. По карнизу мерно барабанит дождь. От камина разливается тепло, и мягкий приглушенный свет успокаивает, дает ощущение расслабленности, притупляет бдительность.
Я встряхиваю головой, отгоняя слабость, приглаживаю ладонью мокрые волосы.
Слишком много грязи и фальши.
Так-так, говорит доктор и слегка наклоняется вперед, сцепляет пальцы в замок. Давно ли вы пришли к такому заключению, друг мой?
Три года назад, отвечаю. Когда впервые прибыл в Дербенд. Тогда я все еще надеялся
А теперь?
Теперь я хорошо изучил людей, усмехаюсь я. Они ничем не лучше васпов. Только прикрывают свое уродство маской красоты и добродетели. Все эти разговоры о душе. О чувствах. О дружбе. О помощи Все это иллюзия. Обман. Фальшь.
А в Даре разве не было фальши? спрашивает доктор.
Я много думал и над этим. Чем вообще была наша жизнь? Выживанием, а не жизнью. Насилием ради насилия. Войной ради войны.
В Даре был Устав, отвечаю я сухо. И была Королева. Если ты нарушал Устав тебя наказывали. Если ты верно служил Королеве тебя повышали. Если ты хотел есть ты ел. Если хотел взять женщину брал. И если хотел убить человека убивал его.
Весьма упрощенно, не находите? мягко спрашивает доктор.
Зато честно, огрызаюсь я. В вашем мире тоже берут, что хотят, и убивают, если надо. Только прикрываются для этого властью. Или сочиняют мотив. Когда на деле все проще люди, имеющие деньги и власть, берут и убивают потому, что могут. А все остальные, не имеющие ни денег, ни власти вот они как раз и рассуждают о добродетели. Но на деле просто завидуют власть имущим. Завидуют их могуществу и силе. А стало быть, все ваши чувства и все разговоры о добродетели ложь. Такая же манипуляция. Разница между людьми и васпами в том, что в Даре мы обходились без чувств и манипулировали в открытую. Возможно, на этом люди нас и подловили? А, доктор?
Я пытливо смотрю на него. Лицо доктора спокойно. Но сцепленные в замок пальцы нервно подрагивают, на лбу выступает испарина. Я чувствую выпущенная мной пуля попала в цель. И теперь эмоциональная волна переполняет доктора, как кровь наполняет рану.
Из вас, друг мой, получился бы хороший философ, произносит он. Или политик. Теперь я понимаю, почему васпы выбрали вас своим лидером. Вы умеете произнести зажигательную речь.
Я хмурюсь, отворачиваюсь от него снова. В его голосе чудится насмешка, но я не могу судить объективно слишком ярки в памяти откровения Пола. Слишком сыро и темно сегодня в городе. И слишком много условностей в этом мире.
Я умею отбросить шелуху, говорю я должно быть, слишком резко, потому что доктор удивленно откидывается на спинку кресла и поднимает брови. Все эти глупые морально-этические нормы. На деле все просто. Сильный жрет слабого. Точка. Этот закон един и справедлив для всех. На этом построена эволюция. Остальное придумано людьми, чтобы прикрыть свою животную суть.
Вы не первый, кто говорит такие слова, голубчик, отвечает доктор. Мне приходилось работать с разочарованными в жизни циниками и с уставшими пессимистами.
Вы не первый, кто говорит такие слова, голубчик, отвечает доктор. Мне приходилось работать с разочарованными в жизни циниками и с уставшими пессимистами.
С васпами? перебиваю я.
А про себя задаю другой вопрос: «С Полом?»
С людьми, с васпами, доктор пожимает плечами. Разница действительно не столь велика, как хотели бы показать ваши оппоненты. Или как хотелось бы вам самим. Я имею в виду ваши любопытные рассуждения о душе и чувствах.
Я усмехаюсь, отвечаю:
Говорят, проще всего рассуждать именно о том, о чем не имеешь представления.
О, здесь вы не правы! восклицает доктор и снова наклоняется ко мне. В вас, голубчик, есть и то, и другое. Сейчас вы продемонстрировали это очень хорошо! А я всегда был сторонником того, что раса васпов способна испытывать высшие эмоции. Ведь именно такие эмоции соотносились с понятием души. Мне всегда хотелось увидеть ее душу васпы.
Я вздрагиваю, отодвигаюсь подальше, увеличивая дистанцию. Этот разговор начинает заходить слишком далеко. Слова доктора коробят меня, от его проницательного взгляда хочется скрыться. И я кошусь по сторонам, выискивая пути к отступлению, а вслух произношу нервно:
Вы такой же экспериментатор, доктор. Как и сторонники Си-Вай. Мы для вас подопытные хомячки.
Я думаю, что мои слова рассердят доктора. Но он начинает смеяться.
Что вы, дружочек! всплескивает руками он. Просто у меня обширная практика и среди людей в том числе. И поверьте, я с не меньшим пристрастием ищу души у них! Только вот незадача не всегда нахожу.
И что тогда? спрашиваю.
Тогда мы начинаем растить их заново, дружелюбно отвечает доктор. Поверьте, это больно и тяжело растить души. Не менее тяжело и больно, чем выправлять сломанные и залечивать ампутированные. Но результат стоит того, чтобы попробовать.
Мы замолкаем. Я смотрю в пол и слушаю ливень за окном. Доктор смотрит на меня но не пристально, из-под полуопущенных век. Он выжидает. Он дает мне время на раздумья. Его пуля тоже достигает цели но эта пуля не разрывная. Скорее капсула с ядом. Скоро оболочка истончится, растворится в организме, и яд начнет действовать. И я отчаянно призываю на помощь весь иммунитет, всю Дарскую школу, через которую прошел.
И перед внутренним взглядом всплывают недавно прочитанные строки из дневника Пола.
Допустим, медленно произношу я. Но раз вы такой садовник душ. Скажите. Как можно вырастить что-то на пепелище? я поднимаю голову и смотрю на доктора в упор. Если сама почва отравлена, на ней не вырастет ничего. Если у вас отняли все, я усмехаюсь. Родных. Дом. Саму жизнь. Я знаю, о чем говорю. Я лишился всего этого. А потом отнимал у людей. Я помню взгляд того парня, я делаю паузу, словно бы вспоминая, с сожалением качаю головой. Знаете, они ведь были молодожены. А я на его глазах издевался и насиловал его жену. На его глазах зарезал ее. А потом сжег его заживо. Вы никогда не узнаете, господин доктор, как это смотреть в глаза своей жертвы и видеть в них ненависть.
Мне кажется, доктор вздрагивает. По крайней мере, дергается уголок губ, и кадык в горле прыгает вверх-вниз. Узнал он историю Пола или нет? Я ставлю на то, что узнал.
Что вы чувствовали при этом? тем не менее, участливо спрашивает доктор.
Я улыбаюсь и отвечаю:
Наслаждение. Властью. Силой. Я был вершителем судеб. Карающим мечом. А есть ли душа у оружия? Я так не думаю. Осталась ли душа у этого парня? Вряд ли. Я сам уничтожил ее. Что и у кого вы собираетесь выращивать? я пожимаю плечами. Очередные иллюзии. Сказки, которыми вы щедро тешите себя и в красивой упаковке подсовываете другим. Да разве не то же самое делают власть имущие в мире людей?
Я планирую и дальше играть на его смятении, но на этот раз ошибаюсь. Мои слова вызывают у доктора снисходительную улыбку, он вздыхает и говорит:
Оттого, друг мой, все истории, что рассказывают мои пациенты, так похожи. Каждый мнит себя царьком этого мира. Но не может разобраться в собственных чувствах. Но мне важнее что вы сами поняли это. Что вы сделали первый шаг и делитесь своими мыслями со мной, а не держите их под спудом.
Разумеется, бормочу я.
Не волнуйтесь, друг мой, говорит доктор и мягко, словно поддерживая, кладет мне на плечо руку. Мы обязательно разберемся и с этим. Ведь сейчас вы продемонстрировали мне свои эмоции: сожаление, обиду, злость, и что самое главное заботу. Да-да! поспешно говорит он, замечая, что я уже готов протестовать. Именно заботу! Не о себе, а о своих товарищах. Ведь вы считаете себя ответственным за них, не так ли? А что это, как не проявление человечности? он улыбается мне искренне и тепло, добавляет. Видите, и на пепелище однажды всходит росток новой жизни. Просто нужно поверить в себя, дружочек. А вы что-то совсем себе не доверяете.
Я молчу. Не знаю, что сказать. Яд, впрыснутый доктором, начинает медленно разливаться по сосудам. Я чувствую, как в груди становится горячо и больно. И думаю, что наш сегодняшний раунд прошел вничью. Доктор не так прост, чтобы можно было расколоть его в одно мгновенье (если, конечно, я не собираюсь использовать пытки).