Да хоть лопни от своих повторений, меня обильно вырвало прямо на фрица. Кстати, я ведь ему на русском отвечал, он хоть понимает?
Ты свинья, фашист ткнул пальцем мне чуть ли не в глаз, ты грязная русская свинья! орал он, судорожно пытаясь оттереть свою красивую форму.
А ты вонючий нацист, однако ж тебе это не мешает! блин, а ведь он со мной на русском говорит. Тут же последовал удар в лицо. Ай-ай-ай, как больно Сплюнув куда-то себе же на грудь, я пытался поднять руку, чтобы вытереть лицо. Не получилось, сил не было. Если так наглеть, может, на допрос я так и не попаду, раньше грохнут.
Приедет господин Маттеус, он тебя на лоскутки порежет! бросил фриц и ушел. Ага, значит, меня тут держат для какого-то футболиста Ну, это в будущем у фрицев такой будет. Наверное, командир того эсэсмана, которого мы увели. Хорошо. Радует в этом всем лишь одно: парни, видимо, все же свалили. Интересно, почему меня все же прооперировали? Ведь я же чувствую, что раны обработаны, они даже болят не так, как должны. Болит все тело, а не отдельные дырки. Черт, мне бы хоть немного в чувство прийти, чтобы попробовать утащить за собой еще и неизвестного фут ну, господина Маттеуса.
Через день обо мне забыли. Нет, побить меня еще приходили пару раз, но особого удовольствия у немцев на лицах я не видел. Скорее, они выполняли свою работу. Почему такое отношение ко мне, на фига я им нужен? Блин, столько вопросов, а ответов даже рядом нет. Из той темной комнаты, где я очнулся, меня перенесли в какой-то сарай. Причем тащили меня наши бойцы, в смысле красноармейцы. Значит, здесь есть еще пленные, хорошо, надо бы как-то пообщаться.
Но, как говорится, не судьба. Я лежал в этом сарае один, ко мне никто не приходил вообще. Два дня не кормили, я здорово сдал. Казалось, становится хуже каждый час. Зато, на удивление, заработали ноги. Это я понял, когда на третий день принесли полведра воды. Вода была то ли из-под коров, то ли просто из лужи, но я пил ее так, словно в первый и последний раз. Спросите, как узнал о ногах? Так уже через двадцать минут после того, как выпил водички, меня пронесло. Когда понял, что сейчас реально обделаюсь по полной программе, я как-то машинально перевернулся на бок и согнул ноги. Так и понял, что могу и встать. Только не успел. Едва хватило сил снять с задницы штаны.
Фу, я же говорил, что эти свиньи не заслуживают человеческого отношения! немцы, пришедшие под вечер, зажали носы прямо от порога. Говорили на своем поганом языке, но я почти все понял.
Дайте поесть нормально, не буду больше так портить воздух! спокойно произнес я на их языке.
Сейчас, может, тебе еще и темного «Баварского» принести, свинья? брякнул один из двух фашистов, что решили меня навестить.
Я светлое люблю, а так, если вас такой водичкой напоить, сами будете дристать дальше чем видите! сказал я и отвернулся. Фрицы не стали заходить в сарай. Тупо постояли еще несколько секунд и ушли.
Еще два дня я провел более или менее сносно. В первый меня выволокли из сарая, заставляя обтереться снегом, чтобы хоть немного отбить ту вонь, какая от меня шла, а на второй день принесли котелок баланды и какие-то обноски. Обносками оказалась наша форма, здорово потрепанная, но гораздо чище моей. С трудом, но переоделся, даже легче стало. Больше меня уже не били, но и ранами заниматься никто не собирался. Я тут оторвал потихоньку бинт на руке, на вид вроде ничего так, черноты или еще чего страшного не видно. Спина сильно зудела, мне кажется, там лишь царапины, но глубокие, вот и саднит, как будто заживает. А что, если действительно вскользь прошли осколки, то это достаточно вероятно.
Сколько я провалялся в этом сарае, так и не сосчитал, но в один из дней, видимо, прибыл тот, кого ждали.
Это он? фашист был образцом гитлеровского выкормыша. Вот уж у этого точно все в порядке с родословной, как с плаката. Наверняка из самого Берлина прилетел. Меня вытащили из сарая и швырнули к ногам фрица. Тот тростью приподнял мне голову и так и стоял, надменно и с отвращением глядя на меня.
Это он? фашист был образцом гитлеровского выкормыша. Вот уж у этого точно все в порядке с родословной, как с плаката. Наверняка из самого Берлина прилетел. Меня вытащили из сарая и швырнули к ногам фрица. Тот тростью приподнял мне голову и так и стоял, надменно и с отвращением глядя на меня.
Так точно, господин бригадефюрер, он оставался прикрывать отход той группы диверсантов, которая захватила вашего брата О как, так тот эсэсман его братец? Очень интересно!
Переведите вопрос, лейтенант! обратился к одному из фрицев Маттеус.
Господин бригадефюрер, он понимает нас неловко отозвался лейтенант. А у Маттеуса глаза расширились.
Куда увезли пленника? Вот идиотский вопрос, как будто сам не понимает.
Куда и ваши доставляют пленных командованию, естественно, ответил я спокойно. Как-то по фигу было на свою судьбу уже, в сарае я давно уже смирился с тем, что умру.
Есть вероятность того, что он жив? деловито спросил Маттеус.
Почему он должен быть мертв? В отличие от ваших зверей, у нас пленных не убивают. Сам видел даже генерала вермахта, ничего, живой был. Зачем убивать того, кто уже не опасен?
Ты лжешь, заявил на мою отповедь фриц, но как-то неуверенно.
А зачем мне это? пожал я плечами.
Лейтенант, его что, оперировали? вдруг сменил тему бригадефюрер СС.
Так точно, извлекли осколки, почистили раны, ничего особенного не делали. Хотели, чтобы не сдох до вашего приезда, господин бригадефюрер! отрапортовал явно заготовленную речь фашистский лейтеха.
В каком он звании? У меня бы и спросил, или не хочет со мной больше разговаривать?
В бреду допрашивали, назвался ефрейтором
У вас есть тут лагерь поблизости?
Так точно, небольшой. Во время последних боев под Москвой были захвачены около полусотни красных
Бросьте его к ним, пуля для него слишком легкая смерть, пусть помучается! А я только за! Тем более что чувствую себя гораздо лучше, чем в первые дни плена.
Вот, я же говорил, что вы, немцы, звери. Почему вы так обращаетесь с пленными? Только не нужно о конвенциях, я вас умоляю. Прежде всего это от людей зависит, а уж в последнюю от бумажки. Мне тут воду дают из-под коров, думаете, у нас в плену немецкие солдаты питаются так же? Мою речь прервала трость офицера СС. Он так хлестко влепил мне этой палкой, что казалось, голову отрежет. Больно было Крутясь по земле и растирая лицо, я забыл обо всем на свете. Тоже мне Иисус, кого решил разжалобить, матерого эсэсмана? Трижды дурак!
Спустя несколько минут меня подхватили под руки и куда-то потащили. Пару раз бросая на землю, меня наконец втащили в какой-то барак. Дверь захлопнулась, а ко мне тут же подбежали люди.
Осторожнее, осторожнее, товарищи! проговорил кто-то в темноте. Не пытаясь осмотреться, я все еще держался за щеку. Блин, еще и ухо саднит
Кто тут есть? выдохнул я первое, что пришло в голову, когда очухался.
Свои, браток, свои! ответили мне, и надо мной склонилась фигура бойца. В полумраке было не различить черты лица, но вроде молодое.
Давно я здесь?
Так вечером закинули. Ты сознание потерял, уже когда здесь был, что, не помнишь?
Да помню, только смутно. А уж сколько я тут валяюсь, подавно не представляю. Старший сержант Морозов, я протянул руку тому, кто со мной разговаривал.
Красноармеец Веревкин, парень пожал руку и спросил: Пить хотите, товарищ старший сержант? Блин, сразу выкать начал.
Давай без званий, лады? Мы тут теперь все в одном звании пленные, бля! вырвалось у меня.
Это точно, вздохнул Веревкин.
Есть вода-то?
Есть немного, только грязная
Этого дерьма я уже напился вдоволь, дристать надоело уже.
Так вы, боец замялся, ты здесь давно?
Даже не знаю, держали где-то одного, а сейчас вот сюда, к вам определили.
Если сюда бросили, значит, не расстреляют, послышался еще один голос. Этот был похож на командирский, я даже попытался подтянуться.
Почему? спросил я. Обладатель командирского голоса проявился у меня перед глазами.
Потому, работать-то на фрицев кому-то надо! ухмыльнулся «командир». Лейтенант Зодченко, назвался наконец тот.
Старший сержант Морозов.
Зовут-то как? протянул мне руку Зодченко.
Да я как-то все больше сам прихожу. Прыснули все. Даже и самому вдруг смешно стало.
О, наш человек, не сломали еще! сжал мне руку лейтенант.
Да нас и ломом хрен убьешь, продолжил я шутить. Вот почему-то хотелось.
Где воевал, юморист?
Да тут, недалеко, в Вязьме
Ты из разведки, что ли? удивился лейтенант.
Что-то типа того, кивнул я.
Ясно, чуть повернув голову, лейтеха кого-то позвал. Эй, бойцы, есть чего пожевать разведке? В стороне, куда смотрел лейтенант Зодченко, кто-то зашебуршал.
Меня Андреем зовут, произнес я.
Тезка, значит! удивленно взглянул на меня лейтеха и протянул сухарь. С удовольствием взял, и почти сразу пришлось вернуть. Зубы болели, не откусить.
Зубы, суки, поломали, никак, развел я руками.
Так ты не грызи, как хомяк, усмехнулся Зодченко, положи в рот, размокнет, и проглотишь.
Так и сделал. А и правда, удалось размочить и чуть позже разжевать. Есть, конечно, хотелось более всего. Разговор с лейтенантом затянулся на пару часов, после чего наступило утро, и мы улеглись спать. Зима на дворе. Как пояснил тот же лейтеха, на работы почти не гоняют, делать-то особо нечего. После снегопада выгоняют нескольких бойцов в деревне снег чистить, чтобы немецким солдатам по сугробам не лазить, а так только в бараке и сидят, да иногда дрова колют. Кормежки почти нет, баланду дают раз в два дня, и то ровно столько, чтобы не загнулись от голода. На мой вопрос, зачем вообще нас тут держат, не проще было бы расстрелять, лейтенант ответил, что вроде как хотели угнать куда-то на запад, чтобы работали там, но пока, уже две недели, держат тут.
Удалось понять из разговоров, что мы в какой-то деревне. Причем тут стоят войска СС, а не простые окопники. А вот пленные, наоборот, все из пехоты. Несколько человек было из ополчения, на кой черт их сюда притащили, вообще не понимаю. Немолодые мужики, всем за сорок, в гражданской одежке, держались с трудом. Слышал я, как ополченцев собирали в Москве, даже формы не давали. Все равно пушечное мясо, чего их одевать, это я представил, как командование у нас размышляло. Заикнувшись о побеге, наткнулся на непонимающий взгляд лейтенанта.