А потом, когда отчаяние начало пробираться в мою душу, я увидел огненный росчерк, который подхватил меня, раскрутил и бросил вверх, пророкотав напоследок:
Молодец!
И наступила совершеннейшая темнота, которую вдруг нарушил приглушенный, но при этом привычно-вкрадчивый голос Шлюндта.
Не следует так переживать, любезнейшая Марина Леонидовна, ворковал он. С Валерием все в порядке. Просто жара, эмоции, избыток кофеина, определенная усталость
Марина Леонидовна? Да нет! Не может быть
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в больничной палате, но не в той, где обитал несчастный безумец, а в другой, обычной, без мягких стен и с окнами. За которыми, кстати, стояли сумерки, да и в палате было темно, единственная полоска света падала из-за чуть приоткрытой двери.
Это сколько же я без сознания был?
Валерий всегда был спортивным мальчиком, за ним подобного сроду не водилось. Да, это была моя мама. Вопрос как она тут оказалась? Петр Францевич, скажите мне честно это наркотики?
О боже, опять началось! У моих родителей было два пунктика. Мама боялась того, что я подсяду на иглу, отец опасался того, что я выберу неверную дорогу в половых пристрастиях. Причем и та, и другой переживали абсолютно безосновательно. И если отец со временем угомонился, то мама, видимо, никогда не успокоится.
Марина Леонидовна, хорошая моя, не переживайте. К разговору подключился Вагнер, который, судя по всему, тоже стоял за дверями той палаты, в которой я лежал. Мы первым делом взяли у мальчика кровь на анализ, в том числе проверили и на запрещенные препараты, у нас такой регламент. Он абсолютно чист. Вообще анализ отличный, вот, посмотрите сами. Лейкоциты в норме, сахар тоже
Но обморок? упорствовала мама. Да еще такой длительный! И потом, Карл Августович, вот эта «определенная усталость». Вы что имели в виду?
Видите ли Шлюндт сделал паузу, и я весьма явственно представил, какое именно выражение лица у него появилось в данный момент. Опять он что-то задумал. Это не мое дело, причем совершенно, но Как я сказал вам ранее, мы с Валерием в определенном роде коллеги, если точнее, я консультирую его по некоторым рабочим моментам. Архивисты и антиквары это две стороны одной монеты, мы служим прошлому. Так вот, я настолько застрял в этом прошлом, что полностью лишил себя будущего. Нет у меня ни жены, ни детей, ни, само собой, внуков. И я, признаюсь, очень привязался к вашему сыну. По-стариковски привязался, без каких-либо иных моментов. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
Ну конечно же, господи, подтвердила мама. И все же что вы имели в виду?
Марина Леонидовна, это не мои тайны, это слишком личное, уклончиво ответил этот хитрец. Может, лучше вы сами поговорите с мальчиком, когда он проснется?
Этот мальчик и в детстве был не слишком со мной откровенен, заметила мама. А уж теперь-то Рассказывайте!
Валерий чересчур близко сошелся с одной девицей, помявшись, и как бы неохотно поведал ей антиквар. Нет-нет, это вполне пристойная особа, и весьма привлекательная к тому же. Состоятельная, к слову, у нее свой Э-э-э Как же это? Салон красоты. Да. Престижный, модный, в центре города, на «Белорусской». Но при всем этом она не лучшим образом влияет на мальчика. Иногда мне кажется, что она зачем-то привязывает его к себе незримыми цепями, постоянно играя на его чувствах. Валерий внешне всегда невозмутим и уверен в себе, внешне он эдакий Зигфрид, просто-таки потомок Нибелунгов, но душа-то у него тонкая, можно сказать артистическая, сиречь уязвимая. Вам ли этого не знать?
Хотя бы не наркотики, немного растерянно пробормотала мама. Ох, Карл Августович, знали бы вы, как же тяжело со взрослыми детьми!
Увы, не знаю! в голосе антиквара зазвенела хрустальная слеза. И рад бы, но не ведаю. Потому и принимаю все радости и беды Валерия близко к сердцу, уж извините меня за такую прямоту!
Это вы меня простите! купилась на его уловку мама. Я вся на нервах, вот и несу всякую чушь.
Дверь еле слышно скрипнула, кто-то заглянул в палату, я немедленно закрыл глаза.
А как зовут эту девицу? как бы между прочим поинтересовалась у антиквара мама, прикрывая дверь обратно.
Стелла, охотно отозвался Шлюндт. Стелла Воронецкая.
И имя-то какое. Я словно увидел, как мама забавно поморщилась. Стелла! Тоже мне Волшебница Розовой Страны.
А? мигом насторожился антиквар. Почему волшебница? Никакая она не волшебница. Я же говорю она салоном красоты владеет!
Это из Волкова, пояснила ему мама. Помните «Волшебника Изумрудного города»? Валера очень любил в детстве эту книжку.
А, сказка, успокоился Карл Августович. Ну да, ну да У меня, кстати, визитка этой особы где-то была Сейчас Да вот она, держите.
Ну, старый хрыч, вот это ты зря устроил. Не стоит, вооружившись только молотком, пробовать разобрать атомную бомбу. И сейчас речь идет не обо мне.
Спасибо, поблагодарила его мама. И за заботу, и за то, что за моим сыном присматриваете. Он совсем от дома отбился, и это, конечно, очень плохо. Я надеялась, что перебесится, повзрослеет, поймет, что семья это главное, но Пока никак. Наша вина в этом есть, я не спорю, но надо же уметь прощать.
Да мне в радость эти хлопоты, на этот раз, как мне показалось, абсолютно искренне сказал старик. Я рядом с ним молодею, а это, знаете ли Вот что я думаю, Марина Леонидовна, а пойдемте-ка выпьем кофейку. Петр Францевич, обеспечишь?
Да мне в радость эти хлопоты, на этот раз, как мне показалось, абсолютно искренне сказал старик. Я рядом с ним молодею, а это, знаете ли Вот что я думаю, Марина Леонидовна, а пойдемте-ка выпьем кофейку. Петр Францевич, обеспечишь?
Конечно, отозвался владелец клиники. Светочка! Проводи гостей в мой кабинет и подай им кофе! А я задержусь, пойду посмотрю, как там мой пациент.
Ох! всхлипнула мама.
Это терминология, успокаивающе проворковал Шлюндт. Пойдемте, пойдемте.
Они ушли, а Вагнер вошел в палату, где его уже поджидал я.
Глава 10
Петр Францевич, кому пришла в голову идея позвать сюда мою маму? поинтересовался у него я, спрыгивая с кровати и быстренько блокируя своим телом вход таким образом, чтобы мой собеседник палату не покинул. И не надо звать медсестер, чтобы те померяли мне давление. С ним все в порядке.
Карл Августович сказал, что это надо непременно сделать, ответил мне Вагнер, а после пальцем оттянул мне веко, что-то пытаясь под ним увидеть. Голова не кружится?
Кружится, не стал скрывать я. И болит! Как голос мамы услышал, так сразу это все и началось! Откуда вы только телефон ее взяли? Хотя о чем я, в моей же трубке, конечно.
Валера, мы приличное учреждение, как мне показалось, обиделся на данные слова врач. Никто в ваш девайс и не подумал бы залезать, вы что? Это вторжение в частную жизнь, подсудное дело. Просто у нас тут никогда ничего никуда не пропадает, все хранится в регистратуре или архиве, в том числе и телефон вашей матушки. Она тут лечилась, вас лечить привозила, само собой, все данные были внесены в карту. Ну а номера люди за тридцать меняют крайне редко. Господин Шлюндт предложил сообщить ей о том, что вы потеряли сознание, я счел это рациональным. Вы юноша из хорошей семьи, наш пациент, разве я мог поступить иначе?
Можно было мне под нос нашатырь сунуть, отозвался я. Пара вдохов и мы снова вместе, все трое. Даже четверо, если считать того господина, который не в себе.
Пробовали, заверил меня врач. Нулевой эффект. А если вспомнить, как вас корежило Хотя нет, даже вспоминать не желаю, я чуть не поседел, подумал, что мы тогда эпилепсию у вас просмотрели. Я уже успел вашу карту поднять, результаты диспансеризаций просмотреть и педиатру по этому поводу выговор сделать. Как результат вы без чувств, приходить в себя не желаете, а время идет. Само собой
Все, можно не продолжать, остановил я Вагнера. Извините, Петр Францевич, вы действовали абсолютно верно. Я и сам на вашем месте так поступил бы. Просто у меня с родителями не очень простые отношения
Молодость, покивал он. Пора бунтарства и нонконформизма. Сам был таким, понимаю.
Вот потому мне бы отсюда удалиться, причем так, чтобы с мамой не столкнуться, довел я мысль до конца. Не хочу я ее расстраивать, а порадовать нечем. Она просто желает, чтобы все было как раньше, а принять то, что так уже не будет никогда, не хочет.
Мне это все не сильно нравится, признался врач. Во-первых, маму надо любить и уважать, это самый важный человек в мире. Во-вторых
Одежда моя где? остановил я его, поняв, что это надолго.
На стуле, показал он в угол палаты. У нас с этим строго, прием вещей кастеляншей только по описи и с подписью владельца. А вы, Валерий Анатольевич, были без сознания. Так вот, во-вторых
Дальше я его слушать не стал, поскольку в самом деле увидел на стуле свои джинсы с футболкой. И телефон тут же обнаружился, вместе с ключами и деньгами. Причем на экране, когда я проверил работоспособность аппарата, высветилось приличное число пропущенных вызовов.
Черт, точно! Мне же Ласло должен звонить по поводу завтрашней поездки! Некрасиво получилось, прямо скажем, он ведь мог подумать, что я «заднего» включил. Я бы так и подумал, что греха таить?
Но хорошо, что я звук убрал, когда в клинику входил. Что если бы Карл Августович, под предлогом того, что «это может быть важный для мальчика звонок», с тем же мадьяром пообщался? Кто знает, что из этого получилось бы? Полагаю, ничего хорошего.
Ладно, сейчас выйду из клиники наберу.
здоровье это очень важный фактор, закончил тем временем свою просветительскую речь Вагнер. Ну и потом мне очень не хочется ссориться с вашим отцом. Он в большой дружбе с Потоцким, как вы, возможно, знаете, а тот, в свою очередь, поставляет нашей клинике аппаратуру с изрядной скидкой.
Не поссоритесь, успокоил я доктора. Мы давно не общаемся, потому повода для переживаний нет. И вообще просто обнаружьте с остальными мое отсутствие, разыграйте сценку «как же так», поругайте охрану, которая меня выпустила с территории, да и все. А я вас не выдам. Слово даю!
Так она вас на самом деле не выпустит, заметил Вагнер. У нас с этим строго. Тем более в ночное время.
Кстати который час? заинтересовался я. Небось около полуночи?
Вроде того, подтвердил Петр Францевич. Десять минут двенадцатого.