Рассказы ночной стражи - Генри Лайон Олди 17 стр.

Через сцену бежит служитель, задергивая занавес.

Через сцену бежит служитель, задергивая занавес.

4. «Отец готов принять вас»

Студеный рассвет вползал в дом сквозь щели бамбуковых ставен. Нагретый камень давно остыл, но под одеялом оставались жалкие крохи тепла.

С решительностью самоубийцы я отбросил одеяло и вскочил на ноги. Махи руками. Махи ногами. Наклоны. Приседания. Отжаться от пола. Что теперь? Бегом на двор, голым по пояс, в одних просторных хакама. Идиот, сегодня тебе не нужно на службу. Тебе дали выходной. Зачем ты подскочил ни свет ни заря?

А, поздно. Что теперь мучиться?!

У колодца стоял отец: наполнял водой лохань.

 Доброе утро, отец.

 Доброе утро.

Я наполнил вторую лохань. Отец хмыкнул, я отвернулся, пряча улыбку, и мы оба предались безумствам. Уй-й! Что ж так холодно?! Это же не вода, это пыточный инструмент! Не дрожать, слышишь? Н-не д-д-дрожать

Мы умылись. Почистили зубы. И наконец позволили себе растереться полотенцами  досуха, докрасна!

 Это правда, что Ивамото Камбун убивал безликих?  спросил отец, одеваясь.

 Правда.

 Он напал на тебя?

Я завязал пояс. На востоке разгоралось белое сияние. Ни облачка, день будет ясный, безветренный, морозный. Солнца не видно, но серебро восхода все ярче. Вот-вот проступят золотые прожилки. К моменту, когда солнце восстанет из моря, полыхнет в полнебосвода.

Такой восход называют «жемчужным венцом».

 Да. К счастью, вмешался сенсей Ясухиро. Камбун напал на него.

 Со стальными мечами?

 Да.

Отец достал кисет, набил трубку табаком. Я сбегал в дом, зажег лучину от очага, вернулся к колодцу. Поднес лучину отцу, дождался, пока он пустит первый клуб дыма.

 Это Мигеру оглушил его палкой?

 Клюкой.

Уточнять, что у Мигеру за клюка, я не стал. Каонай занимался ее починкой, сидя в беседке  ему дозволялось там работать. Ему-то чего не спится?

 Камбун совершил преступление. Твой слуга помог его задержать. С другой стороны, безликий поднял руку на самурая. Наверное, он заслуживает наказания.

 Да, я подумаю над этим.

Отец пыхнул трубкой и ушел в дом.

О-Сузу подала нам завтрак. Бобовая каша с соленой редькой, морской окунь, чай. Наевшись, я обошел двор и был приятно удивлен. Ни одной сломанной или подгнившей доски в заборе. Дрова нарублены и наколоты  поленница крышу навеса подпирает. Двор чисто выметен, сучья на деревьях подрезаны. Беседка и нужник починки не требуют

Мигеру? Без отдельного приказа? Учится быть примерным слугой? Или чует за собой вину, вот и старается?!

Стук в ворота отвлек меня от размышлений.

Пришел аптекарь Судзуму осмотреть мою достопочтенную матушку. Приближались роды, матушка то и дело жаловалась на недомогания. Судзуму наведывался к нам частенько; в последнее время  в сопровождении повитухи Анеко, чтобы глядеть туда, куда мужчинам глазеть не дозволено. Говорят, лучшая повитуха на ближайшие четыре квартала.

Нам с отцом Судзуму доложил без свидетелей: недомогания матушки от душевных волнений. Беспокоиться не о чем, госпожа просто желает внимания к себе. С беременными это случается. Я подумал, что отец, который успел побывать бабушкой Мизуки, знает об этом не меньше лекаря. Но раз отец ничего не возразил, то и я счел за благо промолчать.

Когда визит завершился, я проводил гостей до ворот.

 Как твой сын, Анеко?  спросил Судзуму, выйдя на улицу.

Лучшего места для разговора, чем под нашим забором, они не нашли. Зачем я подслушиваю? Как мне не стыдно!

 Мастер Микио им доволен. Сказал: клетки для сверчков, которые делает Ринджи, не стыдно выставить на продажу. А как твоя дочь?

 Я выдаю Теруко замуж.

Я замер на месте. Неужели Судзуму нарочно затеял этот разговор, зная, что я неподалеку? По-моему, он говорит громче, чем следовало бы.

 Да?! И за кого же?

 За моего помощника Йори. Месяц назад он сдал экзамен, теперь может открыть свое дело.

 Я помню Йори. Толковый парень.

 Приходи на свадьбу, Анеко.

 Тысяча благодарностей, Судузуму-сан! Я непременно приду.

Я отошел от забора, стараясь не шуметь. Теруко-тян. Лицо. Улыбка. Порывистые движения. Ее ошибка стоила жизни моему отцу и фуккацу моей бабушке. Да, случайность. Трагическая случайность. Простил ли я Теруко?

Не знаю.

Надо прислать подарок на свадьбу.

Я не ушел далеко, когда в ворота опять постучали. Посыльный принес мне записку от Цуиёши: «Сегодня в час Лошади. Отец готов принять вас.»

Не знаю.

Надо прислать подарок на свадьбу.

Я не ушел далеко, когда в ворота опять постучали. Посыльный принес мне записку от Цуиёши: «Сегодня в час Лошади. Отец готов принять вас.»

В спальне гостей не принимают.

Сейчас  особый случай. Сенсей ранен, лекарь запретил ему вставать. «Истинное искусство,  вспоминаю я слова Ясухиро,  невозможно без правил и канонов. Но возможно ли оно без нарушения правил?»

 Полагаю, что нет,  ответил тогда мой отец.  Хотя и не всякое нарушение есть искусство.

В доме теплее, чем во время моих предыдущих визитов.

Спальня большая, четыре на шесть шагов. Стены обклеены бежевой бумагой, на ней тонкими контурами намечены весенние лилии. Ясухиро лежит на футоне, набитом хлопком и шерстью. Ставни закрыты, в изголовье горит масляная лампа. В ногах  жаровня. Рядом с кроватью  изящный столик из светлого дерева, покрытого темно-коричневым лаком. Флаконы, баночки с мазями и лекарствами.

Ясухиро до подбородка укрыт покрывалом, тоже расшитым лилиями. Я помню это покрывало. Его сенсей бросил Мигеру. В свете лампы лицо Ясухиро кажется изможденным. Под глазами залегли глубокие тени, резче проступили скулы, складки вокруг рта. Не лицо  выветренная скала: уступы, ущелья, пещеры.

Опускаюсь на колени, кланяюсь, касаясь лбом пола.

 Добрый день, Кэзуо-сан. Как ваше здоровье?

 Добрый день, Рэйден-сан. Благодарю, намного лучше. Я уже здоров.

Он пытается сесть, желая подтвердить правоту своих слов. Нам с Цуиёши стоит огромных трудов уговорить его не делать этого. Вскоре Цуиёши уходит.

Мы с сенсеем остаемся наедине.

5. «Беседа с вами  истинное удовольствие»

 Я хотел просить у вас совета, Кэзуо-сан.

 Все, что в моих силах.

 Как мне наказать моего слугу?

 За то, что он поднял руку на самурая?

 Нет, за ложь.

 Это серьезный проступок. Наши предки, случалось, карали за такое смертью. Но бывало, что они оставались милосердны. Он солгал вам? В чем?

 Своей ложью он оскорбил достойного человека.

 Это усугубляет его вину.

 Он сказал, что достойный человек закрыл лицо тряпкой. Как мерзкий каонай, сказал он. Грязная ложь! Достойный человек не закрывал лица тряпкой. Зачем достойным людям прятать лицо? Ужасное оскорбление, лживый навет! Даже то, что своей ложью мой слуга выгораживал достойного человека, не снимает с него вины.

 Не снимает,  согласился Ясухиро.  Но это не снимает вины и с того человека, о котором говорил ваш слуга. Ложь или правда, вина остается на нем.

Мы замолчали. Мы молчали долго.

сначала Мигеру споткнулся о тело. Мужчина лежал на краю рощи, нелепо подогнув ногу. Дальше, у хижины, спиной к Мигеру, стоял убийца с мечом в руках. Путь ему преграждала женщина с деревянной лопатой.

Раньше Мигеру предполагал, что в прошлой жизни Ичи был простолюдинкой, а Ни  самураем, возможно, знатным. В зимней ночи под холодной луной, видя, как женщина держит лопату, он убедился в собственной правоте. Петляя меж стволов бамбука, он видел, что убийца шагнул вперед.

 Я здесь! Дождись меня, malparido!

Убийца обернулся через плечо.

Бамбуковая роща, молчал я. Храм Вакаикуса. Хижина безликих, рисующих друг другу лица. Что бы мы с вами ни думали про Камбуна, он не убивал мужчину-каонай возле хижины. Правда, сенсей? Его убили вы. Циновок вам показалось мало. Поединок близился, ваше знаменитое спокойствие дало трещину. Вы хотели опробовать меч на живом человеке. Опыт важней всего, вам не хватало этого опыта.

Вы не прятали лицо, нет. Зачем? От кого?!

Мигеру узнал вас. И солгал мне, сперва ответив, что убийца замотал лицо тряпкой, а потом сознавшись, что у хижины был Камбун. Он солгал дважды. Он знал, как я отношусь к вам, сенсей. Он не хотел, чтобы между нами пробежала кошка. Даже если это такая жалкая шелудивая кошка, как убийство презренного каонай.

Он так и не признался мне, что видел вас. Он скрывает это до сих пор. Наверное, я мог бы заставить его сказать правду. Но я не хочу этого делать.

Он солгал вам, молчал Ясухиро в ответ. Солгал дважды. Скрывает, молчит по сей день. Он не назвал мое имя, сказал, что это был Камбун. Рэйден-сан, с чего вы тогда решили, что у хижины был я? В чем причина вашего озарения? Во время вашего второго визита ко мне я спросил у вас, опознал ли ваш слуга убийцу возле хижины. Я сделал это с излишней горячностью? Был чрезмерно настойчив? Не этим ли я выдал себя?!

Не этим, сенсей, промолчал я. Вовсе не этим.

Убийство в барачном дворе. Вот причина.

Она лежала ничком  женщина, которую настоятель Иссэн звал Ни. На снегу, залитом кровью. В накидке из грубой пеньковой холстины. Только тело, одно тело без головы.

Голова откатилась в сторону, легла на правую щеку.

Кандидаты толпились поодаль, у дверей барака. Обычные люди галдят, когда толпятся, эти же стояли молча. «Если голова не была отрублена полностью, убийца скорее всего поскользнулся.»

Этой ночью убийца стоял на ногах крепко.

Убийство?

Нет, сенсей. Это было самоубийство.

Квадратный двор. Белый снег.

Скоро рассвет.

Женщина сидит на снегу. То, что у нее вместо лица, дышит спокойствием принятого решения. Балахон спущен с плеч, женщина обнажена до пояса. В руке  нож.

Вокруг стоят слуги дознавателей и кандидаты в слуги.

Безликие. Каонай.

Самурай в прошлой жизни, несчастная Ни покончила с собой, сделав это единственно достойным образом. Муж зарублен, потерян навсегда. Ребенок вырастет монахом при храме. Сколь ни велика доброта настоятеля Иссэна, видеться им не разрешат. Все разрушено, погребено под руинами, стало прахом. Слезы смыли нарисованное лицо. Зачем длить свое ничтожное существование? Что вы молчите, сенсей? Да, слышу. После смерти безликих ждет преисподняя.

Страшен ли ад, если живешь в аду?

Мигеру признался во всем, что касалось сэппуку этой женщины, ничего не утаил. Все слуги дознавателей знали о решении безликой Ни. Все кандидаты знали. Ни словом они не обмолвились своим господам. Никому в городе. Я не знаю, как об этом прознали вы, сенсей, не знаю и не стану спрашивать. Вы не ответите, да это и не важно.

Женщина вонзает нож себе в живот.

У женщин есть право перерезать себе горло или пронзить ножом сердце. Их не осудят за эту слабость. Ранения живота ужасны и болезненны. Не всякий мужчина способен продемонстрировать стойкость перед такой болью. Безликая Ни не дает себе поблажки. Нож входит в левый бок, движется к правому. Страдание искажает лицевую плоть женщины. Рисует заново черты: нос, глаза, губы. Кажется, что лицо, которое она носила при жизни, возвращается к ней.