Большая купальня открытая, и она единственная, которая несет на себе приметы древности; ее тоже называют купальней Нерона. Распространено мнение, что этот император велел провести эту воду прямо в своей дворец в Пизе с помощью многих акведуков[752].
Есть другая купальня, закрытая, среднего убранства, которой пользуется простой народ: вода в ней очень чистая. Говорят, что она хороша для печени и помогает от гнойников, которые случаются от жара во внутренностях. Пьют такое же количество воды, что и в других водолечебницах; прогуливаются, после того как выпили, удовлетворяют нужды природы, как ей угодно, выпуская из себя влагу либо через потение, либо другими путями.
Как только я поднялся на эту гору, мы насладились одним из самых красивых видов в мире, любуясь этой широкой гладью моря, островами, Ливорно и Пизой. Потом, спустившись, снова вернулись на равнину, на которой расположена
ЛУККА, десять миль. Этим утром у меня вышел другой камень, гораздо большего размера, но казалось, что он, видимо, отделился от другого тела, более значительного: одному Богу ведомо, что это такое. Да свершится по воле Его.
В Лукке мы устроились в гостинице на той же ноге, что и в Пизе, то есть в день по четыре джулио хозяину и три джулио слуге. 28-го [июля], понуждаемый любезными подношениями г-на Лудовико Пинитези, я снял в его доме нижние покои, весьма прохладные и очень приличные, состоящие из пяти комнат с залом и кухней. Тут была вся необходимая мебель, весьма опрятная и достойная, на итальянский лад, которая во многих отношениях не только равна французской, но даже превосходит ее. Надобно признать, что большое украшение итальянских домов это высокие своды, широкие и красивые, которые придают входу в дом благородство и привлекательность, потому что весь низ построен таким же образом, с высокими и широкими дверями, и луккские дворяне трапезничают летом под сенью этих своеобразных портиков на виду у всех остальных, кто проходит по улице[753].
По правде сказать, я всегда не только хорошо, но и приятно устраивался везде в Италии, за исключением Флоренции (где даже не выходил из гостиницы, несмотря на неудобства, от которых страдал, особенно когда было жарко) и Венеции, где мы поселились в слишком многолюдном и довольно неопрятном доме, потому что не собирались оставаться там надолго. Моя комната здесь [в Лукке] была отдельной, и мне всего хватало; у меня не было никаких затруднений, никакого рода неудобств. Учтивости ведь тоже могут быть утомительными и порой докучливыми, но местные жители меня редко навещали[754]. Я спал, предавался своим занятиям, когда хотел, а когда мне приходила охота выйти, я повсюду находил общество женщин и мужчин, с кем мог побеседовать и приятно провести несколько часов на дню; да к тому же лавки, церкви, площади и сама перемена места все это предоставляло мне довольно средств, чтобы удовлетворить мое любопытство.
Среди этих способов разогнать скуку мой дух был настолько спокоен, настолько это допускали мои недуги и старость[755], а вовне представлялось слишком мало поводов, чтобы его смутить. Мне просто немного не хватало общества, такого, какое я пожелал бы сам себе, будучи вынужденным наслаждаться в одиночку и не имея возможности поделиться удовольствиями, которые мне перепадали[756].
Жители Лукки превосходно играют в мяч, и часто можно видеть прекрасные партии[757]. Тут не принято, или же это довольно редко случается среди них, чтобы мужчины ездили по улице верхом, еще реже в карете; женщины ездят на мулах в сопровождении пешего слуги. Чужестранцам очень трудно снять здесь дом, поскольку их сюда приезжает очень мало, а город вообще-то весьма многолюден. С меня запрашивали семьдесят скудо в месяц за обычное жилье с четырьмя меблированными комнатами, залом и кухней. Насладиться обществом жителей Лукки невозможно, потому что тут все вплоть до детей вечно хлопочут о своих делах и наживают добро торговлей. Так что это довольно скучное и не слишком приятное для чужестранцев место.
10 августа мы выехали из города, чтобы прогуляться верхом с некоторыми луккскими дворянами, которые предоставили мне лошадей. Я видел в окрестностях города, в трех-четырех милях от него, весьма красивые загородные дома, с портиками и галереями, которые придают им довольно веселый вид. Среди прочего там имеется большая галерея, вся сводчатая внутри, крытая виноградными лозами и их отростками, которые посажены вокруг и опираются на подпорки. Решетчатые шпалеры живые и природные.
Иногда головная боль оставляла меня в покое, дней на пять-шесть и больше, но окончательно избавиться от нее я так и не смог.
Мне пришла фантазия изучать флорентийское наречие, причем усердно и старательно; я потратил на это достаточно времени и усилий, но мало чего добился.
Это лето выдалось гораздо жарче, чем обычно.
12-го [августа] я съездил из Лукки посмотреть загородный дом г-на Бенедетто Буонвизи и нашел, что он весьма посредственно красив. Я там любовался среди прочего видом некоторых куп деревьев, посаженных на возвышенных местах[758]. На пространстве примерно пятьдесят шагов они сажают деревья той породы, которые остаются зелеными круглый год. Затем окружают это место маленькими рвами и делают внутри маленькие крытые аллеи. Посреди такой купы деревьев имеется место для охотника, который в некоторые времена года, скажем, примерно в ноябре, снабженный серебряным манком и несколькими дроздами, нарочно взятыми для этой цели, привязав их хорошенько и расположив вокруг приманки с клеем, берет за одно утро сотни две дроздов. Это делается всего в одном кантоне рядом с городом.
В воскресенье я выехал из Лукки, после того как распорядился, чтобы г-ну Лудовико Пинитези вручили пятнадцать скудо за покои, которые он уступил мне в своем доме (то есть по одному скудо в день): и он был этим очень доволен.
В тот день мы поехали взглянуть на несколько загородных домов, принадлежащих луккским дворянам; они милы, приятны и красивы. Воды там много, но она какая-то ненастоящая, то есть не природная, не живая и не беспрерывная. Удивительно, как мало источников в этом столь гористом краю. Воду, которой тут пользуются, извлекают из ручьев, а ради красоты обрамляют ее в виде источников водоемами, гротами и прочими прикрасами.
Вечером к ужину мы приехали в загородный дом г-на Лудовико вместе с г-ном Орацио, его сыном, который по-прежнему нас сопровождал[759]. Он очень хорошо принял нас на этой вилле и угостил прекрасным ужином в просторном и весьма прохладном портике, открытом со всех сторон. Затем уложил нас раздельно в хороших комнатах, с очень чистыми одеялами и белоснежным бельем, какое было у нас в Лукке, в доме его отца.
Вечером к ужину мы приехали в загородный дом г-на Лудовико вместе с г-ном Орацио, его сыном, который по-прежнему нас сопровождал[759]. Он очень хорошо принял нас на этой вилле и угостил прекрасным ужином в просторном и весьма прохладном портике, открытом со всех сторон. Затем уложил нас раздельно в хороших комнатах, с очень чистыми одеялами и белоснежным бельем, какое было у нас в Лукке, в доме его отца.
В понедельник рано утром мы уехали оттуда и, проделав путь, не слезая с седла, остановились в загородном доме епископа, который там оказался[760]. Мы были очень хорошо приняты его людьми и даже приглашены на обед, но поехали обедать в
БАНЬИ ДЕЛЛА ВИЛЛА, пятнадцать миль. Я был там всеми прекрасно встречен и бесконечно обласкан. Это и в самом деле походило на возвращение домой. Я опять вселился в ту же комнату, что снимал ранее[761] за двадцать скудо в месяц, по той же цене и на тех же условиях.
Во вторник, 15 августа, я пошел рано утром принимать ванну; оставался в купальне чуть меньше одного часа и обнаружил ее скорее холодной, чем горячей. Поэтому я мало пропотел. Я приехал в эту водолечебницу не только в хорошем здравии, но могу также сказать, что в любом случае был весьма бодрым. После приема ванны у меня вышла мутная моча; а вечером, после того как я походил некоторое время по гористым и трудным дорогам, она окрасилась кровью, а улегшись в постель, я почувствовал непонятное стеснение в почках.
16-го я продолжил принимать ванны, а чтобы остаться одному и подальше от других, выбрал женскую купальню, где я еще не был. Вода показалась мне слишком горячей, либо потому что она и в самом деле была такой, либо потому что я просто разогрелся скорее, поскольку мои поры уже раскрылись после принятой накануне ванны; тем не менее я оставался там более часа. Я средне пропотел; моча выглядела естественной, не было никакого песка. Но после обеда она опять помутнела и порыжела, а незадолго до захода солнца окрасилась кровью.
17-го я счел ту же воду более умеренной. Потел очень мало; моча была немного мутноватой, с небольшим количеством песка; ее цвет стал бледно-желтым.
18-го я провел еще два часа в той же купальне. И почувствовал в почках какую-то непонятную тяжесть, хотя мой желудок был свободен, как и требовалось. С первого же дня я ощущал скопление ветров в животе и бурчание, что, без сомнений, считаю особым действием этих вод, потому что, когда в первый раз принимал ванну, я заметил, причем чувствительно, что у меня таким же образом случились ветры.
19-го я пришел в купальню позже, чтобы дать время одной даме из Лукки принять ванну передо мной, потому что таково довольно разумное правило, которое здесь соблюдается: сначала этой купальней пользуются в свое удовольствие женщины; таким образом, я пробыл там два часа.
Несколько дней моя голова оставалась в хорошем состоянии; я редко чувствовал в ней тяжесть. Моча по-прежнему была мутной, но по-разному, и в ней обнаружилось много песка. Я заметил у себя непонятное движение в почках; и если я прав в своих умозаключениях, такова главная особенность этих вод. Они не только расширяют и открывают проходы и каналы, но еще проталкивают через них материю, рассеивают ее и уничтожают. У меня вышел песок, который казался другим веществом, нежели недавно искрошенные и размельченные камни.
Ночью я почувствовал с левой стороны начало довольно сильной и даже пронзительной колики, которая довольно долго промучила меня, но тем не менее обычного продолжения не наступило, поскольку боль не распространилась на низ живота, а кончилась таким образом, что мне даже показалось, не было ли это просто скоплением ветров.
20-го я пробыл в купальне два часа. В течение всего этого дня ветры причиняли мне очень неприятные ощущения в нижней части живота. Из меня по-прежнему выходила мутная моча, рыжая, густая, с небольшим количеством песка. Голова болела, и из-за живота я ходил больше, чем обычно.
Здесь не соблюдают праздников с такой же набожностью, как у нас, и даже в воскресенье здесь можно увидеть, как женщины делают большую часть своей работы после обеда.