Чтобы отвлечься, я начала задавать Павлу Степановичу вопросы про его детство, про его путешествия, про оборону города Что пойдет в обе наших газеты, а что в книгу, которую мы с Ником пишем «в стол», ведь данные в ней пока не подлежат разглашению. Нахимов сидел в седле, как говорят кавалеристы, «словно собака на заборе». Моряки обычно плохие наездники. Чтобы ему было удобней, он отстегнул штрипки, и штанины задрались почти до середины голени. Но Павел Степанович, увлекшись разговором, не замечал всего этого. Время пролетело незаметно, и мы вдруг оказались уже в Инкермане. Там нас встретили встревоженные моряки, занимавшиеся строительством батареи.
Ваше превосходительство, и вы, барышня
Подпоручик Широкина-с, поправил его Нахимов.
Молодой лейтенант посмотрел на меня с удивлением, чуть запнулся, но продолжил:
И вы, подпоручик Вам бы лучше не задерживаться здесь. Противник ведет прицельный огонь. Убили капитан-лейтенанта Желябина, двух матросов ранили Прячутся где-то в кустах. Я послал было десяток казаков троих из них тоже ранили почти сразу, одного тяжело. Слава богу, что больше мы никого не потеряли.
Я посмотрела на него.
Сколько, говорите, там этих стрелков?
Полагаю, что трое выстрелов по казакам было ровно три.
Понятно. Павел Степанович, что вы скажете?
Мария Александровна, вы лучше останьтесь здесь, а я посмотрю, что там происходит-с.
Ну уж нет, Павел Степанович, я тоже пойду с вами. Только лучше это делать пешком так менее заметно. Да и легче целиться и стрелять.
Когда мы подошли к тому месту, где матросы, сбросив бушлаты, в одних нижних рубашках вгрызались в землю, где-то впереди прогремел выстрел, а над нашей головой просвистела пуля. Нахимов покачал головой, сказав лишь:
Они сегодня довольно метко стреляют.
Меня как током ударило я вспомнила, что в нашей истории это были последние слова адмирала, сказанные им за мгновение до того, как вражеская пуля пробила его голову. Наплевав на все правила приличия и субординацию, я подскочила к адмиралу и толчком в бок свалила его на землю. Нахимов упал на четвереньки и с удивлением посмотрел на меня похоже, что он не ожидал от меня такого поступка. Тут раздался еще один выстрел, и через секунду после того, как я перевела Нахимова в партер, вражеская пуля шмякнулась в бруствер, как раз в то место, где только что стоял адмирал. Через пару секунд рядом ударили еще две пули.
Я скомандовала:
Лежите, Павел Степанович! Не вставайте!
Скинув с плеча «винторез» и пригнувшись, я осторожно примостилась за кустом и стала осматривать местность перед нашими укреплениями. Где-то там спрятались эти зловредные снайперы. То, что это были именно снайперы, я ничуть не сомневалась похоже, что британцы переняли наш опыт и отправили «на охоту» своих метких стрелков, вооруженных штуцерами.
Надо было как-то их выманить. Я жестом показала Нахимову на фуражку. Он сразу понял, что я хочу, и, сняв ее со своей уже изрядно полысевшей головы, бросил мне. Уловка старая, как мир, но и в наше время, как рассказывали мне приятели мужа, находились те, кто на нее покупались. Подобрав прутик, я надела на него фуражку и осторожно подняла ее над бруствером. Раздался выстрел, и фуражка, сбитая пулей, упала на землю. Ага, стреляли вон оттуда, из тех кустиков там облачко дыма еще не успело рассеяться.
Я сдвинулась на несколько метров левее и, сквозь пучки сухой травы осторожно выдвинула ствол «винтореза». Взглянув в прицел, я заметила в кустах какое-то движение. Плавно жму пальцем на спусковой крючок. Выстрел
Из кустов раздался истошный вопль. Есть контакт! Значит, одного можно отминусовать. Финт с фуражкой снова вряд ли удастся, поэтому я внимательно через оптику разглядываю местность рядом с подстреленным мною британцем. Он продолжает орать, но голос его становится все тише и тише. Неподалеку от него зашевелились ветки похоже, кто-то хочет помочь раненому однополчанину. Я снова целюсь и стреляю. Из кустов появляется фигура в сине-зеленом мундире, всплескивает руками и падает навзничь. Увидев краем глаза, что Нахимов пытается встать, я кричу ему во всю глотку:
А ну, вниз!
Нахимов наверное, от удивления снова залег. А я стала разглядывать в прицел густой кустарник. Вот шевельнулась ветка. А ветра-то нет. Значит Я стреляю, промахиваюсь, но нервы у британца, похоже, сдают, и он с криком бросается бежать. Теперь я вижу его отчетливо и, прицелившись, валю его на землю.
«Не надо бегать от снайпера, вспомнила я старую армейскую шутку, умрешь уставшим».
Я подождала еще несколько минут, но больше никаких шевелений заметно не было, а вопли подстреленного мною инглиза затихли.
Жестом я подозвала одного из казаков, который, вытаращив глаза, наблюдал за моей дуэлью с британцами. Показала ему на кусты, сделав взмах рукой дескать, сходи, проверь. И, чтобы успокоить его, похлопала по своему «винторезу», мол, не боись, в случае чего прикрою.
Казак, надо отдать ему должное, без раздумий, чуть пригнувшись, добежал до кустов. Вскоре он вышел оттуда в полный рост, держа под мышкой три штуцера.
Все в порядке, вашбродь, крикнул он. Вы их всех порешили.
И только тогда я поднялась в полный рост и посмотрела на адмирала, который сидел на обрубке бревна и взглядом, полным восхищения, смотрел на меня.
Мария Александровна, вы прямо богиня Артемида-с! произнес он. Если вы когда-нибудь передумаете, то ради вашей благосклонности я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться вашего расположения-с!
Я улыбнулась то меня называли валькирией, а теперь вот до богини доросла.
Павел Степанович, давайте сначала войну выиграем, а потом посмотрим
С вами-с, Мария Александровна, и с Божьей помощью, я в нашей победе больше не сомневаюсь
10 (21) сентября 1854 года.
Севастополь, Морской госпиталь
Поручик Домбровский Николай Максимович,
вице-президент медиахолдинга «Голос эскадры»
Увидев, как я припадаю на правую ногу, Хулиович нахмурился и спросил:
Что это ты там хромаешь? Тебя ненароком не зацепило?
Да нет, все нормально. Так, ударился, когда позицию проверял. Побаливает чуток. Думаю, что скоро пройдет.
Ладно. Но, если что, покажись эскулапу.
Обойдусь. Не люблю всю эту возню с бинтами, йодом и уколами в самое беззащитное место.
Угу Тебе не укол надо, а полуведерную клизму со скипидаром пополам с патефонными иголками. Ты хоть знаешь, сколько ты человек положил?
А хрен его знает. Не следил не до этого было.
Зря. Как говаривал классик: «Социализм это учет». Правда, здесь социализмом еще и не пахнет. Так вот. Пулями из «винтореза» на твоем участке убито наповал девять человек. И еще одному прострелили колено. Кроме тебя, в тех краях никого с современными 9-миллиметровыми винтовками не было.
А хрен его знает. Не следил не до этого было.
Зря. Как говаривал классик: «Социализм это учет». Правда, здесь социализмом еще и не пахнет. Так вот. Пулями из «винтореза» на твоем участке убито наповал девять человек. И еще одному прострелили колено. Кроме тебя, в тех краях никого с современными 9-миллиметровыми винтовками не было.
Ну, если в колено это, похоже, я. Хотел, понимаешь, их командира взять живьем. Потому и целился ему в колено.
А откуда стрелял-то?
С параллельного гребня, метров примерно со ста пятидесяти.
Так вот. Вылечи ногу, а потом отдам тебя на растерзание Феде пусть он тебя своим премудростям поучит. А то, блин, десять из десяти. И еще попал прямо в колено. Со ста пятидесяти метров.
Это что, плохо?
Плохо? Никто у нас так не смог бы. А ты, сукин сын, смог.
Дык я и сам не знаю, как у меня получилось.
Хулиович смерил меня взглядом и сказал задумчиво:
Похоже, не всегда это плохо быть берсерком. Ладно, иди отдыхай. А мне пока отписываться про сегодняшний бой. И тебя еще раз к награде представлять
Легко сказать «отдыхай». А кто за меня работать будет? Хотя, конечно, сейчас бы в ванну, поплескаться, расслабиться Но нет здесь этих ванн. Разве что у некоторых британских офицеров, притащивших в обозе персональные. Зато есть русская баня. Но туда надо идти с чувством, с толком, с расстановкой. А времени нет. Эх, говорил же мне Юрий Иванович, оставайся у нас Там хоть удобства и не в номере, но все ж на этаже, и вода теплая, и если не ванна, то хотя бы душ. Да и был бы я уже человеком женатым А я даже все забываю написать невесте. Ладно, вечером отпишусь, вот только работу сделаю
Следующие три-четыре часа я провел за подготовкой материалов, потом написал все-таки короткое письмецо Мейбел; надо будет не забыть его отдать нашим радистам. А теперь пора в госпиталь От казармы, где находились мои «апартаменты», до Морского госпиталя было всего ничего. На часах стояли двое моряков с допотопными ружьями с примкнутыми штыками. Старший, подозрительно посмотрев на меня, спросил:
Вы к кому, вашбродь?
Мне к доктору Николаеву.
Их благородие сейчас заняты.
Подожди, Потапыч, сказал тот, что помоложе. Ваше благородие, как вас величают-то?
Поручик Николай Домбровский.
Слышь, Потапыч, это же тот самый, про которого господин доктор сказал, что, мол, как придет сразу пущать! Проходите, ваш благородие.
Потапыч с хмурым лицом чуть отступил, и я прошел в здание. Солдат начал было закрывать дверь, но я догадался спросить, где этого самого доктора можно найти. Получив точные инструкции (направо, потом налево, потом вторая направо, а там спросите, ваше благородие), я, как ни странно, уже после «налево» услышал где-то вдали Сашин голос. Он стоял перед группой врачей в небольшом зале и объяснял им, как накладывать гипсовую повязку. Да, вспомнил я, Николай Иванович Пирогов применил ее всего год назад на Кавказе. Кстати, сам великий хирург вот-вот должен прибыть в Крым.
Я, естественно, решил постоять в сторонке, но Саша каким-то образом меня обнаружил и закричал:
А вот, господа, поручик Николай Домбровский. Это тот самый человек, про которого я вам рассказывал! Именно он спас наш караван от поляков. Коля, давай сюда.
Я начал было отнекиваться, мол, мешаю его докладу, но Саша лишь сказал:
А мы уже заканчиваем. Я собирался идти проведать моих пациентов. И хорошо, что ты пришел, я хочу тебя с одним из них познакомить. Но сначала представлю тебя коллегам. Доктор Иван Иванович Кеплер, главный врач
Когда мы наконец вышли оттуда, Саша деловито спросил: