Я закрыла глаза, прислушиваясь к движениям его руки на моих волосах, к ставшему частым дыханию, почувствовала, как он тянется ко мне через стол и касается губами моих губ.
Даняне надо
Я только поцелую тебя, и все, прошептал он, беря меня за руку и вытаскивая из-за стола, чтобы усадить к себе на колени. Машка прогони меня, иначе я никуда сам не уйду, так здесь и останусь насовсем, попросил он, прижавшись головой к моему плечу.
Не выдумывай, Данька, ты прекрасно понимаешь, что это невозможно.
Да, вздохнул он, соглашаясь. Невозможно.
Юлька и Артем вернулись рано утром, но я успела встать и к их приезду испечь пирожки, накрыть на стол и привести себя в относительно божеский вид. Дочь с визгом повисла у меня на шее, прилипла всем телом:
Мамуся! Как же я соскучилась по тебе!
Я тоже, заяц, я села вместе с ней на диван, чуть отстранив ее и разглядывая покрытую загаром мордашку. Ты как негритенок стала, совсем черная!
Ой, мама, как же на море здорово! взахлеб рассказывала дочь, спеша поделиться впечатлениями и эмоциями. Я столько ракушек собрала ужас! Прямо мешок! Сейчас покажу!
Юляша, может, сначала завтрак, вы ж с самолета?
Нет, сначала ванну, потом завтрак и спа-ать! зевнула она, открывая свою сумку и доставая из нее всякую всячину.
Артем молча сидел в кресле и, казалось, не замечал того, что происходит в комнате мыслями он был где-то совсем в другом месте. Кроме «здравствуй», он не произнес ни слова, и я не знала, как мне вести себя.
Набрав Юльке ванну и посидев с дочерью несколько минут, я пошла на кухню. Артем курил, стоя у окна. На плиту из джезвы выливался кофе, но муж этого не замечал, продолжая думать о чем-то. Я сняла почти пустую емкость, вытерла конфорку и стала варить кофе заново. Затушив сигарету, Артем, наконец, повернулся ко мне:
Ну, что, давай поговорим.
Давай, я удивленно посмотрела на него что-то в тоне показалось странным.
Ты сядь, пожалуйста, я не могу разговаривать, когда ты мечешься туда-сюда.
Я опустилась на стул, не понимая, о чем именно он собрался говорить со мной через полчаса после двухнедельного отсутствия. Артем закурил новую сигарету, глядя прямо перед собой, потом поднял глаза на меня и начал:
Маша, так больше продолжаться не может. Я устал жить в этом, понимаешь? И я ухожу. Только не перебивай меня, иначе я уже не смогу все сказать, что хотел, и мы опять будем тянуть эту резину, ненавидя друг друга. Так будет лучше для всех для тебя, для Юльки и для меня. Я ухожу, потому что не могу больше жить с тобой, с твоей надуманной болячкой, с которой ты носишься уже долгое время. Я устал от твоих слез, от твоего страдальческого вида, я чувствую себя виноватым в чем-то. Поэтому лучше будет, если мы перестанем жить вместе. Юльку я не брошу, буду оплачивать все по-прежнему. Если что, можешь звонить, я буду приезжать.
Высказавшись, Артем встал, сунул в карман ключи от машины, мятую пачку сигарет и вышел в прихожую, даже не потрудившись взглянуть на меня. Через пару минут хлопнула входная дверь. Все. Десять лет совместной жизни перечеркнули несколько фраз и бронированная дверь.
Не соображая, что делаю, я встала, достала аптечку и нашла упаковку димедрола. Нет, я не собиралась травиться таблетками, даже в мыслях не было я просто посплю, и все пройдет, во сне всегда все проходит
Я не заметила, что машинально выдавливаю одну таблетку за другой и глотаю их, даже не запивая. Еще какое-то время спать не хотелось, я слышала, как плещется в ванной Юлька, что-то напевая, как по телевизору идет очередная «мыльная опера» с Хуанами и Верониками Потом глаза начали слипаться, я прилегла на диван, накрывшись пледом. И только когда ноги стали ледяными, а пальцы рук начало сводить судорогой, до меня дошел смысл происходящего со мной. Кое-как встав, я побрела, шатаясь, в ванную, постучала.
Я уже вышла, мамуся, сообщила Юлька, открывая дверь и в полотенце направляясь в свою комнату. Пойду, посплю, потом поболтаем, да? она чмокнула меня в щеку и закрыла за собой детскую.
Я уже не понимала, зачем зашла в ванную, тупо посмотрела в зеркало, но, кажется, даже не увидела собственного отражения. Держась за стену, добрела до дивана и упала на него, стараясь не закрывать глаза. Какой-то внутренний голос твердил мне, что нельзя закрывать их, иначе конец. Единственная мысль долбила в голове: «Нельзя, потому что Юлька, проснувшись, напугается до смерти я не могу напугать ее не могу». Но глаза закрывались сами собой, я уже не в состоянии была сопротивляться, но остатки сознания все же держали меня на этом свете. Нашарив лежащую рядом телефонную трубку, я набрала номер Даниила.
Да, Машуль, привет! раздался его обрадованный голос.
Даня я умираю прошептала я, собравшись с силами.
Ты что несешь?! заорал он. Что случилось?!
Я я, кажется димедролаперебрала язык заплетался, мешая четко выговаривать слова, но Даниил, к счастью, все понял и спросил:
Ты дома одна? Маша, не молчи ты одна дома?
Юлька спит
Машка, вставай немедленно, пей воду, сколько сможешь, литра три, и дверь открой, я сейчас приду! Только не ложись, Машка, слышишь? Пей воду и жди меня! и он бросил трубку.
Я с трудом заставила себя встать и пойти в коридор, поставить входную дверь на предохранитель. Потом, взяв на кухне бутылку с минералкой, начала пить ее, обливаясь. Пальцы по-прежнему сводило судорогой, глаза закрывались, но я старалась держаться. В окно я увидела, как бежит к подъезду Даниил в хирургическом костюме и накинутой сверху куртке. Буквально через пару минут он влетел в квартиру, схватил меня за плечи и развернул к себе:
Зачем?! Зачем ты сделала это, дуреха?!
Яне хотела лепетала я, мотаясь в его руках, как тряпка.
Яне хотела лепетала я, мотаясь в его руках, как тряпка.
Ладно, потом разберемся.
Уложив меня на диван, он достал из кармана две упаковки со шприцами, какие-то ампулы и жгут. Я боролась с навалившимся сном, как могла, старалась сосредоточиться на том, что делает Даниил, но это удавалось мне все меньше. Вдруг подкатила тошнота, я почувствовала, что сейчас меня просто наизнанку вывернет, попыталась встать, и Даниил, заметив мои телодвижения, подхватил на руки и понес в ванную. Стало заметно легче, Данька заставил меня выпить еще почти два литра воды, сделал два укола в вену и сел рядом на диване, укоризненно глядя в мое побледневшее лицо.
Господи, как ты меня напугала! проговорил он дрогнувшим голосом. Машуля, ну, нельзя же так! Что произошло?
Я молчала, не в силах произнести ни слова. Сказать, что от меня ушел муж, я не могла, я и сама в это до конца еще не верила.
Ну, молчи, потом разберемся, повторил Даниил фразу, сказанную совсем недавно. Тебе лучше? он погладил меня по щеке, потрогал влажный, холодный лоб, и я кивнула. Ну, вот и хорошо. Ох, Машка-Машка! покачав головой, он вздохнул.
Даня пробормотала я, спасибо ты иди, вдруг Юлька встанет как я ей объясню?
Так и объяснишь врач пришел, плохо тебе стало. Я посижу немного, подожду.
Мне лучше
Это хорошо, но я все же посижу.
Он пробыл рядом со мной почти час, его мобильный надрывался, вибрируя в кармане робы, но Даниил не обращал внимания, держал меня за руку и все смотрел, смотрел
Мне, действительно, стало лучше, сознание немного путалось, но спать больше не тянуло. Зато стала мучить совесть как я могла так безответственно поступить по отношению к собственной дочери? Почему я не подумала о ней, прежде чем полезть в аптечку? Какая дура
Даниил собрался уходить, попросив непременно позвонить ему вечером:
Я дежурю, мне будет спокойнее, если услышу тебя.
Хорошо, я позвоню
Сказав это, я впервые осознала, что сегодня мне не придется для этого идти на улицу
Даниил.
Услышав в трубке Машкин голос, я едва со стула не упал до того ужасно звучало то, что она сказала. Я думал только об одном, хватая с вешалки куртку и выскакивая из ординаторской на глазах изумленно замолчавших коллег хорошо, что рядом, через дорогу, значит, успею, успею Перемахивая через две ступеньки, я добежал до ее квартиры, рванул дверь Машка стояла на кухне, держась за подоконник обеими руками, бледная, как смерть. Мне показалось, что она меня не узнала в первый момент. У меня сердце вдруг сжалось, до того она была потерянная и несчастная. Что же случилось, чтобы Машка моя вдруг решилась на такое безумие? С Юлькой что-то? Так нет сказала ведь, что дома и спит, значит, все нормально. И где ее муж? Неужели с самолета сразу на работу поехал? Две недели дома не был, между прочим, жена болеет, мог бы и остаться. Господи, какая чушь в голову лезет надо быстрее с Машкой что-то делать, пока не все лекарство еще в кровь всосалось
Спустя час Машке полегчало, она больше не закатывала глаза, дышала спокойно, руки немного согрелись. Я смотрел на нее, лежащую передо мной на диване, и никак не мог угадать причину, заставившую ее сделать это. Но спрашивать не стал, да и бесполезно это сейчас все равно не скажет. Мне постоянно звонили, телефон надрывался, но мне не было дела ни до кого, я беспокоился только о Машке, только о ней. Убедившись, что она уже более или менее в порядке, я собрался уходить.
Позвони мне, если будет возможность. Мне будет спокойнее знать, что у тебя все в порядке.
И от меня не укрылось странное выражение ее лица и какая-то растерянная улыбка, мелькнувшая и тут же спрятавшаяся в уголках губ.
Вечером она позвонила, разговаривала спокойно и как-то отстраненно, словно автоматически, думая о чем-то другом. Меня это, признаться, насторожило немного, но я отнес это на счет действия димедрола. Когда я спросил, увидимся ли мы завтра, Машка как-то неопределенно пробормотала «может бытьеще не знаюЮльке в школу», и я опять почувствовал что-то не то в ее тоне. Ничего, поспит, оклемается, и все войдет в норму она ведь и сама испугалась того, что чуть было не произошло с ней, так что нет ничего удивительного ни в тоне, ни в голосе. Я успокоил себя этим и завалился на диван в ординаторской, решив подремать часик поступления не было, к счастью.
Утром, вернувшись с работы, я столкнулся на пороге квартиры с Оксанкой она держала в руках пакет с мусором. Я молча забрал у нее этот куль и побрел вниз, к мусорным бакам. И отчего-то вдруг собственная жизнь представилась мне таким же мусорным мешком я выбрасываю ее, неизвестно зачем и куда, живу с нелюбимой уже женщиной, страдаю сам и заставляю страдать ее. И сын и Машкаи как выпутаться? Я бросил мешок в ящик и заметил оборванного, грязного бомжа, роющегося в соседнем контейнере. Я не испытывал к ним какого-то отвращение в больнице ко всему привыкаешь но вот этого конкретного мне почему-то стало жалко, и, порывшись в кармане, я вынул полтинник, протянул ему: