полное разоружение и демилитаризация Германии со всеми ее военными организациями, штабами и учреждениями, учебными заведениями;
ликвидация всей военной промышленности, уничтожение и сдача союзникам всего вооружения и амуниции;
перестройка политической жизни в Германии на демократической основе, в том числе уничтожение фашистской партии, ее филиалов, подконтрольных организаций и их учреждений;
предание суду военных преступников и все тех, кто участвовал в планировании и осуществлении нацистских зверств;
удаление всех активных нацистов с общественных постов;
реорганизация, в соответствии с принципами демократии, системы образования, правосудия и местного самоуправления;
разрешение и поощрения деятельности демократических политических партий.
Специальное соглашение о репарациях подтверждало право народов, пострадавших от германской агрессии, на компенсации и определяло источники получения репарационных платежей. При решении этой проблемы янки предложили, чтобы каждая держава черпала репарации из ресурсов той части немецкой территории, которую она оккупировала. Этот «хитрый» ход союзников был связан с тем, что СССР занял Восточную Германию, где не было промышленности. Но Сталин, проявив твердость, добился уступки от США и Великобритании, и СССР получил права на дополнительные репарации из германских владений за границей и на 25 % промышленного оборудования, выделенного для репараций из западных зон оккупации.
Особой заботой Сталина была западная граница Польши с будущей Германией. Сталин хотел отодвинуть ее как можно дальше на запад. Настойчивость Сталина в этом вопросе до сих пор поражает историков. В своих личных посланиях Черчиллю и Рузвельту он не менее 10 раз обращался к польским границам, многократно и настойчиво добивался их утверждения наилучшим для нас и Польши образом. Трумэн и Черчилль всеми силами противились этому. Черчилль прямо заявил: «Правительство его величества никогда не сможет согласиться с тем, чтобы восточногерманская территория, оккупированная во время войны, стала польской». Но в конечном итоге Сталин выиграл это противоборство и границы Польши оказались именно там, где он наметил их со своими соратниками в Москве.
Ожесточенный спор шел за город Львов. Сталин настаивал на том, чтобы Львов отошел к СССР:
Речь идет о том, сказал он, что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские к Белоруссии. Иными словами, между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Конституцией нашей страны. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным.
Молотов объяснил, что обычно эту границу называют «линией Керзона».
То есть Сталин предложил, чтобы послевоенная граница проходила так, как она проходила после возвращения нам Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 году. Потому что это и есть та самая «линия Керзона», о которой говорили англичане, по их мнению, проходившая восточнее Львова.
Убеждая британскую делегацию, Сталин говорил:
Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо?.. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо.
Разумеется, англичане были против. Министр иностранных дел Британии Иден заявил, что «линия Керзона» существенно отличается от границы 1939 года.
Черчилль извлек карту, на которой, как он убеждал, и нанесена «линия Керзона». Иден, водя пальцем по карте, принялся объяснять:
Южная часть «линии Керзона» не была точно определена. Как предполагалось, «линия Керзона» должна была проходить восточнее Львова.
Чего добивались английские «партнеры» и «союзники»? Оставить Польше Львов вот их цель. И для этого они используют дипломатические, на первый взгляд серьезные аргументы. Но только на первый. Потому что на самом деле британские руководители передергивали карты в самом прямом, шулерском смысле этого слова. Но со Сталиным такие трюки не проходят. Для него всего важней польза своей державы, и поэтому жульничество британцев тут же было побито единственной картой правдой.
Сталин возразил:
Линия на карте господина Черчилля нанесена неправильно. Львов должен оставаться в пределах Советского Союза, а линия границы должна идти западнее. Молотов располагает точной картой с «линией Керзона» и ее подробным описанием.
Молотов распорядился принести карту, о которой упомянул Сталин. Через несколько минут принесли большую черную папку. Раскрыв ее, Молотов развернул карту на столе и указал на нанесенную там «линию Керзона». Молотов зачитал также текст радиограммы, подписанной лордом Керзоном. В ней точно указывались пункты, по которым проходит эта линия. После уточнения этих пунктов по карте вопрос стал предельно ясен. Позицию советской стороны нельзя было больше оспаривать. Тем не менее, обращаясь к Сталину, Черчилль сказал:
Но Львов никогда не был русским городом.
А Варшава была, возразил Сталин.
После этого Черчиллю ничего не оставалась, как заявить:
По-видимому, участники конференции не имеют существенных расхождений по поводу западных границ Советского Союза, включая и проблему Львова
Польша по итогам конференции продвинула свои границы на запад и получила широкий выход к Балтийскому морю, чего ранее была лишена. Была определена западная граница Польши. Польше передавалась часть Восточной Пруссии, которая не отошла к СССР, а также территория бывшего «свободного г. Данцига» (Гданьск). Благодаря твердой позиции Сталина, США и Великобритания вынуждены были безоговорочно признать польское Временное правительство национального единства. Конференция приняла решение о передаче Советскому Союзу города Кенигсберг (с 1946 года Калининград) и прилегающего района.
По предложению Сталина обсужден вопрос о судьбе германского флота. По предложению Великобритании решено потопить большую часть германского подводного флота. Черчилль предлагал утопить и надводный флот Германии. Говорил он красиво и убедительно. Сталин сидел рядом и, улыбаясь, смотрел на Черчилля. Всем своим видом Сталин показывал согласие с британским премьером. Кажется, он готов ему аплодировать. Черчилль расходится еще больше, еще больше красноречия! Утопить флот! Речь закончена. Слово берет Сталин:
Только один вопрос: почему г-н Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?
Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.
Вы за потопление или раздел?
Все средства войны ужасные вещи. Я за потопление.
Хочу выразить наше полное согласие с сэром Уинстоном. Германский флот действительно нужно утопить. Поэтому СССР приветствует и надеется, что со своей частью трофейного флота Великобритания так и поступит. Советский Союз хотел бы получить свою долю германских кораблей, чтобы потом решить, что с ними делать. По крайней мере, мы свою часть топить не намерены.
Немая сцена. В итоге Черчиллю пришлось уступить в этом вопросе Сталину. Флот был разделен, и третья его часть досталась Советскому Союзу. 656 германских военных и торговых судов таков «личный» трофей Сталина, завоеванный им на Потсдамской конференции. Этакую армаду кораблей нашим корабелам пришлось бы строить не одну пятилетку.
Пожалуй, единственный вопрос, который остался за союзниками, демонстрируя их истинное лицо, был вопрос о разрыве дипломатических отношений с режимом Франко в Испании. Союзники решительно отклонили такой разрыв, мотивируя тем, что нельзя вмешиваться во внутренние дела Испании. Франкистская Испания формально не воевала, но направила на Восточный фронт «Голубую дивизию» и была фашистским государством. Почему бы не уничтожить фашизм везде? Потому что Франко к власти привели Лондон, Париж и Вашингтон, и фашизм являлся одним из проектов британской разведки. Именно поэтому Черчилль выступил категорически против, и Франко остался у власти еще на тридцать лет.
Американцы решили выжать максимум возможного из своего атомного преимущества, им очень хотелось сломать Сталина, запугать его. Трумэн и Черчилль полагали, что такая «психологическая атака» заставит СССР быть сговорчивее. После одного их заседаний Трумэн, отозвав Сталина в сторонку, проинформировал его через переводчика Павлова о том, что в США создано новейшее оружие огромной разрушительной силы. Сталин поблагодарил Г. Трумэна за сообщенные сведения и никак их не комментировал. Потягивая свою трубку, он сказал спокойным, с некоторым безразличием голосом переводчику Павлову:
Скажите, что я благодарен господину президенту за предоставленную информацию
Отвернувшись от растерянного Трумэна, Сталин продолжил:
Становится жарко Предлагаю пойти и выпить чего-нибудь прохладительного
Черчилль внимательно в это время наблюдал за Сталиным, он буквально впился в его лицо, ожидая реакции дядюшки Джо, как они называли между собой Сталина. Но эти политики не знали Сталина. Он-то понял, какой реакции от него ждут, понял, о чем идет речь, сохраняя полное спокойствие и даже равнодушие.
Около автомобиля Черчилль спросил Трумэна:
Как он отреагировал?
Он не задал ни одного вопроса.
По-моему, он не понял, о чем идет речь.
Уже в себя в резиденции Сталин, обмениваясь с Молотовым информацией о состоявшемся разговоре с Трумэном, раскуривая свою трубку, улыбаясь в усы, промолвил:
На его сообщение о создании атомной бомбы я прикинулся простачком, ничего не понимающим. Кажется, Вячеслав, мне это удалось Хотя, конечно, информация очень тревожная.
Цену себе набивают.
Пусть набивают. Но надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы
Сталин открыл глаза, посмотрел в темное окно, закурил трубку и вышел на крыльцо дачи. Часовой, стоявший у входа, вытянулся по стойко смирно.
Не спится, часовой? спросил Сталин.
Никак нет!
Вот и мне не спится
Сталин спустился с крыльца и пошел медленным шагом по дорожке. Он любил эти коротки ночные прогулки по притихшему парку, любил вдыхать аромат цветов Рядом был огромный город, он спал, и его дыхание едва ощущалось. В голове роились мысли о завтрашнем дне, о предстоящих делах, о судьбе этого города и всей страны. Закончилась страшная война, многие надеялись хоть немного перевести дух Надеялся и он, но снова нависла угроза миру и с ней мы обязаны справиться, напрягая все силы.