Гостиницы на этой дороге, или большая их часть, сравнимы с французскими, кроме того разве, что у лошадей для еды тут есть только сено. Они подают маринованную рыбу и совсем не имеют свежей. Подают, как и по всей Италии, фасоль, сырой и зеленой, а также горошек и миндаль и совсем никак не готовят артишоки. Их площади вымощены квадратными плитами. Они привязывают своих быков за нос, за кольцо, которое протыкает им перемычку между ноздрями, как буйволам. У вьючных мулов, которых у них много, причем очень красивых, передние ноги подкованы не как у нас, а, наоборот, круглыми подковами, которые обхватывают копыта, потому что больше их по размеру. Тут в разных местах попадаются монахи, которые подают прохожим святую воду, ожидая за это милостыни, и многие дети просят подаяние, обещая прочитать целую дюжину Отче наш, которые они для тех, кто им подаст, отсчитывают на пальцах. Вина тут совсем не хороши.
На следующее утро, покинув эту прекрасную равнину, мы двинулись дальше по горной дороге, где обнаружили другие очень красивые равнины то на вершинах, то у подножия гор. Но в самом начале этого утра мы некоторое время любовались красивейшим видом множеством разнообразных холмов, со всех сторон облаченных прекрасной тенистой листвой всевозможных плодовых деревьев и самых прекрасных, елико возможно, селений, подчас в местах настолько крутых и обрывистых, что было чудом, как только лошади могли туда взбираться. Наикрасивейшие долины, бесконечное множество ручьев, столько домов и селений, разбросанных то тут, то там, напомнили мне окрестности Флоренции, кроме того разве, что здесь нет никаких дворцов, ни заметных зданий, и там [под Флоренцией] почва по большей части сухая и бесплодная, а на здешних холмах нет ни пяди попусту пропадающих земель. Правда, весеннее время года им благоприятствует. Часто весьма высоко над нашими головами мы видели красивую деревню, а под нашими ногами, словно у антиподов, другую, и у каждой были свои приятные стороны многие и разнообразные. Не портит вида даже то, что за этими столь плодородными горами маячат хмурые и неприступные вершины Апеннин, откуда катятся вниз стремительные потоки, а потом, растеряв свое изначальное буйство, вскоре превращаются в этих долинах в приятнейшие и тишайшие ручьи. Среди этих горбатых кряжей обнаруживаешь вверху и внизу многие богатые равнины, порой такие большие, что кое-где перспектива теряется из виду. Кажется, что никакая живопись не способна передать все богатство такого пейзажа. Оттуда перед нами открывался вид нашего пути то таким образом, то иным, но он неизменно был очень удобен; и к обеду мы добрались до Ла Муччи.
ЛА МУЧЧА, двадцать миль. Маленький городишко на реке Кьенто.
Оттуда мы проехали низменной и удобной дорогой через эти горы, однако поскольку я дал оплеуху нашему возчику[568] (что для этих краев явный перегиб), свидетелю [другого] возчика, угробившего князя Трезиньяно, то он, видя, что я больше не преследую его собрата, был в отличие от меня вполне настроен подать жалобу или сделать что-нибудь иное[569]. Так что я, вопреки своему намерению ехать в Толентино, остался на ужин в Вальчимаре.
Оттуда мы проехали низменной и удобной дорогой через эти горы, однако поскольку я дал оплеуху нашему возчику[568] (что для этих краев явный перегиб), свидетелю [другого] возчика, угробившего князя Трезиньяно, то он, видя, что я больше не преследую его собрата, был в отличие от меня вполне настроен подать жалобу или сделать что-нибудь иное[569]. Так что я, вопреки своему намерению ехать в Толентино, остался на ужин в Вальчимаре.
ВАЛЬЧИМАРА, восемь миль. Маленькая деревенька с почтовым двором на сказанной реке Кьенто.
На следующий день, в воскресенье, мы проследовали дальше той же долиной между возделанных и плодородных гор до Толентино, маленького городка, в котором мы не задержались, после чего местность стала сглаживаться, и у нас по бокам остались лишь невысокие, пологие холмы, делая этот край весьма похожим на Ажене, самое красивое место на берегах Гаронны; разве что тут, как и в Швейцарии, не встретишь ни замков, ни дворянских усадеб, а видно только множество деревень или городков на склонах. И все это, двигаясь вдоль Кьенто по очень красивой дороге, под конец вымощенной кирпичом, по которой мы и добрались к обеду в Мачерату.
МАЧЕРАТА, восемнадцать миль. Красивый город размером с Либурн, расположенный на некоей высоте, которая по форме приближается к круглой и со всех сторон одинаково возвышается по отношению к своему чреву. Тут не так много красивых домов, но я приметил дворец из тесаного камня, он весь граненый снаружи, будто усыпан квадратными алмазами, наподобие дворца кардинала дЭсте в Ферраре[570]: вид этой постройки радует взор. Входят в этот город через новые ворота, где золотыми буквами начертано: Porta Boncompaigno; это продолжение дорог, которые проложил папа. Здесь находится резиденция легата области Марка[571]. На этих дорогах если они подают свои вина, то сперва представляют вам свою будущую стряпню сырьем, потому что они это пекут, жарят и варят вплоть до потери половины, желая сделать как можно лучше. Мы вполне почувствовали, что находимся на пути в Лорето, настолько дороги переполнены идущими туда или обратно, и много не только частных лиц, но и сообществ богатых людей, совершающих путешествие пешком, в одежде паломников, а некоторые даже с хоругвью и с распятием, а те, что идут впереди, в ливреях[572].
После обеда мы проследовали обыкновенной местностью, то через какие-то равнины и реки, то через какие-то пологие холмы, но все это очень плодородное, по дороге, вымощенной по большей части каменными плитками, уложенными «клином»[573]. Потом проехали через Реканати, вытянутый город, расположившийся на возвышенности согласно складкам и очертаниям холма; а вечером прибыли в
ЛОРЕТО, пятнадцать миль.
Это маленький городок, обнесенный стеной и укрепленный из-за нападений турок, расположенный на ровном, немного возвышенном месте, напротив очень красивой равнины и довольно близко к Адриатическому морю, где находится Венецианская лагуна, и они утверждают, что в хорошую погоду через залив видны горы Склавонии[574]; в конце концов, это очень хорошее местоположение. Тут почти нет иных жителей, кроме тех, кто обслуживает все это благочестие, а это многочисленные хозяева гостиниц (хотя сами гостиницы здесь довольно неопрятны)
и многие торговцы, то есть продавцы воска, образков, четок, Агнцев Божих, Спасителей и прочего подобного добра[575], чего вполне хватает во множестве их прекрасных лавок. Я сам оставил там добрых полсотни экю. Священники, люди Церкви, орден иезуитов все это собрано в большом, отнюдь не старинном дворце[576], который является также местопребыванием наместника, духовного лица, к которому обращаются по всякому поводу, а его самого облекли властью легат и папа.
Место поклонения это маленький, древний и совсем невзрачный домик, сложенный из кирпича, скорее длинного, чем широкого[577]. В его головной части сделали перегородку, и в этой перегородке с обеих сторон железные двери, все это грубое, старое и без всякого богатого убранства. А в промежутке железная решетка, которая занимает всю ширину от одной двери до другой, и через нее видно до самого конца этого домика, и этот конец, составляющий примерно пятую часть его величины, который держат закрытым, это и есть главное святилище. Там наверху у стены видно изображение Богородицы, сделанное, говорят, из дерева, а все остальное так густо увешано дорогими обетами, из стольких мест и от стольких властителей, что до самого пола нет ни пяди пустоты, везде висят какие-нибудь пластинки из золота или серебра. Мне очень повезло, и я с огромным трудом смог отыскать местечко, чтобы с превевеликой милостью втиснуть туда свою табличку, на которой отчеканены четыре соединенные серебряные фигуры: Богородицы, моя, моей жены и моей дочери. А у моих ног в серебре вырезано: Michael Montanus, Gallus Vasco, Eques Regij Ordinis 1581; у ног моей жены: Francisca Cassaniana uxor; и у ног моей дочери: Leonora Montana filia unica[578]; и на этой табличке мы все в ряд на коленях, а Богоматерь наверху и впереди. Помимо тех двух дверей, о которых я уже говорил, в этом приделе есть еще один вход, и ведет он туда снаружи. Так что, войдя через него в этот придел, я поместил свою табличку по левую руку напротив двери, которая находится в том углу, и оставил ее там, весьма своеобразно привязанной и прикрепленной. Я к ней велел приделать серебряное кольцо с цепочкой, чтобы за него повесить ее на какой-нибудь гвоздь; но они тут предпочитают и вовсе ее привязать. В этом тесном закутке домика имеется очаг, который вы видите, приподняв старые ниспадающие занавеси, которые его закрывают. Туда едва удается попасть, даже через дверь с надписью на табличке она металлическая, с очень богатой отделкой, и перед ней еще имеется железная решетка это защита, чтобы без дозволения наместника никто туда не входил. Среди прочих богатых даров тут оставили подношение некоего турка ради его редкости он недавно прислал сюда свечу, доверяясь здешней Богоматери, поскольку оказался в самой крайности и, желая помочь себе, дергал за все возможные струны.
Другая часть этого домика, самая большая, служит часовней, в которой нет никакого дневного света, и имеет свой алтарь под решеткой у той перегородки, о которой я уже говорил. И в этой часовне нет никаких украшений, ни скамей, ни балюстрады, ни росписей или какого-нибудь ковра на стене, потому что она сама по себе является реликварием. Сюда нельзя проносить ни шпаг, ни какого-либо другого оружия, и тут не обращают внимания ни на ранг, ни на высоту положения.
Мы отметили в этой часовне нашу Пасху, что дозволяется не всем, потому что там имеется нарочно предназначенное для этого место из-за большой толпы людей, которые обычно там причащаются. В эту часовню постоянно набивается столько народу, что приходится с раннего утра наводить порядок среди тех, кто там занял место. Один немецкий иезуит отслужил для меня мессу и причастил.
Народу запрещено выковыривать что-либо из этой стены, а если и позволяют что-нибудь унести отсюда, то лишь на три дня. Это место прославлено бесконечным множеством чудес, о чем я ссылаюсь на книги; но тут произошло немало и весьма недавних, когда несчастье случалось с теми, кто из благочестия унес что-либо из этого дома, пусть даже с разрешения папы; и здесь рассказывают о маленьком кусочке кирпича, вынутом во время Тридентского собора[579].
Этот домик целиком заключен вовнутрь роскошной кубической постройки, которая подпирает его снаружи, богато отделанной прекраснейшим мрамором, который только можно увидеть, а увидеть доводится не так уж много более редкого и превосходного. Вокруг этого куба и над ним имеется большая красивая церковь с весьма красивыми приделами и надгробиями, и среди прочих могила кардинала Амбуазского, которого там похоронил г-н кардинал Арманьякский[580]. Этот маленький куб, словно хор в других церквях[581]; однако хор здесь тоже имеется, но в углу. Вся эта большая церковь украшена картинами, росписями и надписями. Мы здесь видели много богатого убранства, и я удивлялся, что его здесь не видно еще больше, учитывая столь давно прославленное имя этой церкви. Думаю, что они переплавляют старые вещи и используют для других целей[582]. В деньгах эти пожертвования оцениваются в десять тысяч экю.