Вдруг раздался щелчок. Кто-то вскрикнул, и я инстинктивно заслонил собой Энн. Поодаль, за столиком, засмеялись. Ибо выстрел произвела не винтовка, а бутылка шампанского. Пробка вылетела, пенный напиток полился в бокалы, Дермотт Мёрфи произнес тост за смерть в Ирландии. То, что звучит как проклятие, на самом деле является здравицей. Смерть в Ирландии означает жизнь в Ирландии, а не иммигрантское прозябание на чужбине.
Все закричали: «Ура! Да будет так!» и потянулись к Дермотту чокаться. Энн вдруг застыла.
Томас, скорее скажи, какое сегодня число!
Двадцать шестое августа. Пятница, отвечал я.
Она принялась рассуждать вполголоса, будто припоминала что-то крайне важное.
Пятница, 26 августа 1921 года. Отель «Грешэм». Какой-то праздник. Вроде свадьба. Томас, еще раз назови имена новобрачных!
Дермотт Мёрфи и Шинед МакГоуэн.
Мёрфи и МакГоуэн! Ну конечно! Томас, немедленно выведи отсюда Майкла Коллинза! Сию минуту!
Энн
Я сказала, живо! Потом придумаем, как остальных эвакуировать.
Да что происходит?!
Скажи Майклу, это Торп. Да, вроде так его фамилия. В здании пожар, дверь забаррикадирована. Томас, чего ты ждешь?!
Без дальнейших расспросов я повлёк Энн к столу, за которым сидел Мик пил, смеялся, балагурил, не поднимая, впрочем, свинцового взгляда.
Я наклонился над ним (Энн нетерпеливо переминалась за моей спиной) и сообщил о поджоге, предположительно, устроенном неким Торпом. Сам я впервые слышал эту фамилию.
Чего не скажешь о Мике. Он вздрогнул при слове «Торп», выражение лица из просто подавленного сделалось страдальческим. У меня поджилки затряслись. В следующую секунду Мик щелкнул пальцами. Подавленности и тоски как не бывало.
По человеку к каждой двери, живо! скомандовал Мик. Наверняка поджигатель еще здесь. Взять его!
Все стаканы и кружки были тотчас подняты, опустошены и грохнуты обратно на стол. Каждый из мужчин пятерней прошелся по собственной шевелюре, словно от внешней опрятности повышалась бдительность. Еще через секунду всех будто ветром сдуло. Остался только Мик ждать подтверждения. И оно появилось. В нарастающем шуме Гиройд О'Салливан[38]пинал парадную дверь. Она была забаррикадирована, как Энн и сказала.
Мы с Миком переглянулись. Затем его взор сместился на Энн. Мик нахмурился, явно не зная, что и думать.
В баре служебный выход свободен! крикнул Том Куллен.
Сюда нельзя, это для персонала замямлил бармен.
А ну подвинься! рявкнул Том. Не понимаешь? Тут опасно. Все должны покинуть помещение. Он обернулся к гостям. Леди и джентльмены, без паники! Попрошу в эту дверь Леди выходят первыми. Мы просто убедимся, что пожара нет на сей раз.
Действительно, отель, находясь в центре Дублина, в последние сто лет подозрительно часто подвергался пожарам.
Я успел заметить: Мик сгреб шляпу и огромными шагами направляется к барной двери. За ним, едва поспевая, вприпрыжку бежит Джо О'Рейли.
Среди гостей произошло некоторое замешательство, сопровождаемое нервными смешками. Впрочем, осознав меру опасности, вся компания поспешила на выход. Хлынула, яркая, в сырую и серую августовскую ночь. Даже бармен счел, что оставаться глупо. Мы с Энн и О'Салливаном, который бросил попытки открыть парадную дверь, убедились, что зал пуст, и покинули его последними. Из вентиляционных отверстий уже валил дым.
Т. С.Глава 15
Разбитые эпохой
Шатёр мой ныне дряхлый клён,
Что треснул пополам.
Он отшумел своё, как я;
Податливый ветрам,
И он грозою опалён,
Разбит Эпохой в хлам.
ТОСТ, КОТОРЫМ РАЗРАЗИЛСЯ новобрачный, «За смерть в Ирландии!» сработал для моей памяти как спусковой крючок. Я ведь читала о теракте во время свадебной вечеринки в отеле «Грешэм»! Я даже планировала по возвращении из Дромахэра там пожить, у меня и номер был забронирован. Почему именно «Грешэм»? Прежде всего, это историческое место, отель расположен в самом центре Дублина, а значит, события Кровавой Пасхи 1916 года разворачивались от него в непосредственной близости. Досталось этому зданию и в Гражданскую войну. В архивах я нашла немало фотографий Майкла Коллинза: вот он стоит у парадной двери, вот встречается с нужными людьми в ресторане отеля, вот пьет в пабе. Одна из женщин, влюбленных в Майкла Коллинза, Мойя Ллевелин-Дейвис, поселилась в «Грешэме», освободившись из тюремного заключения.
ТОСТ, КОТОРЫМ РАЗРАЗИЛСЯ новобрачный, «За смерть в Ирландии!» сработал для моей памяти как спусковой крючок. Я ведь читала о теракте во время свадебной вечеринки в отеле «Грешэм»! Я даже планировала по возвращении из Дромахэра там пожить, у меня и номер был забронирован. Почему именно «Грешэм»? Прежде всего, это историческое место, отель расположен в самом центре Дублина, а значит, события Кровавой Пасхи 1916 года разворачивались от него в непосредственной близости. Досталось этому зданию и в Гражданскую войну. В архивах я нашла немало фотографий Майкла Коллинза: вот он стоит у парадной двери, вот встречается с нужными людьми в ресторане отеля, вот пьет в пабе. Одна из женщин, влюбленных в Майкла Коллинза, Мойя Ллевелин-Дейвис, поселилась в «Грешэме», освободившись из тюремного заключения.
Данное покушение было далеко не первым. Особую значимость ему придали два обстоятельства. Во-первых, оно совершилось уже после подписания перемирия, во-вторых, заодно с Майклом могли погибнуть десятки людей. Британское правительство от своей причастности открещивалось. Может, оно действительно было ни при чем. Весьма вероятно, поджог заказали те, кому военный конфликт приносил прибыль, с целью расшатать хрупкий мир. Некоторые подозревали британского двойного агента, известного лишь по фамилии Торп. Майкл Коллинз даже наводил справки по своим каналам. Докопаться до истины так и не удалось.
Не знаю, спасла ли я человеческие жизни или навлекла на себя подозрения. Изменила весь ход истории или один-единственный эпизод. Впрочем, я давно уже была частью этой самой истории. Меня угораздило попасть в эпицентр событий. Вот как, как я объясню, откуда мне известно про пожар? Чем докажу, что не являюсь шпионкой?
Одно было ясно: я сама теперь в опасности. Сердце мое прыгало не оттого, что, подхватив подол, я бежала об руку с Томасом, а именно от подозрений, которые грозили на меня обрушиться. Уже стоя на улице, дожидаясь, пока парни Майкла Коллинза прочешут окрестности, я услышала возле самого уха:
Очень не хочется вас убивать, Энн Галлахер, а придется. Надеюсь, вы это понимаете?
Я подняла взгляд и кивнула. Страшно почему-то не было.
Думаете, я хороший человек? с горечью продолжал Майкл Коллинз. Ничего подобного. Я много дурного совершил, за что и отвечу на Страшном суде. Правда, я убивал ради ирландской независимости.
Клянусь, мистер Коллинз, я не представляю угрозы ни для вас, ни для Ирландии.
Время покажет, миссис Галлахер, время покажет.
Майкл Коллинз был прав. За подтверждениями, оправданиями и обвинениями уместно обращаться к одному только Времени. Обелит оно меня? Едва ли.
Гости свадебной вечеринки спешили к Саквилл-стрит. На определенном этапе поток удваивался за счет постояльцев отеля, которые эвакуировались через главное фойе. Происходила диффузия дыма с туманом, и в этой массе мистическим образом трансформировались силуэты, накладывались друг на друга вопли виновных и невинных поди разбери, кто есть кто. Неизвестно откуда материализовалось несколько автомобилей, прозвучало зычное «По машинам!», и в следующее мгновение Майкл Коллинз со своим отрядом растворился в ночи.
К месту происшествия спешили пожарные расчеты и кареты скорой помощи (их прислали из больницы Святого Иоанна). Томас принялся осматривать пострадавших. Многие надышались дымом и получили ожоги. Самых тяжелых Томас определял в больницу, остальным предстояло самостоятельно искать пристанище до утра. Я держалась в сторонке незачем путаться под ногами у занятых людей. Пошел дождь, облегчив работу пожарным. Заодно разбежались зеваки, которых всегда хватает на пожарах. Наша с Томасом верхняя одежда осталась в гардеробной, получить ее шансов не было. Платье мое моментально промокло, с волос текли целые ручьи. Томас, правда, дал мне сюртук тоже не самую сухую на свете вещь. В этом-то сюртуке я и зябла, когда уехала последняя скорая помощь и Томас, оглядевшись, заметил меня под козырьком кафе на противоположной стороне улицы.
Я сделал всё что мог, Энн. Пора домой.
Рубашка, еще пару часов назад хрустящая от крахмала, теперь липла к его торсу. Щеки были вымазаны сажей. Томас откинул со лба волосы; проведя пятерней по темени, даже попытался отжать влагу. Это не удалось дождь лил как из ведра.
С карнизов и козырьков низвергались целые потоки. Гнев небес был силен и, наверно, праведен. Вода заполняла каждую впадину, каждую щель, переливалась через край, покрывая всё и вся тончайшей пленкой.
Взявшись за руки, мы поспешили к дому. Несколько раз я избежала падения только благодаря Томасу он удерживал меня, иначе мне бы несдобровать, на моих-то каблуках. Косясь по временам на Томаса, я ловила напряженность в его лице очень уж скульптурно выделялись скулы. Да и ладонь мою он сжимал не только для страховки, о нет! Я чувствовала недоверие, считывала посыл, передаваемый этой тактильной морзянкой: «Не уйдешь, не скроешься! Кто ты ни есть мы еще поговорим».
До дома оставалось совсем чуть-чуть, но Томас вдруг резко затормозил и выругался вполголоса. Почти втолкнув меня на чужое крыльцо, под козырек, он запустил руки в карманы.
Проклятье! Ключ от дома в пальто!
Инстинктивно я стала шарить по карманам сюртука, всё еще бывшего на моих плечах. Лишь через несколько секунд до меня дошло: речь о пыльнике, который так и лежит в гардеробной отеля «Грешэм».
Давай вернемся, Томас. Думаю, нас пустят. Или вынесут вещи.
Я приплясывала и подпрыгивала, чтобы согреться. Дождь нам на головы не лил, но защитить от холода козырек, разумеется, не мог. О том, чтобы провести в таком положении всю ночь, не было и речи.
Томас усмехнулся:
Один из пожарных, которого я отправил в больницу, успел сказать, что первой вспыхнула как раз гардеробная. И знаешь почему? Потому, Энн, что некто полил все вещи бензином. Потом этот некто запер дверь и открыл вентиляционные отверстия. Сама же гардеробная через стенку от бального зала. Что смотришь? Неужели в эти детали тебя не посвятили?