Философия без дураков [Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?] - Александр Юрьевич Силаев 7 стр.


Итак, «знаем ли мы истину»  плохой вопрос. Его лучше проигнорировать, показав, чем он плох. Наш вопрос, можем ли мы предложить ответ лучше среднего.

Давайте сейчас скажем нарочито резко. Резче, чем следует, но зато запомнится. Пусть истину в привычном значении слова продолжают знать сумасшедшие, жулики или честные, хорошие люди, но застрявшие в XIX веке. Можно представить мир, где претензии на истину сосредоточатся только у такой публики и это будет мир не глупее нашего.

Могут спросить, что значит лучший ответ? Кому он лучший? Пользователю, так скажем. В чем он лучший? В создании теоретических оснований для практик. Практик чего? Чего-то из большого набора, что мы сочли важным в жизни.

Глава 5

Знание не картина, а ключ

Повесть тоже модель.  Наука не рисует собаку.  Выживание важнее сходства.

Все, что у нас есть,  это модели. Что-то одно, изображающее что-то другое. Учебник физики модель физического мира. Но художественный роман тоже модель! Он ведь изображает какой-то мир: современный, исторический, пусть даже фантастический, но по каким-то важным законам все равно совпадающий с нашим (иначе нам было бы неинтересно). Возможна даже теория эстетики, судящая произведение по тому, насколько оно правдиво. То есть эстетика сводилась бы к эпистемологии. В пределе гармония, как в известной фразе, проверялась бы алгеброй. Про это интереснее поговорить подробнее, но пока

Основной вопрос эпистемологии: как мы отличаем плохие модели от хороших?

При этом как-то их отличать умеют все люди, включая маленьких детей. Без этого умения человек не выживает, это главное, чем мы занимаемся, существуя в культуре и продолжая существовать в эволюции. И чтобы отличать модели, знать слово «эпистемология» не обязательно. Как сказано, кое-что мы умеем по умолчанию, без специальной подготовки. Обычно, того не сознавая, люди имеют схожую теорию истины, вроде персонажа Мольера, что с удивлением узнал, что всю жизнь разговаривал прозой.

По умолчанию у нас обычно «иконическая теория истины».

Чтобы иметь такую теорию, теоретизировать не надо. Мы даже не думаем, что это теория, мы думаем, что так и есть. Но это теория, причем не лучшая из возможных.

Иконическая теория истины про то, что портрет собаки должен быть похож на собаку. И чем больше сходство, тем истиннее. И вот мир якобы такая позирующая нам собака, а ученые ее срисовывают Не только ученые вообще все. Проблема в том, что мы не знаем, как выглядит эта собака на самом деле, мы имеем дело только с ее портретами.

Давайте сформулируем задачу, на первый взгляд это парадокс.

Задача в том, чтобы определить, какой портрет лучше, но при этом нельзя увидеть того, чей это портрет!

Лицо натурщика навсегда во тьме, и даже не известно, существует ли он вообще. А портретов целая куча. И надо выбрать какой-то один. И от этого выбора будет зависеть наша жизнь И вот здесь подсказка. Мы не знаем, что нарисовано, но знаем, что происходит с нами, когда мы выбираем ту или иную картину. Например, выбрав одну картину, мы начинаем с ней погибать. А выбрав другую, мы видим, что дела налаживаются. Мы начинаем контролировать природу, животных, других людей. Вероятно, в этой картине заключена какая-то сила и стоит ее держаться. По крайней мере до тех пор, пока не встретится полотно еще большей силы. Мы используем картину как инструмент адаптации, выживания и удовольствия. Все это происходит с нами, переживается непосредственно, и нам не приходится бегать за натурщиком.

Говоря словами Эрнста фон Глазерфельда: «Истина это не картина, а ключ». Мы еще заменили бы слово истина словом «знание», истина как-то слишком срослась с портретной теорией.

Мы не можем видеть, насколько портрет похож на лицо, которого нет, но видим, подходит ли отмычка к замку. И сколько вообще дверей этим можно открыть.

Можно вообразить мир, где за истину как за «сходство» били бы по голове. Например, мир, придуманный каким-то злым богом. Черты этого есть, кстати, и в нашем мире, но лишь черты и лишь иногда. Например, когда совсем маленький ребенок спрашивает, откуда берутся дети, короткая ложь обычно адаптирует лучше, чем полная правда. Адаптирует, то есть лучше для психики, по критерию нынешнего спокойствия и успешности в будущем. И именно эта версия является предпочтительным знанием здесь и сейчас.

Между моделью, несущей сходство, и моделью, несущей пользу, эволюционно успешное существо выбирает пользу.

Конечно, иначе оно не будет эволюционно успешным. И все мы потомки этого существа, наследующие его привычки выживания. К черту художества, для жизни нужны отмычки.

Но это в принципе. На практике лучшие отмычки часто напоминают полотна живописцев, причем строго реалистической школы. Никакого сюрреализма и кубизма, только натюрморт и пейзаж. Вероятно, неспроста. Отсюда и миф, что наука рисует собаку. Но финальная оценка работы все равно по ее взаимодействию с тем или иным замком.

Но это в принципе. На практике лучшие отмычки часто напоминают полотна живописцев, причем строго реалистической школы. Никакого сюрреализма и кубизма, только натюрморт и пейзаж. Вероятно, неспроста. Отсюда и миф, что наука рисует собаку. Но финальная оценка работы все равно по ее взаимодействию с тем или иным замком.

Важнее всего в знании его потенциальная польза. Но именно ее, как правило, сложнее всего оценить, особенно в момент рождения. Как вы будете, например, прикидывать пользу законов Ньютона? В чем измерять? С чем сравнивать? Поэтому при оценке теории работают какие-то опосредующие теории. Держим в голове пользу, но говорим, например, о фальсифицируемости.

Глава 6

Знание и мы кто кого имеет?

Знание адаптирует.  Грязные ругательства тоже.  Береза кое-что знает.  Программы и последствия.  Красавицы, боксеры и все-все-все.  Наша комната это фенотип.  Что подселим в мозг?

Эпистемология про то, что мы можем знать и как именно, а онтология это учение о мире. Но теория, по большому счету, всегда одна и та же. От того, какая у нас эпистемология, зависит, какая у нас будет онтология. И наоборот. Эти доски связаны. Сделав ход на одной, что-то делаешь и на другой. Рассказывая, как возможно что-то знать о мире, мы рассказываем о том, как устроен мир, и наоборот.

Здесь, начав с вопросов «про знание», мы уже во многом описали мир. Но давайте уточним, что такое знание. Мы уже сказали, что оно у нас понимается в самом широком смысле и где об этом можно подробнее прочитать (у Дэвида Дойча в «Структуре реальности»).

Далее будет несколько тезисов, столь важных, что они дословно выписаны мной два раза. Здесь и в книжке, как это ни удивительно, про инвестиции и трейдинг. Хотя ничего удивительного: если заниматься чем-то по уму, всегда желательно начинать с базовой онтологии, прежде чем поделиться неким знанием, например тем, что вообще понимается под знанием и чем хорошее знание отлично от того, что им кажется.

Итак, уже понятно, знание это не только то, что находится на странице учебника.

Знание это то, что адаптирует к миру раз.

Чем лучше адаптирует, тем лучше. Переиначивая, получим другое определение: что адаптирует то и знание. Если за углом школы учат каким-то непристойным вещам, но это лучше адаптирует к жизни, чем заучивание параграфа по органической химии, то лучшее знание сейчас получает прогульщик Вася за углом, а не заучка Петя за партой.

Что значит адаптирует? Способствует выживанию носителя определенных программ и распространению этих программ за пределы его тела.

В случае животных программы заключаются в генах, а успешное распространение сводится к оставлению максимального потомства. Человека это тоже касается, но его программы не только в генах, они в культуре с легкой руки Ричарда Докинза это стали называть «мемами». Например, прогульщика Васю за углом школы научили определенным грязным ругательствам, это уже элемент культуры. Если он будет ругаться неловко и не к месту (например, вставляя подобные слова в тест ЕГЭ), это понизит его статус. Но обычно люди приобретают новое знание вместе с правилами уместного употребления. Если Василий будет употреблять новые слова к месту, это, вероятно, несколько повысит его статус в референтной группе. Его девушка и младший товарищ, возможно, скопируют его культурную норму, и грязные ругательства продолжат распространение в качестве культурных программ данной популяции как повышающую привлекательность их носителя.

Но давайте заступимся за химию. Пока заучка Петя ее вызубривал (это тоже полезное знание, но ограниченное позволит сдать завтрашний экзамен, но не более), Катя полюбила предмет и впоследствии стала выдающимся химиком, автором научно-популярных книг и вузовского учебника. В плане социального статуса она обогнала и Васю, и Петю, более того, матерные мемы Васи заразили только двух близких, а ученые мемы Кати заразили тысячи незнакомых людей. В общем, учите химию тем более что все матерные ругательства мы и так отлично знаем.

Мы начали с того, что знание адаптирует, это раз. Можно сказать, что оно адаптируется к миру путем того, что адаптирует нас. Далее

Знание это всегда программа или данные для программы два.

Можно сказать, что нечто, в чем заключено знание, всегда запрограммировано на что-то.

Можно сказать, что нечто, в чем заключено знание, всегда запрограммировано на что-то.

Знание это всегда гипотеза о внешнем мире три.

Считается, что биологи могут восстановить примерную картину окружающей среды миллионы лет назад, если им дать гены того, кто имел с этой средой дело. Чтобы в ней выжить, он должен был иметь о ней адекватные представления, даже если он простой хомячок. Нет таких хомяков, которые ничего не знали бы о мире. Если бы у нас был другой мир, у них были бы другие гены. То же самое касается жуков, деревьев и нобелевских лауреатов все они адаптированы путем того, что их гипотезы как-то отражают реальный мир.

Можно добавить четвертый пункт: программа легко копируется, иначе как она попадет на новый носитель?

А ведь успешные программы живут сильно дольше носителей. Если объединить все пункты, мы получим примерно следующее.

Знание это адаптирующая программа-репликатор, построенная на гипотезе о внешнем мире.

Везде, где мы видим это, мы говорим о наличии знания. Но это действительно очень широкое определение, оно тождественно жизни в целом.

Любая букашка кладезь знаний.

Далее, в этой онтологии все, чем является человек,  это, в общем-то, его знания и следствие его знаний. Например, мы видим красивую девушку. Ее красота это проявление разновидности знаний.

Назад Дальше