Но не все обстояло столь плохо. Были и мгновения восторга. Сладкого волнения, восхищения собственной смелостью и ловкостью. Так было и в первый раз, когда она похитила брошь, но тогда все прошло несравненно легче, чем сейчас. Ей казалось, что чувство опасности убьет этот неуместный восторг. Однако на сей раз восторг смешался с радостью: она победила в условиях серьезнейшего риска.
Аманда стыдилась подобных чувств. Ведь она должна была испытывать муки совести, а не ощущение торжества.
На самом деле это была даже не пряжка, а просто застежка: два отдельных кусочка, коим надлежало соединиться, но то, что когда-то скрепляло их, было утрачено. Вместе они составляли не более пяти дюймов в длину.
Человеку, разработавшему весь этот план, нужна была именно застежка. Он говорил, что она синего с красным цвета, инкрустирована бриллиантами и заключена в золотой корпус.
Она очень похожа на предыдущую вещь, которую он требовал достать. Но та брошь была значительно крупнее, более изысканной и довольно примитивной по оформлению, с мелкими бриллиантами тот вид броши, с помощью которой в старые времена застегивали плащ.
Сходство между этими двумя вещами означало, что теперь Аманда кое-что знала о своем мучителе. Он коллекционер. Ему нужны были такие вещи, которые он не смог бы купить ни за какие деньги: ведь подобные раритеты не продаются, поэтому он заставлял ее воровать их.
Аманда отложила пряжку в сторону и взялась за перо. Записку она должна была оставить у мистера Петтибоуна. Девушка вывела всего три слова: «Она у меня».
Записку она отнесет в типографию Питерсона, откуда ее заберут и перенаправят куда нужно, а Аманда будет ждать дальнейших инструкций относительно того, что дальше делать с пряжкой. Однако она решила положить конец этой игре. Вряд ли неизвестный сам когда-нибудь закончит ее. Безопасность матери была скорее всего крючком, который этот человек будет дергать бесконечно.
Когда придут дальнейшие указания, она выполнит их, отошлет пряжку коллекционеру, но больше не станет ждать, подобно покорной овечке, его следующих требований. Ей давно пора диктовать собственные условия.
Когда придут дальнейшие указания, она выполнит их, отошлет пряжку коллекционеру, но больше не станет ждать, подобно покорной овечке, его следующих требований. Ей давно пора диктовать собственные условия.
Габриэль закурил сигару и откинулся на спинку кресла. Он наслаждался табаком и добрым виски, которое ему налил Брентворт, сидевший напротив, его лицо скрывалось в облаке сигарного дыма.
Единственным человеком в комнате, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, был их сегодняшний хозяин Адам Пенроуз, герцог Страттон. Он стоял рядом с камином, опершись локтем о каминную полку и стараясь выглядеть спокойным. Но все прекрасно видели его состояние. В герцогских апартаментах над ними его супруга в настоящий момент рожала их первенца.
Я вам очень обязан, господа, что вы согласились встретиться здесь, а не в клубе, пробормотал Страттон.
Твое виски гораздо лучше того, что подают в клубе, ответил Габриэль, пытаясь несколько разрядить обстановку. Кроме того, наше общество может собираться где угодно.
Они создали эту маленькую группу еще мальчиками в школе, когда, повстречав друг друга, поняли, что наследника герцогского титула по-настоящему может понять только другой наследник герцогского титула.
Раз в месяц они встречались в клубе, после чего отправлялись развлекаться. В последнее время их забавы были довольно спокойными. Страттон совсем одомашнился, а Брентворт стал весьма приличным джентльменом. Один Габриэль все еще оставался повесой.
У нее началось уже давно? спросил Брентворт, как будто знал, что Страттон хочет поговорить на эту тему.
Три часа назад.
Насколько мне известно, подобные вещи могут занимать много времени.
Надеюсь, все-таки не слишком много. Я сойду с ума.
Не стоит углубляться в эти мысли, а то покажется, что время остановилось. Лэнгфорд, отвлеки его. Расскажи ему о ну, я не знаю, что-нибудь занимательное. Ах да! Расскажи ему о том интересе, который вызвала твоя речь в парламенте.
Почему бы тебе не рассказать ему о своих последних ссорах с любовницей? Это гораздо увлекательнее по крайней мере, так думают в свете.
Взгляд Брентворта помрачнел.
Не было никаких ссор. Элементарное недоразумение, вот и все.
А я слышал совершенно иное.
Ты мог слышать об этом только от меня, а я именно так все и охарактеризовал.
Я слышал об этом еще по меньшей мере от пяти человек, и они излагали точку зрения, которая значительно отличается от твоей.
Каким образом? спросил Брентворт холодным и резким тоном, который не предвещал ничего хорошего. Диалог двух друзей действительно отвлек Страттона от его мучительных раздумий: он наблюдал за ними с интересом.
Габриэль откашлялся, затянулся сигарой и отпил немного виски. Паузы выводили Брентворта из себя.
Говорят Он сделал очередную затяжку, чтобы позлить Брентворта. Говорят, из-за ваших разногласий она хотела порвать с тобой, но тебе удалось вымолить прощение.
Что за чертовщина! воскликнул Страттон и повернулся к Брентворту в ожидании его ответа.
Что за чертовщина! эхом отозвался Брентворт, глухо и мрачно.
А еще говорят, что в качестве извинения ты вручил ей жемчужные серьги
Проклятье! Ничего подобного я не делал.
Ну, я всего лишь повторяю то, что говорят. Если ты изложишь нам свою версию, буду только счастлив опровергнуть любые сплетни на сей счет.
Я не собираюсь обсуждать это
Да-да, мы знаем. Поступай как хочешь. А она тем временем сотрет в порошок твою такими трудами созданную репутацию самого искусного соблазнителя женщин.
Кто же может воспрепятствовать леди спасти собственное лицо, пусть даже путем беспомощной лжи?
Ты хочешь сказать, что все-таки бросил ее?
Брентворт едва заметно кивнул:
Сережки были подарком на память о былой любви.
Но разговоры в клубе, пересуды светских кумушек Это нельзя сбрасывать со счетов, заметил Габриэль.
Все через день забудется, попытался успокоить спорщиков Страттон. Существуют вещи и похуже мнения света о том, кто кого бросил: мужчина или женщина.
Брентворт все еще выглядел рассерженным и посылал в сторону Габриэля, угрожающие улыбки.
Ну, если уж ты начал развлекать Страттона в сложное для него время, тебе следует продолжить.
У меня нет больше ничего интересного для него.
А почему бы тебе не рассказать о твоей пастушке?
У меня нет больше ничего интересного для него.
А почему бы тебе не рассказать о твоей пастушке?
Габриэль затянулся сигарой.
О пастушке? с любопытством переспросил Страттон.
Он встретил ее на маскараде, пояснил Брентворт. Девица преследовала Гарри, и он бросился ему на выручку. Затем он заманил ее на террасу, а оттуда в сад. Относительно того, что происходило там Он взмахнул сигарой, намекая на нечто в высшей степени пикантное.
И что же? Любопытство Страттона нарастало.
Габриэль откашлялся.
Ничего особенного не произошло. История очень короткая.
Как правило, он не останавливался перед тем, чтобы во всех подробностях расписать друзьям свои приключения с женщинами, но на сей раз подобного желания у него не возникло. Во-первых, эта история явно не делала ему чести. Кроме того, он не мог избавиться от неприятного ощущения, что его незнакомке действительно угрожала какая-то опасность.
Возможно, это были только его фантазии. Вне всякого сомнения, она либо считала его идиотом, либо начала какую-то большую игру. Если верно второе, следующий ход оставался за ней.
И все же теперь он не пропускает ни одних женских губок и подбородков, куда бы ни шел. Ведь это единственное, что не было закрыто маской и что он смог разглядеть, пояснил Брентворт. Когда мы ехали сюда, он занимался тем же самым.
Клянусь, ты иногда не лучше какой-нибудь старой тетушки. Я всегда обращаю внимание на женщин. Я никого специально не выискивал.
Конечно, он лгал. Он постоянно пытался воспроизвести в памяти ее лицо, хотя у него было очень мало впечатлений для этого, ведь тем вечером он видел ее только в полутьме библиотеки. Шаль лежала у него в гардеробной, хотя ее давно следовало бы выбросить.
Как ее зовут? спросил Страттон.
Я не знаю.
Для поцелуев в саду не нужны имена, заметил Брентворт.
А ты ее видел после этого? спросил Страттон.
Габриэль делал вид, что рассматривает книги. Брентворт посмотрел на него, затем наклонился ближе, чтобы пристальнее взглянуть ему в лицо.
Черт, наверняка он встречался с ней еще раз, воскликнул Брентворт. У тебя было с ней свидание, не так ли? И тем не менее ты все еще не знаешь ее имени?
Очень короткая встреча. И очень приличная. Перестаньте улыбаться. Я могу быть благопристойным джентльменом, когда необходимо.
И все-таки, я полагаю, встреча была не такой уж краткой, сказал Страттон. Ты планируешь новые мимолетные и чисто платонические свидания?
Это было уже слишком.
Послушайте, я сейчас вам все объясню, но вы не должны никому об этом рассказывать, даже своей жене, Страттон. Это может меня погубить. Вы должны поклясться.
Клянусь. Брентворт тоже клянется. Ты же нас знаешь. Мы люди слова в таких делах.
Габриэль поведал им свою историю. И она действительно оказалась очень короткой.
Ты заснул? переспросил Страттон. Она пришла к тебе. Была у тебя. Ты целовал ее. И заснул? Он повернулся к Брентворту, как будто не верил собственным ушам и требовал подтверждения.
Вот это по-настоящему веселая история. Если в свете о ней узнают, моя интрижка померкнет на этом фоне, воскликнул Брентворт.
Я слишком много выпил. Она затянула песню, которая меня убаюкала, и внезапно наступило утро.
А ты проверил свои карманы? спросил Брентворт. Некоторые шлюхи
Конечно, я проверил, не похищено ли чего. Я не зеленый юнец, тетушка. Обшарил одежду, комнату, серебро. Все на своих местах. И я же сказал вам: она не шлюха. В этом по крайней мере я уверен.
Откуда взялась такая уверенность, он объяснить не мог. Он просто знал.
Неудивительно, что ты продолжаешь искать ее. Тебе ведь нужно принести даме свои извинения, усмехнулся Страттон.
Вот твой французский стиль, заметил Брентворт.
Если ты называешь французским стилем то, что у мужчины имеются определенные обязательства перед возлюбленной, пусть будет так, продолжил Страттон. Джентльмен