Кузнецов раздраженно морщится. Переглядывается со мной. Я тихонько пожимаю плечами. Предупреждал же дурака не твое!
Не собираюсь в потном автомобиле два дня трястись!
Да, зайка. В советских автомобилях кондиционеры не предусмотрены. Их и в западных машинах еще днем с огнем не сыщешь.
Можешь вообще не ехать, теперь раздражение охватывает и меня. Пора поставить нахалку на место.
Нет, я хочу, но
Юль, я могу забрать тебя из аэропорта, когда мы приедем на место, примирительно произносит Кузнецов.
А куда мы едем? наконец звучит правильный вопрос. И задает его моя любовь.
Неожиданно нас прерывают.
Русин? Алексей?!
Я оглядываюсь. Рядом со мной стоит глава Союза писателей СССР Константин Федин. Собственной персоной. Темный аппаратный костюм, в зубах дымящаяся трубка, в левой руке коричневый портфель.
Здравствуйте, товарищи! Федин здоровается со всеми кивком, мне жмет руку.
Ребята встают, тоже приветствуя его. Федина они знают по моим рассказам, а Вика так и вовсе знакома с ним лично, поэтому сейчас все с любопытством таращатся на знаменитость. Константин Александрович быстро улавливает ситуацию, показывает в сторону пустого столика рядом с одной из колонн.
Уделишь мне минутку?
Конечно! Ребята, подождите меня, я ненадолго, виновато смотрю на Вику. Та ободряюще мне кивает.
Пересаживаюсь за столик Федина. Корифей сразу заказывает бутылку водки, несколько закусок. Вытряхивает трубку в пепельницу.
Я тут почти каждый вечер ужинаю
Почему не в ЦДЛ? удивляюсь я.
Замучают просьбами.
Ага, это он про писателей-попрошаек. Тяжела ты, жизнь раздатчика благ у социалистической кормушки! Может, и мне что-нибудь у него попросить? СССР это же огромная касса взаимопомощи. А я туда еще руку толком не запускал. Шутка.
Ты куда пропал? Федин взглядом показывает мне на водку и вторую рюмку, но я отрицательно мотаю головой. Хватит мне сегодня. Да и смешивать не хочу.
Помню, как году в 90-м, за год до развала СССР, был на конференции учителей в Чехословакии. После всех положенных пражских мероприятий новый чешский друг позвал меня к себе в гости, в небольшой город Сватов, что под Карловыми Варами. Остановились в доме его родителей пожилых, похожих друг на друга пенсионеров. На следующее утро проснулся от громких криков под окном чехи, в основном молодые ребята, ходят по улицам, поют песни.
Это наш национальный праздник, Помлазки, поясняет мой друг за завтраком. На вот, выпей рюмку оливкового масла.
Уже в этот момент я начал подозревать неладное. Но рюмку выпил. Далее мы выходим на улицу, и мне вручают ивовый прут с разноцветными ленточками. Нас уже ждет компания молодых чехов, вместе с которыми мы идем от дома к дому и горланим песню, слова которой я теперь легко могу вспомнить, но не стану. Ибо это не те воспоминания, которые оставляют светлый след в жизни. Почему? Да потому, что из каждого дома выходит хозяйка и выносит поднос с алкогольными напитками. Чехи шлепают ее прутьями по попке, выпивают рюмку-панак и идут дальше. Проблема одна. Точнее, две. В каждом доме наливают разное ром, водку, сливовицу, грушовицу, меруньку и даже такие экзотические напитки, как фернес и татранский «чай». Последнее и вовсе темная девяностоградусная бурда. Вторая проблема домов много, и поздравить надо всех. Родственников, друзей, знакомых К полудню, несмотря на то что масло помогает, от смешения алкогольных напитков чувствуешь себя очень плохо. Вечером умираешь от похмелья. В России так не пьют, как пьют чехи на Помлазках
Нет, спасибо, вежливо отказываюсь я от угощения Федина. Я никуда не пропал. Просто тяжелая неделя была.
Эх, дорогой Константин Александрович, это ты еще не знаешь, насколько тяжелой она для страны выдалась!
Зря отказался. Глава Союза писателей выпивает рюмку, подцепляет вилкой кусочек копченого угря. Есть отличный повод. Собрался я вечером сюда, а на выходе меня секретарь догнал из типографии прислали к нам в Союз сигнальный экземпляр твоей книги! Сами-то они не смогли тебя разыскать.
Федин достает из портфеля книгу в красной обложке. На ней крупно дано название «Город не должен умереть». Чуть меньшими буквами А. И. Русин. Все это на фоне стилизованного изображения средневековых башен Кракова. Я под усмешку Федина хватаю «Город». Перелистываю, прислушиваясь к шелесту страниц, вдыхаю запах типографской краски. Лезу в самый конец. Тираж 56 тысяч!
Поздравляю, Алексей! Константин Александрович жмет мне руку. С тебя банкет!
Само собой. Я опять листаю роман. Бумага, шрифт, все выглядит отлично.
К сожалению, внимание к книге смазано последними событиями. Федин тяжело вздыхает. Но думаю, тебя будут разыскивать журналисты. Особенно польские. Мне же не надо напоминать, что все должно быть согласовано со мной лично?
Я киваю, продолжая разглядывать «Город». Моя первая книга. Моя первая ступенька во власть и к спасению страны. После заговора я уже стою на второй или даже на третьей, но первую не забуду никогда.
Я киваю, продолжая разглядывать «Город». Моя первая книга. Моя первая ступенька во власть и к спасению страны. После заговора я уже стою на второй или даже на третьей, но первую не забуду никогда.
Ладно, иди к друзьям, опять усмехается Федин, добродушно наблюдая за моим волнением. Через пару недель зайди в правление. Будет тебе от нас подарок.
Я автоматически киваю, тепло прощаюсь и иду к нашему столику.
Ребята! Смотрите, что у меня! Я выставляю перед собой книгу.
Раздается дружный вздох.
Русин! почти кричит Димон.
Вика бросается мне на шею.
Официант! это уже Коган. Еще шампанского!
Глава 7
Экклезиаст еще заметил:
соблазну как ни прекословь,
но где подует шалый ветер,
туда он дуть вернется вновь.
Мм А какой был сладкий десерт! Вика делает пируэт, целует меня в губы. Прямо как ты сейчас!
Я же пытаюсь удержать девушку за талию и одновременно попасть ключом в замочную скважину. Мезенцев заверил меня в полной безопасности Таганки, поэтому после ресторана мы вернулись на бывшую конспиративную квартиру. Где еще бедному студенту уединиться с любимой девушкой?
Десерт же был не только сладким, но еще и с необычным названием «Цветок Майя». Его очень советовал попробовать официант, и наши подруги, естественно, не отказались. Корзиночка из бисквитного теста размером в два раза больше обычной песочной, с ванильным мороженым внутри. Но главный прикол в том, что поверх мороженого выложены зеленые листья и желтый початок кукурузы, сделанные из белково-заварного крема. Так что «Цветок» полностью в тренде: кукуруза сейчас царица полей!
А я слышала от девчонок Вика бросает сумочку на пол прихожей, дожидается, пока я закрою дверь. Сбрасывает туфли. На Западе женщины под музыку раздеваются для мужчин.
Стриптиз? Я разглядываю подругу, будто впервые. Вика, это все шампанское!
Ну и пусть! Девушка подзывает меня к себе пальчиком, и я иду вслед за ней, как привязанный, в гостиную. Там Вика ставит пластинку Дули Уилсона. Мелодия As Time Goes By. И под звуки саксофона, плавно покачиваясь, начинает раздеваться. Сначала эротично снимает блузку. Кидает ее мне. Я хватаю ее и падаю на диван. Ноги не держат, пульс зашкаливает. Вслед за блузкой Вика начинает снимать чулки. Быстро смотрю на окно слава богу, шторы закрыты! Первый чулок отправляется опять ко мне, длинная нога во втором ставится мне на ширинку брюк. Там уже все твердо, и я лишь огромным усилием заставляю себя дождаться окончания.
Вика еще больше задирает юбку, начинает, наклонившись ко мне, скатывать чулок. Это я говорил, что ее строгая одежда а-ля учительница не сексуальна? Забудьте.
Кладу руки на ногу, помогаю с чулком. И не только. Мои ладони тянутся к Викиным трусикам, и вот она уже садится на меня сверху. Абсолютно голая. Последний элемент одежды бежевый бюстгальтер отправляется моим мощным броском на стол. Пока я его кидаю, Вика успевает расстегнуть мои брюки.
И тут же мы сливаемся в одно целое. Я целую возбужденные соски девушки, и она мне отвечает страстным стоном. Чем больше мы ускоряем темп движения, тем сильнее меняется реальность вокруг. Над нашими головами появляется уходящий далеко ввысь столб света. Я пытаюсь замедлиться, но Вика не дает.
Столб света, который вначале выглядит как ниточка, вдруг начинает расширяться и становится все более и более ярким, странным образом освещая при этом не комнату и нас, а только сам себя. Я чувствую, как мы подходим к финалу, Вика кричит, и бац вокруг только этот свет, и ничего больше.
А нет Все-таки что-то есть, какая-то голубая горошинка. Горошинка? Да это же Земля. Я парю над планетой, словно геостационарный спутник. Могу разглядеть любую деталь. Взгляд словно зум на продвинутом фотоаппарате. Вот передо мной Африка, Красное море. Я могу все приблизить, отдалить. А главное, понять красоту мира, его гармонию. Хотя Эта гармония вовсе не так совершенна, как мне кажется. То там, то здесь в совершенной картинке есть грязные кляксы. Червоточины. Они расползаются, отравляют мир. Пытаюсь приблизить одну из них. Кажется, это Сирия, Дамаск. Грязью несет на всю столицу от усатого мужчины в красной феске и военной форме с погонами полковника. Он сидит на каком-то официальном заседании с десятком других мужчин. Я тянусь к нему, разглядываю дюжину темных линий, что тянутся от него во все стороны. Некоторые из них и вовсе разбросаны в другие страны большей частью в Израиль. Что в нем такого важного, что мне его показывают?
Камиль, а ты что об этом думаешь? произносит один из мужчин на арабском.
Я понимаю арабский?
Торжественной сонатой в голове начинает петь СЛОВО. О чудо! Я понимаю отдельные фразы Этот Камиль одна из тысяч монад Люцифера на Земле? И что он делает? Разрушает мир на Ближнем Востоке. Полковник безопасности Сирии глубоко законспирированный израильский разведчик, готовящий войну. Я вглядываюсь в волевое лицо Камиля он предлагает на военной коллегии высадить тополя на Голанских высотах. Так солдатам во время учений не так жарко будет тополя дают тень. На самом деле высокие деревья отличный ориентир для израильской артиллерии и самолетов. Будут накрывать сирийцев первым же залпом. От всех этих планов смердит хаосом. Я прислушиваюсь к СЛОВУ и понимаю: любая война это разрушение божественной гармонии. Но ведь войну готовят и арабы! Почему мне показывают только еврея?