«Ленин оставил нам такое государство, а мы его проли».
Потом в сердцах хлопает дверцей автомобиля и уезжает на Ближнюю дачу, где более суток находился в тяжелых раздумьях. Думается, он лихорадочно искал ответ на два извечных русских вопроса: «Что делать? Кто виноват?» Ответить на последний вопрос в то время было легко пулей или нарами. А вот на первый пришлось отвечать все 1418 дней и ночей великой битвы с фашистскими захватчиками.
На второй день к нему прибыли три «М» Молотов, Микоян и Маленков
Но нет худа без добра. В этот же день на даче был создан Государственный комитет обороны (ГКО). Текст о его образовании написал чуть ли не на колене красным карандашом «штатный писарчук», как его называл Сталин, Маленков. В нем указывалось, что нападение врага было вероломным. Мелкие исправления Маленков тут же вносил в текст простым карандашом. Все это, естественно, происходило без стенографисток и других помощников. По всей вероятности, Маленков продиктовал постановление о создании ГКО в редакцию газеты «Правда» по телефону.
Да, шок был не только у Сталина он был у всей страны, у ее многонационального народа.
Часто задают вопрос, почему первым с текстом о начале войны выступил Молотов, а не Сталин. По одной из версий в это время у вождя обострилась его хроническая болезнь ларингит, который негативно гасил его итак сиплый от природы голос.
А дальше продолжалась война Тяжелая война, в которой были поражения и достижения и, в конце концов, пришла Великая Победа стараниями «и павших, и живых», со «слезами на глазах». При всех издержках роль Сталина в ней была очевидна
Первое обращение по радио Председателя Государственного комитета обороны И.В. Сталина прошло 3 июля 1941 года. Текст выступления был напечатан в газете «Правда» того же числа, а после выпускался отдельной брошюрой.
По воспоминаньям писательницы Ольги Грудцовой, речь Сталина они слушали в кабинете начальника. А начинал он с обращения: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!..»
Так вот, Грудцова в своем дневнике говорит: «Слышно, как стучат его зубы о стакан, когда он пьет воду, как она булькает у него в горле».
К 11 июля в немецких руках было уже около 600 тысяч советских военнопленных, в том числе свыше 70 тысяч перебежчиков. Как Гитлер, так и командование вермахта полагали, что крах Красной армии уже близок. А упоминаемый выше Гальдер 3 июля 1941 года записал в своем дневнике:
«Пожалуй, я не преувеличу, если скажу, что кампания против России выиграна за 14 дней».
Спустя несколько недель после слов начальника генштаба сухопутных сил Гитлер отодвинет миг своей победы на шесть недель из-за яростного сопротивления русских. Он хвастливо заявлял, что будет преследовать Сталина, куда бы тот не бежал. Генштабист генерал Гальдер планировал не только дойти до Урала, но и перешагнуть через горный хребет.
Большая победа в битве за Киев, принесшая немецкой стороне более 600 тысяч пленных и огромное количество трофеев, казалось, вновь подтвердили военный гений Гитлера. Теперь открывалась свободная дорога на Москву. И он согласился идти на советскую столицу. Но триумфы его ослепили. Он был избалован воинским счастьем. Только поэтому фюрер решил, что способен одновременно наступать на север и на юг России.
Да, в первые недели и месяцы войны мы терпели поражения одно за другим. В чем же причины? Такой ответ автор нашел у философа Александра Зиновьева:
«Сложность тут в том, что, во-первых, смешиваются причины и вина. Запад (нацистская Германия. Авт.) входит в причинный аспект, но он враг, а не виновник нашего краха. Виновные советские граждане, от которых зависел ход событий. Во-вторых, смешиваются различные понятия вины индивидуальной и массовой. В начале войны с Германией в 1941 году немцы разгромили нашу армию. Можно ставить вопрос о причинах поражения это одно. Можно ставить вопрос о действиях командования армии. Их, кстати сказать, расстреляли, свалив на них вину за капитуляцию. И можно ставить вопрос о поведении массы солдат и офицеров. Огромное их количество сдалось в плен без боя, хотя имели оружие, могли воевать. И приказа о капитуляции не было. Потом (после Победы) им это припомнили. Думаю, справедливо».
Думается, в этом ответе не все просто. Фронтовики, попавшие в ту ситуацию, ответили бы несколько по-другому. Они лучше знали картину военной неразберихи и утрату управляемости войсками при отсутствии питания и боеприпасов
Как писал уже упоминаемый Фест: «Фюрер, словно позабыл о своем старом главном правиле всякий раз концентрировать все силы на одном участке, однако разводил войска все дальше друг от друга. Наконец, с задержкой почти на два месяца, 2 октября 1941 года фельдмаршал Федор фон Бок начал оставшимися, но все еще огромными силами наступление на Москву»
Начальник штаба 4-й армии группы армий «Юг» генерал Гюнтер Блюментрит со временем напишет, что «Московская битва принесла немецким войскам первое крупное поражение во Второй мировой войне. Это означало конец блицкрига, обеспечивший Гитлеру и его армии выдающиеся победы в Польше, Франции и на Балканах. С политической точки зрения самым главным и роковым решением было решение фюрера напасть на Россию. На бескрайних просторах Востока нельзя было рассчитывать на легкие победы. Многие из наших руководителей сильно недооценивали нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали русского народа, ни тем более русского солдата»
Что из этого получилось, знают многие, интересующиеся результатом битвы за Москву. События Московской битвы отображены почти в девяти тысячах исторических трудов и самых разнообразнейших публикациях. Общественное настроение тех «черных дней» в других странах мира поэт Н.М. Коржавин отразил в следующем четверостишии:
Казалось, что лавина злая
Сметет Москву и мир затем.
И заграница, замирая,
Молилась на Московский Кремль.
На взятие Москвы была направлена, пожалуй, самая мощная группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, в состав которой входила и 2-я танковая группа генерала Гудериана. Она состояла из 24-го танкового корпуса, 3, 4, 10, 17 и 18-й танковых дивизий, 10-й, 29-й и СС «Рейх» мотодивизий, 1-й кавалерийской дивизии, 46-го танкового корпуса, пехотного полка «Великая Германия». Кроме того, во 2-ю танковую группу входили еще 2 армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерала Фибига и зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг» генерала фон Акстгельма.
На взятие Москвы была направлена, пожалуй, самая мощная группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, в состав которой входила и 2-я танковая группа генерала Гудериана. Она состояла из 24-го танкового корпуса, 3, 4, 10, 17 и 18-й танковых дивизий, 10-й, 29-й и СС «Рейх» мотодивизий, 1-й кавалерийской дивизии, 46-го танкового корпуса, пехотного полка «Великая Германия». Кроме того, во 2-ю танковую группу входили еще 2 армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерала Фибига и зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг» генерала фон Акстгельма.
Гудериан в первый же день наступления получил приказ форсировать реку Западный Буг, атаковать Брест-Литовск (Брест), прорвать фронт и быстро, используя первоначальный успех, выйти в районы Рославля, Ельни и Смоленска.
Так планировали немецкие генералы. Гудериан, после прорыва героически оборонявшейся в течение 29 дней Брестской крепости, которую ему приходилось брать дважды в 1939-м у поляков и в 1941 году у русских, позже скажет, что это были два разных сражения за крепость: русское сопротивление отличалось фанатичной ожесточенностью. Поляки в 1939-м сдались быстро.
Пройдет немного времени и с наступлением глубокой осени, когда танки Гудериана то вязли в глиноземной грязи под Тулой, то никак не заводились моторы броневых монстров из-за внезапно нагрянувших русских морозов, раздосадованный командующий группы армий «Центр» фон Бок напишет в своем дневнике:
«Трудный день. В течение ночи правое крыло 3-й танковой группы начало отход. Дают о себе знать неприятные вклинивания противника на северном крыле танковой группы. Противник также значительно усилил давление на правом крыле 9-й армии
Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов.
Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии преимущественно полного состава больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем на половину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, чем потери среди рядового состава».
Когда уже упоминаемый выше последний военный атташе в Москве генерал Эрнст-Август Кестринг был на докладе в ставке фюрера, Гитлер подвел его к карте операций, очертил круговым движением руки захваченные территории и, игриво топнув ногой, словно пританцовывая, как когда он чему-то радовался, заявил:
Отсюда меня теперь никакая сила не выгонит.
Похоже это так! прогнулся генерал.
А кто если не ты, Эрнст, лучше других знаешь Россию, дважды, ведь побывал в Москве военным атташе. Не так ли?
Так точно, мой фюрер! гаркнул Кестринг.
Я хочу услышать твое мнение о финале, Гитлер запнулся на последнем слове, словно не хотел говорить о его сроках и географической ориентации.
Мой фюрер, вы говорите о Москве?
Да! Да! Да! взвизгнул хозяин кабинета.
Русские сдадут Москву. Нет у них сил. Половину Красной армии мы переловили, а другая часть полегла, щебетал Кестринг
За это подобострастие отставного генерала, находившегося в резерве, Гитлер в 1942 году назначил уполномоченным по вопросам Кавказа при группе армий «А», а с июня 1943 инспектором соединений народов Северного Кавказа. С 1 января 1944 года он в должности генерала добровольческих соединений при Отделе военного комиссариата (ОКВ).
4 мая 1945 года Кестринг был взят в плен американскими войсками. В 1947 году он был освобожден, после чего некоторое время его планировали использовать в качестве свидетеля на Нюрнбергском суде, но советская сторона высказалась против его приглашения на этот процесс.
Помогали оптимизму фюрера не только успокаивающие слова Кестринга, но и некоторые обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. Прежде всего, первая растерянность руководства страны во главе со Сталиным, надеявшимся на Пакт, который оказался не Фактом. Подвела убежденность, что немецкий пролетариат не поддержит войну против русских собратьев по классу, и РККА будет воевать на чужой территории малой кровью. Разгромим любого врага могучим ударом! Именно эту идею доносили молодым командирам в военных училищах и академиях. Эта словесная шелуха, помноженная на потерю управляемости войсками при первых столкновениях с немцами, крайне отрицательно повлияла на наших солдат. А данные разведчиков и их агентуры почему-то верхами игнорировались.