У этого народа много солдат, занесенных в списки для службы Синьории. Полковники не имеют другой обязанности, кроме как часто муштровать их, учить владению оружием, стрелять и тому подобное; все они местные жители. У них нет никакого жалования, но они могут носить оружие, кольчуги, аркебузы и что им угодно; и вдобавок они не могут быть посажены в тюрьму за какой-либо долг и на войне получают плату. Среди них есть капитаны, лейтенанты, сержанты. Только полковнику необходимо быть чужестранцем, и он получает жалование. Полковник из Борго, тот, кто приходил повидаться со мной днем раньше, отправил мне из сказанного места (которое в четырех милях от здешней здравницы) человека с шестнадцатью лимонами и шестнадцатью артишоками.
У этого народа много солдат, занесенных в списки для службы Синьории. Полковники не имеют другой обязанности, кроме как часто муштровать их, учить владению оружием, стрелять и тому подобное; все они местные жители. У них нет никакого жалования, но они могут носить оружие, кольчуги, аркебузы и что им угодно; и вдобавок они не могут быть посажены в тюрьму за какой-либо долг и на войне получают плату. Среди них есть капитаны, лейтенанты, сержанты. Только полковнику необходимо быть чужестранцем, и он получает жалование. Полковник из Борго, тот, кто приходил повидаться со мной днем раньше, отправил мне из сказанного места (которое в четырех милях от здешней здравницы) человека с шестнадцатью лимонами и шестнадцатью артишоками.
Мягкость и слабость этой воды подтверждается еще и тем, что она так легко претворяется в пищу, вдобавок окрашивается, быстро варится и совсем не дает тех пощипываний и позывов помочиться, про которые мне известно из собственного и одновременно чужого опыта.
Хотя я приятно и очень удобно поселился на зависть моей римской гостинице, все-таки у меня тут не было ни оконных рам, ни камина, и того меньше, стекол в моей комнате. Это свидетельство того, что тут у них в Италии не бывает столь частых гроз, как у нас, поскольку иметь одни только деревянные рамы почти во всех домах нестерпимое неудобство; однако, если не считать этого, я спал очень хорошо. Их кровати это убогие кóзлы, на которые они бросают доски в зависимости от длины и ширины кровати; на них соломенный тюфяк, матрас, и вот вы устроились очень хорошо, если у вас есть постельные занавеси. А чтобы ваши кóзлы и доски не вылезали наружу, вот три средства: [первое] иметь полотнища из такой же ткани, что и занавесь, какие у меня были в Риме; второе чтобы ваша занавесь была достаточно длинной, из какой-нибудь легкой ткани и, ниспадая до пола, покрывала все, что есть самого лучшего; третье чтобы покрывало, которое пристегивается к углам постели пуговицами, ниспадало, как белая бумазея, а под ним было другое покрывало для тепла. По крайней мере, я научился использовать ради своей свиты вот какую экономию, совершенно обычную у меня дома и которая состоит в том, чтобы не класть на кровать матрас. Мы устроились очень хорошо, да к тому же этот рецепт помогает от клопов.
В тот же день после обеда я принял ванну против здешних правил, поскольку тут утверждают, что одна операция мешает другой, и предпочитают их разделять: пить сразу после и принимать ванну сразу после (они пьют восемь дней и принимают ванны тридцать), пить из этого источника, принимать ванны из другого. Ванна была очень мягкая и приятная; я пробыл там полчаса и лишь немного пропотел; это было в час ужина. После этого я лег. И поужинал салатом с подсахаренным лимоном, ничего не пил; поскольку в этот день я не выпил и фунта, думаю, это было зачтено до завтра, поскольку с помощью этого средства я отлил почти столько же воды, сколько выпил. Глупая привычка рассказывать, столько вышло мочи. Я чувствовал себя вовсе не плохо, наоборот, даже веселым, как на других водах; и все же был сильно удручен, видя, что выпитая вода из меня не выходит, а также из-за злоключения, которое со мной случилось ранее. Но здесь из этого делают смертельный случай, и с первого дня, если вам не удалось отлить по меньшей мере две части [выпитого], вам советуют перестать пить или принять лекарство. Если я правильно сужу об этих водах, от них ни слишком много вреда, ни слишком много пользы: в них всего лишь вялость и дряблость, и опасаться стоит не того, что они разогревают вам почки, а того, что они их не чистят; и я считаю, что мне нужны более горячие и вызывающие аппетит воды.
В четверг утром я снова выпил пять фунтов, весьма опасаясь, что плохо поступил и не вылью их. Это усадило меня на стульчак, но мочился я весьма мало. И тем же утром, после того как я написал г-ну дОсса, меня посетили столь мучительные размышления о г-не де ла Боэси, и я, не спохватившись, предавался этому так долго, что испытал настоящую боль[664]. Русло этого источника и отводной канал, по которому течет вода из него, совсем красные и ржавые: а это в сочетании с ее безвкусностью заставляет меня думать, что в ней есть железо и что она сужает [телесные] протоки. В четверг я только в пять часов вернул то, что надеялся вернуть до обеда, да и то лишь пятую часть выпитого. Напрасная вещь эта медицина. Я говорил при случае, что раскаиваюсь из-за того, что так себя прочистил, вследствие чего вода, найдя меня пустым, служила мне пищей и оставалась. Я недавно просматривал печатную книгу некоего врача по имени Донати, который, рассуждая об этих водах, говорит, что рекомендует поменьше обедать и лучше ужинать. А поскольку я продолжаю пить на следующий день, то думаю, что мое предположение говорит в его пользу; его же собрат Франчотти придерживается противоположного мнения, как и во многом другом[665]. В тот день я чувствовал какую-то тяжесть в почках и поопасился не те ли самые воды мне это причинили, не застаиваются ли они там; тем не менее если сосчитать все, что я отлил за сутки, то я почти пришел к своей точке, если учесть, что за трапезой я почти не пил.
В пятницу я совсем не пил, а вместо этого пошел утром принимать ванну и мыть голову против расхожего мнения, которое здесь бытует. В этих краях заведено помогать воде, подмешивая к ней какое-нибудь снадобье, например, жженый сахар или медвяную росу, а то и что-нибудь посильнее, они примешивают это к первому стакану своей воды и чаще всего воду del Testuccio, которую я пробовал: она солоновата[666]. У меня есть некоторые подозрения, что аптекари, вместо того чтобы посылать за [этой] водой в окрестности Пистойи, откуда, по их словам, она происходит, на самом деле подделывают ее на основе какой-то природной воды: поскольку, кроме солоноватости, я нашел в ней необычный привкус. Тут ее разогревают и пьют, вначале один стакан, потом два, три. Я видел, как пили в моем присутствии, без всякого последствия. Другие добавляют соль в воду первого, второго и более стаканов. Они ценят почти смертный пот, который прошибает выпившего ее, и последующий сон. Я и сам почувствовал сильную испарину после этой воды.
«Продолжение рассказа Монтеня вплоть до его въезда в Пьемонт и возвращения во Францию написано на итальянском языке на таком, каким он его знал и мог говорить. Он не более чист, чем его французский (хотя мы сохранили повествование буквально таким, каким оно было написано, не меняя даже мелочей). В отношении перевода мы позволили себе чуть больше свободы. Мы не сочли, что должны рабски следовать за текстом, и еще менее за французским стилем автора»[667].
Часть 4, написанная Монтенем по-итальянски
Баньи делла Вилла Пеша Пистойя Флоренция Скала Пиза Баньи делла Вилла Лукка Скала Поджибонси Сиена Сан Квирико Сан Лоренцо Витербо (Баньайя) Монтеросси Рим Рончильоне Витербо Сан Лоренцо Сан Квирико Сиена Понте а Эльса Альтопашо Лукка Масса ди Каррара Сарцана Понтремоли Форново Борго Сан Донино Пьяченца Мариньяно Павия Милан Буффалора Новара Верчелли Ливорно Кивассо Турин СантАмброджо Суза Новалеза
Попытаемся же поговорить немного на этом другом языке, особенно оказавшись в здешнем краю, где, как мне кажется, говорят на самом чистом тосканском наречии, особенно среди тех местных жителей, речь которых не испорчена смесью окрестных говорков.
В субботу рано утром я отправился опробовать воды Бернабо, одного из источников на этой горе; и удивляет количество горячих и холодных вод, которые тут видишь. Гора не слишком высока, может, мили три в окружности. Тут пьют только воду из нашего главного источника и из этого другого, который приобрел известность совсем недавно, всего несколько лет назад. Один прокаженный по имени Бернабо, испробовав воды́ и ванны всех остальных источников, остановил свой выбор на этом, доверился ему и выздоровел. Именно его исцелению эта вода обязана своей известностью[668]. Вокруг совершенно нет домов, за исключением только маленькой лачуги, покрытой крышей, да каменных седалищ вокруг железного желоба, который, хоть и установлен тут недавно, уже почти весь проржавел снизу. Говорят, это сила воды его разрушила, что весьма правдоподобно. Эта вода немного горячее, чем та, другая, и, по общему мнению, тяжелее и гораздо сильнее; она немного отдает серой, но все-таки слабо. Место, откуда она вытекает, окрашено цветом золы, как и наши, но не так явно, и удалено от моей гостиницы почти на милю, приходится обходить гору у подножия, и расположено оно ниже, чем все остальные горячие источники. Расстояние от него до реки примерно одна-две пики. Я выпил ее пять фунтов с некоторым затруднением, потому что сегодня утром чувствовал себя не слишком хорошо. Накануне после обеда я прогулялся по жаре примерно с три мили, так что после ужина немного сильнее почувствовал действие этой воды. Я начал ее переваривать, примерно полчаса. И чтобы вернуться в гостиницу, сделал большой крюк, примерно в две мили. Не знаю, очень ли пошло мне на пользу это упражнение, поскольку в другие дни я сразу же возвращался в свою комнату, чтобы утренний воздух не успел меня переохладить, ведь дома-то я был всего в тридцати шагах от источника. Первая вода, которую я отлил, была натуральная, но с большим количеством песка: в остальные разы моча стала прозрачной и естественного цвета. Внутри скопилось много ветров[669]. Когда я отлил примерно третий фунт, моча начала окрашиваться красным; перед обедом я отлил больше половины [выпитого].
Обходя гору со всех сторон, я обнаружил много горячих источников. К тому же крестьяне говорят, что зимой в разных местах видны клубы пара, а это доказывает, что имеется и много других. Они мне кажутся горячими, хотя и не парят, и по сравнению с нашими в некотором смысле лишены запаха и вкуса. Я видел в Корсене еще одно место, расположенное гораздо ниже остальных источников, где имеется довольно много других маленьких канальцев, более удобных. Говорят, что источников, которые образуют канавки, здесь больше, примерно восемь-десять. У истока каждого из них написано его собственное название, по его особым свойствам, например: «Вкусный», «Сладкий», «Отчаянный», «Венец» [или «Увенчанный»][670] и т. п. На самом деле вода в некоторых каналах горячее, чем в других.