Вчерась все туё же, глухо, как из бочки, донесся опостылевший говор Пакоты. Я ее давай поить, она давай плеваться. Ничегось, хозяин, это просто у нее брюхо покедова не опустело. Вот как жрать захочет, вскочеть как миленькая, вот поглядите, вскочеть!
Не вскочит, Пакота. Она уже умирает. У нее не осталось сил даже захотеть встать.
Дык и бес с ней! Нехай дохнет, хлопот от нее не будет! Схоронить токмо, и побоку! Утомилась я с ней, хозяин! Ужо дрянная девчонка, скажу вам!
Смех. Даже сейчас, на грани беспамятства, Эдера содрогнулась от этого смеха.
Согласен. Дрянная. Тем не менее, хоронить ее мы не будем. Пока.
Под затылок Эдеры скользнула рука, неожиданно мягкая и бережная, осторожно надавила на кость. Мгновенно исчезли тяжесть и жжение, пелена рассеялась. Звуки вновь стали громкими и звонкими, мысли обрели ясность. А затем вернулась боль, которую девушка уж было перестала воспринимать. Зрение стало отчетливым, и она увидела лицо Кэрдана, склонившегося над ней. Эдера закрыла глаза.
А это я оставлю тебе, в награду за твою несгибаемость, прозвучал его голос так близко, так ясно, так ненавистно. Его рука еще придерживала ей затылок, так ласково по контрасту с насмешливым тоном. Ты убедилась, что здесь не так просто умереть. А вот чувствовать боль сколько угодно.
Он убрал руку ее голова упала на подушку.
Пусть поужинает, и приведи ее наверх, велел он Пакоте и вышел.
Слухала что ли? Жри и топай к хозяину. Да не телись. А то влетит тебе по самые не могусь, сладострастно и мечтательно пообещала ей Пакота. Она вся изнывала, ожидая, когда же наконец Эдере влетит «по самые не могусь». Эдере еще не хватало сил повернуть голову, чтобы увидеть ее, но девочка уже обоняла ее вонь неизменную вонь дыма и горелого жира. Она огрызнулась ослабшим голосом:
Самой тебе влетит по самые не могуси. Вон из моей комнаты.
Щас! осклабилась Пакота. Хозяин велел вести тебя к нему, как потрескаешь.
Потрескаю поведешь. Пока что не потрескала, так что дрищи давай отсюда простоквашкой!
Пакота выкатилась. Эдера кое-как приподнялась с кровати. Желудок снова донимал ее изнуряющими стонами. На столе стояла маленькая миска с жидкой, горячей похлебкой. Рядом ложка и краюха ржаного хлеба. Ароматный пар бил в ноздри, удесятеряя муки голода. Эдера плюхнулась обратно на кровать, чтобы не видеть еды, но искушение было непереносимо. «Бес с ним», махнула она и сползла с постели. Придерживаясь рукой стены, она доплелась до стола, упала на стул, схватила ложку, зачерпнула супу, вцепилась зубами в горбушку. «Раз умориться голодом до смерти он не даст, придется стоять до последнего. Значит, нужны силы», оправдывалась перед собой Эдера, уплетая суп.
Суп, на вид скудный и непитательный, наверняка был заколдован. Когда Пакота явилась через полчаса, Эдера не просто твердо стояла на ногах ее переполнял прилив сил и бодрости.
Ишь, сияет! возмутилась служанка. Ужо лучше бы валялась плетью, как с утра. Зря хозяин тебя подъял, ох зря!
Это тебя он «подъял», причем из самой вонючей могилы, жизнерадостно огрызнулась Эдера. Твои кости небось воняли и разлагались еще до рождения Нея. То-то до сих пор трупный смрад не выветривается.
Давай-давай, топай! Неча тут лясы точить. Сама вскореча завоняешь хлеще трупа, попомни мое слово. Ну, айда!
Она ухватила Эдеру за локоть, та отпихнула ее.
Не смей меня лапать! Сама дойду, без тебя.
Пакота скорчила гримасу, но больше не трогала Эдеру.
Иди-иди, да не телись. Давно тебя надо было пропаять, да так шоб не разгибалась!
Эдера, не оборачиваясь, выскочила в коридор. Пол безмолвствовал под ногами. Промелькнула шальная мыслишка: может, двинуться не вверх, а вниз, добежать до входной двери, открыть, а там ищи-свищи ветра в поле?
Тихо, мышкой, она подкралась к лестнице. Едва она ступила на нижнюю ступеньку, раздался душераздирающий скрип. Гокнула дверь ее комнаты, Пакота вылетела в коридор, как пушечное ядро.
Ты чего там выкобениваешься? Марш к хозяину!
Пакота не задержала бы девушку, но Эдера не сомневалась, что башня уже не выпустит ее. Предупрежден вооружен. Вздохнув, она заковыляла наверх, медленно, словно надеясь, что Кэрдану тем временем вздумается перекинуться и улететь по делам. Дверь на четвертом этаже была приотворена. В узкой щелочке сияли красновато-оранжевые блики. Эдера толкнула ручку, дверь охотно подалась. Конечно, он был там. Не в кресле, как обычно, а стоял у окна. Внизу по земле стелился инеистый туман, а наверху, на темном, низком небе, ясно сияли осенние созвездия: Ясень, Морячка, Утиный Клюв, Лопата и россыпи одиноких, безымянных серебристых точек. Эдера, несколько дней не видевшая неба, непроизвольно подалась к окну и к Кэрдану. Тот рассмеялся.
Бесовски приятно, что ты так рада видеть меня. Я тоже неописуемо счастлив, что вижу тебя на ногах и в здравом рассудке. Прими мое восхищение. Ты доказала, что у тебя железная воля. Теперь посмотрим, железное ли у тебя сердце. Если так, то мне остается только убить тебя или отступить.
Ох как не понравилось девушке такое вступление! От дурных предчувствий у нее сперло дыхание. Кэрдан протянул руку к камину, поманил змеек ладонью, будто пригласил выползти, посидеть у камелька за дружеской беседой. И змейки впрямь встрепенулись, подались наружу. Затем вытянулись по струнке во всю длину. Больше они не подрагивали, не извивались в танце; выпрямились и как будто вширь растеклись, в сплошную огненную стену. На стене появилось изображение. Письменный стол, на заднем фоне серые стены с высокими книжными стеллажами. За столом в кресле сидел человек. Но было видно, что он сидит с обратной стороны стола, как посетитель. Хозяин стола оставался «за кадром», сам смотрел на изображение как зритель. Кэрдан пояснил:
Мой кабинет в Магической Канцелярии. А это граф Делгар. Мы вместе учились в Академии Законоведов и Блюстителей. Мы были в хороших отношениях по крайней мере, ни у кого из нас ни разу не возникло желания перерезать друг другу глотки на дуэли или в пьяной драке. При таких отношениях однокашники обычно сохраняют подобие уважения друг к другу, когда расходятся своими путями. Спросишь, тебе-то что до наших отношений? Смотри и поймешь.
Из-за кадра донесся голос Кэрдана:
Леди Варна истово творит молитву Создателю Я не отказался бы присутствовать при сем невероятном зрелище. Я помню, как на вечере памяти мастера Айлети она упоенно доказывала декану Илташу, что Создателя выдумали люди, измученные сознанием произвола языческих богов. Декан держался стойко, а вот меня она убедила, признаюсь тебе!
Лорд за столом улыбнулся и развел руками.
Да, это забавно. Тем не менее, она обратилась в здравом уме. Она раскаивается и жаждет служить церкви, дабы загладить заблуждения былых лет. Но, хотя убеждения ее изменились, разум сохранил остроту и целеустремленность. Она справится с ответственной должностью, ручаюсь. Могу ли я рассчитывать, что ты похлопочешь за нее перед архиепископом?
Конечно, Дел. Завтра же я встречусь с Танаром. Миледи Варна получит место, которого заслуживает.
Я твой должник, Кэр. Она была хорошей матерью. Ровно настолько, чтобы не вмешиваться в жизнь детей и не впутывать их в собственные проблемы. А это лучшее, что могут сделать родители для детей. Я постараюсь достойно отблагодарить тебя. На днях прибывает груз с моего корабля, что причалил в Патрефе три недели назад. Отборные сорта мерканских пряностей, ткани тончайшей работы все в твоем распоряжении. Все, что ни изволишь выбрать, будет доставлено тебе в тот же день.
Кэрдан погасил экран. Огненная стена всколыхнулась и распалась. В камине снова танцевали живые змейки, большие и маленькие, каждая сама по себе, в причудливой, занятной гармонии. Эдера еще ничего не понимала, но к сердцу подбиралась ледяная змея. Она чуяла, что ее загнали в угол.
Итак, сделка между мной и Делгаром. Место настоятельницы для его рьяной матушки за сотню-другую ящиков с мерканскими деликатесами и тканями. Тебе преподавали курс ведения домашнего хозяйства, не так ли? Как по-твоему, во сколько ящичков ллерского шеченя стоит оценить Обитель Святой Устины? Придется поделиться с епископом Танаром. Все-таки у леди Иотаны неплохие связи, а ларгусский монастырь возглавляет перечень престижных мест. Делгар обожает матушку, несмотря на его легкомысленный тон. Думаю, он отдаст весь корабль с грузом и экипажем впридачу, если я выбью для леди Варны Обитель Святой Устины. Матери Иотане, не сомневаюсь, подберут достойное занятие взамен нынешнего поста настоятельницы. К примеру, почетная миссия в завоеванных землях. Приобщить диких горных варваров к религии Создателя что может быть более достойным и богоугодным занятием?
Когда он замолчал, Эдера обнаружила, что не дышит уже минуту. Нечем было дышать. Сдавило грудь, в ушах звенело. Теперь она знала, как рождается ненависть. Из бессилия. Несколько дней назад, когда Кэрдан открыл ей свое желание, она почти пожалела его. Могущественный маг, всесильный царедворец не мог совладать с обычной похотью, как прыщавый юнец. Вот только в отличие от крестьянского подростка, временщик, бессильный перед похотью, имел неограниченные возможности, чтобы утолить ее. Упрямство и юношеское презрение к смерти давали Эдере силу не поддаваться физическим страданиям. Но угроза дорогому человеку не могла не сломить ее. Кэрдан изыскал безотказное средство, чтобы добиться своего.
Они смотрели друг на друга, маг невозмутимо и выжидающе, Эдера с бессильной яростью. Вдруг одежда Кэрдана вспыхнула огнем. И тут же погасла, а Эдеру швырнуло на пол невидимой волной. По лицу мага пробежала хищная усмешка.
Ты сильна. Даже после нескольких дней изнуряющей голодовки в состоянии вызвать магический пожар. Сопротивляйся ты нравишься мне такой. Но ты ведь поняла: так или иначе я получу тебя. Это неизбежно. Ты не победишь.
Эдера попыталась подняться с ковра, но волна магической отдачи пригвоздила ее к полу. Девушка не могла пошевелиться. Кэрдан медленно подошел, опустился рядом на колени, коснулся ее волос. Эдера сжалась в комочек. Он приподнял ее с пола, развернул лицом к себе. Что было мочи Эдера оттолкнула его, но на этот раз он был готов и устоял, компенсируя магией нечеловеческую силу удара девушки.
Он крепко стиснул ее запястья. Синяя магическая пелена окутывала его руки, помогая удерживать Эдеру. Она отчаянно вырывалась, не веря, что ее спасительная физическая сила сейчас совершенно беспомощна. Синие искры поползли вверх по ее рукам, парализуя сопротивление. Кэрдан произнес:
Ты слишком уязвима, чтобы бороться. Есть те, кого ты любишь больше себя. Ради них ты пойдешь на все. Даже отдашься мне. Ты подавишь свою волю, свою гордость, но спасешь тех, кого любишь. Помни, что ты терпишь поражение ради них. Ты слишком самоотверженна, чтобы идти до конца. А я слишком сильно хочу тебя, чтобы быть милосердным.