Если вы, мадам Кромби, хотите, чтобы я остановился, то скажите мне сейчас.
У-у-у, мистер Юэн, проворковала она, не смейте даже думать об этом.
Том залез на нее и стал вроде как елозить туда-сюда, а она ахнула, как будто он сделал ей «крапивку», и по-лягушачьи обвила его ногами. Теперь он двигался вверх-вниз, как Человек из Атлантиды. На шее у него болталась серебряная цепочка.
Ее шершавые пятки сомкнулись, как руки в молитве.
У него на коже выступил пот, как на куске свинины, который запекают в духовке.
Она издала звук как будто пытают Муми-тролля.
Тело Тома Юэна судорожно задердердергалось, дрожа сложилось, как перочинный нож, и у него из груди вырвался звук, как будто лопается стальной кабель. И еще раз словно ему заехали сапогом по яйцам.
Ее ногти впились ему в ягодицы, оставляя лососевого цвета рубцы.
Рот Дебби Кромби открылся идеальной буквой «О».
Водовороты ветра донесли звон с колокольни Святого Гавриила час дня, а может, два. Дезертир Дуран наверняка ушел на много миль вперед по верховой тропе. Мне оставалось надеяться только на то, что он попадет ногой в ржавый барсучий капкан. Дуран будет умолять меня сбегать позвать кого-нибудь на помощь. А я скажу: «Что ж, Дуран, я это всесторонне обдумаю».
Дебби Кромби и Том Юэн так и не разлепились. Она слегка задремала, но Том храпел вовсю. Красная бабочка-адмирал присела ему на спину попить из набежавшей в ложбинку лужицы пота.
Меня одолевали голод, нервы, тошнота, зависть, сонливость, стыд и еще тысяча разных чувств. Я точно не был горд, мне не было приятно, и вообще я решил, что этим заниматься меня как-то не тянет. Они во время этого занятия издавали какие-то совершенно нечеловеческие звуки. Ветер укачивал каштан, а каштан укачивал меня.
ГААААААААААААААААА! орал Том Юэн. ВАААААААААААААА!
Дебби Кромби тоже заорала. Глаза у нее были широко распахнутые, совсем белые.
Он подскочил и свалился с нее на бок.
Том! Том! Все хорошо! Все в порядке! Успокойся!
Черт черт черт черт черт черт!!!
Милый! Это я, Дебс! Успокойся! Тебе просто кошмар приснился! Плохой сон.
Голый, запеченный солнцем Том закрыл испуганные глаза, кивнул, чтобы показать, что он понял, скрючился у корня-щупальца и схватил себя за горло. Таким криком он наверняка сорвал связки.
Все в порядке! Дебби Кромби натянула свое лавандовое платье и обняла Тома Юэна, как мать ребенка. Милый, ты дрожишь! Надень на себя что-нибудь. Все хорошо, успокойся.
Прости. Голос у него был какой-то мятый. Я тебя напугал.
Прости. Голос у него был какой-то мятый. Я тебя напугал.
Она прикрыла ему плечи его же футболкой.
Что тебе приснилось?
Ничего.
Черта с два ничего. Расскажи!
Я был на «Ковентри». Под огнем противника
Ну, ну?
Том плотно зажмурил глаза и замотал головой.
Продолжай!
Нет, Дебс. Это слишком слишком живой сон. Елки.
Но, Том! Я тебя люблю. И хочу знать.
Да, и я тебя тоже люблю слишком сильно, чтобы тебе такое рассказывать. И все тут. Давай пошли уже обратно в деревню. Пока нас не увидел какой-нибудь пацан.
Между островерхими грядами росла аккуратными рядками цветная капуста. Я дошел до середины поля, когда с ревом налетели самолеты, раздирая в клочья небо над долиной Северна. «Торнадо» летают над нашей школой по нескольку раз на дню, так что я был готов зажать уши ладонями. Но к чему я не был готов, так это к появлению трех «хоукер-харриеров» с вертикальным взлетом они пронеслись так низко, что казалось, можно бейсбольной битой достать. Шум был чудовищный! Я скрючился в комок и осторожно подглядывал. «Харриеры» заложили крутой вираж, врезались в Мальвернские холмы почти и с визгом ушли на Бирмингем ровно на такой высоте, чтобы их не мог засечь советский радар. Когда начнется третья мировая война, так будут летать МиГи с аэродромов в Варшаве и Восточной Германии с визгом, на такой высоте, чтобы не засекли радары. Бомбить таких, как мы. Английские города и деревни такие, как Вустер, Мальверн и Лужок Черного Лебедя.
Дрезден, Лондонский Блиц и Нагасаки.
Я лежал, свернувшись в комок, пока рев «харриеров» не затих наконец вдали, растворившись в шуме машин и шелесте ближних деревьев. Земля это дверь, если только приложить к ней ухо. Вчера по телевизору миссис Тэтчер беседовала с какими-то школьниками о крылатых ракетах.
Единственный способ остановить хулигана, который обижает других детей на площадке, это показать ему: если он тебя стукнет, то в ответ получит сдачи!
Кажется, она так же не сомневалась в истине этих слов, как в том, что глаза у нее голубые.
Но ведь Росс Уилкокс и Грант Бёрч знали, что могут получить сдачи, и это не помешало им подраться. Разве не так?
Я стряхнул с себя солому и грязь и пошел дальше. В углу следующего поля я заметил старомодную ванну. Судя по истоптанной копытами грязи вокруг, ванна использовалась как кормушка. В ней лежало что-то прикрытое огромным мешком из-под удобрений. Меня одолело любопытство, и я сдернул мешок.
В ванне лежал замазанный грязью труп мальчика моего возраста.
Вдруг он сел и схватил меня за горло.
ПРАХ ЕСИ И ВО ПРАХ ВОЗВРАТИШЬСЯ!!! прохрипел он.
Прошла уже целая минута, но Дин Дуран все еще уссывался.
Видел бы ты свою рожу! хрипел он сквозь смех. Видел бы ты!
Ну хорошо, хорошо, снова сказал я. Поздравляю. Ты гений.
У тебя была такая рожа, как будто ты обосрался!
Да, Дуран. Считай, ты меня поймал. Успокойся уже.
Классный розыгрыш! Я лучше и не припомню!
Так чего ты свалил? Я думал, мы собирались искать туннель вместе?
Дуран перестал ржать:
Ну ты же знаешь
Нет, не знаю. Я думал, у нас уговор.
Я не хотел тебя будить, неловко сказал Дуран.
«Это что-то связанное с его отцом», догадался Нерожденный Близнец.
Дуран спас меня от Гэри Дрейка, так что я решил его простить.
Так что, ты все-таки идешь? Искать туннель? Или снова смоешься куда-нибудь в одиночку?
Я же ждал тебя здесь, чтобы снова пойти вместе! Скажешь, нет?
Следующее поле оказалось заброшенным. Оно шло вверх, и дальнего края не было видно за взгорком.
Ты ни за что не угадаешь, кого я встретил, принялся я рассказывать Дурану.
Дон Мэдден, на тракторе.
Эх.
Ты тоже ее видел?
Она психованная. Заставила меня залезть на ее трактор.
Правда?
Ага! И устроила матч по армрестлингу. Ее нож против моей булки.
И кто выиграл?
Я, конечно! Чтоб я еще девчонке проиграл! Но она все равно забрала мою булку. И велела мне убираться с земли ее отчима, а то, мол, натравит его на меня, а у него есть ружье. Психованная.
Представьте себе, что вы ищете рождественские подарки в середине декабря, находите все, что надеялись получить, но на Рождество ваша наволочка оказывается абсолютно пуста. Вот именно так я себя почувствовал в этот момент.
Ну что ж, я видел и кое-что другое, гораздо лучше, чем Дон Мэдден на тракторе!
Ну что ж, я видел и кое-что другое, гораздо лучше, чем Дон Мэдден на тракторе!
Да ну?
Я видел Тома Юэна с Дебби Кромби!
Не может быть! Дуран осклабился. Она сиськами светила?
Ну
Я совершенно отчетливо представил себе, как разойдется эта сплетня. Я расскажу Дурану. Дуран расскажет своей сестре Келли. Келли расскажет Рут, сестре Пита Редмарли. Пит Редмарли расскажет Нику Юэну. Ник Юэн расскажет Тому. Том Юэн приедет к нашему дому на своем «судзуки», завяжет меня в мешок и утопит в озере.
Что «ну»?
Нет, они только целовались.
Что ж ты не задержался там подольше? Дуран показал свой коронный трюк достал языком до носа. Может, увидел бы ее хозяйство.
Лиловые колокольчики роились в лужицах света, натекших через дыры в кронах деревьев. Воздух был пропитан их запахом. Дикий чеснок пах поджаренной харкотиной. Дрозды пели так, словно от этого зависела их жизнь. Птичья песня это мысль леса. Она прекрасна, но мальчикам запрещено говорить «прекрасный», потому что это самое что ни на есть педиковое слово. Тропа сузилась так, что идти можно было только гуськом. Я пропустил Дурана вперед пусть закрывает меня своим телом. (Даром, что ли, я много лет подряд читал «Уорлорд» кое-каким методам выживания научился.) Так что когда Дуран вдруг остановился, я налетел прямо на него.
Дуран прижал палец к губам. Шагах в двадцати от нас на тропе стоял сморщенный, как черносливина, человек в бирюзовом халате. Человек-черносливина смотрел снизу вверх, со дна колодца, полного ослепительной яркости и жужжания, мы поняли, что этот колодец состоит из пчел.
Что он делает? прошептал Дуран.
Я чуть не сказал «молится».
Понятия не имею.
Над ним дикий рой, шепнул Дуран. На том дубе. Видишь?
Я не видел.
Он что, пчеловод?
Дуран сначала не ответил. У пчелиного человека не было никакой сетки или маски, хотя пчелы облепили его халат и лицо. У меня самого лицо от одного этого зрелища зачесалось и задергалось. У человека был бритый череп со шрамами, напоминающими электрические разъемы. Рваные туфли больше походили на тапочки.
Не знаю. Проскочим мы мимо него, как ты думаешь?
А если они отроятся? Я вспомнил фильм ужасов про пчел.
Прямо в том месте, где мы стояли, от верховой тропы ответвлялась едва заметная тропинка. Нас с Дураном осенило одновременно. Он пошел первым это не так уж смело, если опасность за спиной. Тропинка петляла, и вдруг Дуран встревоженно повернулся ко мне и прошипел:
Слушай!
Пчелы? Шаги? Становятся громче?
Определенно!
Мы помчались, спасая свои жизни, проламывая одну волну ветвей за другой восковая зелень и когтистый остролист. Коренистая земля качалась, кренилась и вдруг ринулась вниз.
Мы с Дураном плюхнулись на землю в укромном болотистом кармашке, задушенном портьерами плюща и омелы. Мы задыхались и не могли больше сделать ни шагу. Мне здесь не нравилось. В такое место душитель вполне может привести свою жертву, чтобы задушить и закопать. Такая это была стремная лощина. Мы с Дураном прислушивались не гонится ли кто за нами. Очень трудно затаить дыхание, когда у тебя колет в боку.
Но пчелы нас не преследовали. И человек, который был с ними, тоже.
Может, это сам лес решил напугать нас, чтобы развлечься.
Дуран с хрюканьем втянул сопли из носа в гортань и проглотил их.
По ходу, мы оторвались.
По ходу, так. Но где же тропа?
Мы протиснулись в дырку там, где в замшелом штакетнике не хватало одной планки, и оказались в нижней части бугристого газона. Там и сям торчали кротовины. С пригорка за нами наблюдал большой молчаливый особняк, из которого торчали башнеобразные штуки. Солнце цвета грушевых леденцов растворялось в наклонном пруду. Перегретые мухи устроили гонки болидов над водой. У сгнившей эстрады деревья на пике цветения кипели темными сливками. Вокруг особняка шло что-то вроде террасы, на которой стояли складные столы с кувшинами лимонада и оранжада. Просто так стояли. Мы смотрели, как ветер свалил пизанскую башню бумажных стаканчиков. Несколько штук покатилось по газону в нашу сторону. Вокруг не было ни души.