Да, я чту подвиг 28 панфиловцев. И всех других. Не хочу умалять ничьего вклада. Но немцев остановил не только русский солдат, но и генерал Мороз. Топливо у них в баках замерзало при минус 20 градусах, а тут ударили все 35.
В самой столице была паника. Разве там шли бои, как в Сталинграде? Проходила эвакуация. 7 ноября провели парад, когда уже подвезли части из других регионов. И сразу бросили в бой Как подается событие? Могучий удар. Но никакого тактического или стратегического искусства наши полководцы тогда не показали. Мы кинули войска вперед, а враг побежал: не мог сопротивляться во многом из-за того же мороза».
А дальше он привел пример с гибелью в котле по прихоти маршалов 33-й армии генерала Ефремова и спросил, почему в нашей памяти замазана гибель десятков тысяч солдат и самого командарма, который застрелился. Немцы его похоронили как настоящего героя. Сталин распорядился на месте его гибели поставить монумент. Ответил он так:
Наверное, Иосиф Виссарионович, все понимал. А мы?
А мы стесняемся иногда говорить правду о своих промахах и промашках. На ошибках учатся!
А в Подмосковье в октябрьские дни по приказу Сталина уже взрывались заводы и фабрики, мосты и водонапорные башни. В городе появились беженцы. 13 октября на страницах «Правды» большими буквами были напечатаны такие слова:
«ГИТЛЕРОВСКИЕ ОРДЫ УГРОЖАЮТ ЖИЗНЕННЫМ ЦЕНТРАМ СТРАНЫ».
А 15-го эту фразу сменила другая, еще более страшная:
«КРОВАВЫЕ ОРДЫ ФАШИСТОВ ЛЕЗУТ К ЖИЗНЕННО ВАЖНЫМ ЦЕНТРАМ НАШЕЙ РОДИНЫ, РВУТСЯ К МОСКВЕ. ОСТАНОВИТЬ И ОПРОКИНУТЬ СМЕРТЕЛЬНОГО ВРАГА!»
16 октября 1941 года в передовой статье газеты «Правда» было сказано:
«Враг продолжает наступать Враг приблизился к подступам Москвы Создалась непосредственная серьезная угроза для Москвы». А заканчивалась статья такими фразами: «За нашу родную землю, за нашу Москву мы будем драться упорно и ожесточенно, до последнего вздоха. Над Москвой нависла угроза. Отстоим родную Москву! Да здравствует наша любимая Москва!»
И опять большими буквами через всю газету пролегли жестокие, но правдивые слова:
«ВЗБЕСИВШИЙСЯ ФАШИСТСКИЙ ЗВЕРЬ УГРОЖАЕТ МОСКВЕ ВЕЛИКОЙ СТОЛИЦЕ СССР. ЖЕЛЕЗНОЙ СТОЙКОСТЬЮ ОТРАЗИМ НАПОР КРОВАВЫХ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ПСОВ. ОСТАНОВИТЬ ВРАГА ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО, ПРЕГРАДИТЬ ДОРОГУ ЛЮТЫМ НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ!»
По рассказам родственницы автора Анны Котовой, ставшей свидетельницей тех событий, чиновники и ловкачи любыми способами доставали машины, легковые и грузовые, набивали в них все, что могли увезти, и вывозили из Москвы вместе со своими семьями. Руководители военных ведомств тоже отправляли свои семьи в эвакуацию. Простые москвичи это видели и негодовали. Заводы закрыли, рабочих распустили, остановились трамваи. Было как-то не по себе Кремль молчал. По ее словам, на шоссе Энтузиастов люди остановили груженную доверху полуторку с диванами и кроватями и раскидали ее поклажу. Не обращая внимания на угрозы хозяина имущества разобраться с обидчиками, люди заставили водителя повернуть снова в Москву.
А что дальше было? спросил ее автор.
Машина умчалась быстро, а семья стала стаскивать на обочину вещи.
Много таких эпизодов было?
Много, сынок. Особенно в середине октября. Потом милиционеры навели порядок. Эвакуация продолжалась, но без паники.
Мародерство отмечалось?
А как же. Прихожу в свою комнату коммуналки, а в квартире два мужлана с мешками. Набивают их барахлом моей соседки. Я испугалась и выбежала. На счастье, наткнулась на участкового. Он их арестовал, наставив на них наган Погода была холодная. Рано наступили холода
Все правильно, тут-то и грянула русская зима, когда термометр опускался от 5 до 20 и ниже градусов. Немцы настолько переполошились от холодов и снежного безбрежья, что посчитали, что их Россия морозит 50-градусными морозами.
Как не вспомнить Джека Лондона: «У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее Белое Безмолвие в его бесстрастности Жители Севера рано познают тщету слов и неоценимое благо действия».
Это Белое Безмолвие русских полей не столько угнетало фрицев, сколько морально и физически убивало их, поражая невиданными масштабами снежной бесстрастности. И оставалось у них только одно «благо действий»: под напором войска «северян» и морозов отходить, а в некоторых случаях и бежать, кутаясь в женские платки и одеяла. Картина почти из живописного полотна художника И.М. Прянишникова «В 1812 году» с отступающим зимой французским воинством.
Под Москвой немцев остановил не только советский солдат, но, наверное, Господь Бог, пославши на поле боя не генерала, а целого маршала по имени Мороз. Но выстоял в сражении сильнейший воин. Им оказался Советский Боец!
Как-то автору довелось читать откровения одного священника, участника партизанского движения в Белоруссии. Он писал что-то вроде этой мысли: «Тот, кто погибает в справедливом бою, тотчас освобождается от всех грехов и достигает более высокого положения, подобно существу, убитому на жертвенном алтаре».
Как-то автору довелось читать откровения одного священника, участника партизанского движения в Белоруссии. Он писал что-то вроде этой мысли: «Тот, кто погибает в справедливом бою, тотчас освобождается от всех грехов и достигает более высокого положения, подобно существу, убитому на жертвенном алтаре».
Наши воины погибали в справедливых сражениях, отстаивая свободу и независимость страны, немцы отправлялись в ад как завоеватели.
Об этих «страшных морозах» автор читал в некоторых германских публикациях. Вся проблема заключалась в том, что солдаты вермахта не были подготовлены к войне в зимних условиях, так как, по мнению фюрера, «зимней кампании не будет». Гудериан сообщал в Берлин: «Здесь началась паника». Его войска «дошли до ручки» из-за «отсутствия теплого обмундирования» и «бессмысленных жертв» среди рядового состава. Гальдер в унисон Гудериану заметит: «Мы на пределе наших людских и материальных сил».
Ответ демагога Гитлера Гудериану:
«Не думает ли генерал, что гренадеры Фридриха Великого умирали с охотой? Вы стоите слишком близко к событиям, вы чересчур сочувствуете солдатам. Вам следовало бы быть на дистанции».
Пройдет еще несколько дней после первого масштабного поражения вермахта под Москвой и угрюмый Гитлер, находясь в мизантропическом настроении, горько заметит одному из иностранных журналистов:
«Если немецкий народ когда-нибудь будет недостаточно сильным и жертвенным, чтобы платить кровью за свое собственное существование, то ему придется исчезнуть и быть уничтоженным другой, более сильной державой Я бы тогда по немецкому народу и слезинки не проронил».
Гитлер в ответ потребовал от каждого солдата «фанатичного сопротивления» на каждой позиции, «невзирая на прорыв противника с фланга и тыла».
Кто же нанес первое основательное поражение немецким захватчикам?
Такой страной оказалась Советская Россия, разгромившая миф о непобедимости вермахта. Впереди были сражения, тяжелые и для вермахта, и для Красной армии.
Поражение под Москвой фюрер переживал долго. Осознанием, что план блицкрига провалился, было продиктовано и решение Гитлера объявить 11 декабря 1941 года США войну, которой он долго опасался. Это была очередная авантюра. Она оказалась роковой для фюрера и Третьего рейха.
Берлин уловил появление кризиса в стране и на Восточном фронте. Поэтому с началом летнего наступления 1942 года Гитлер перенес свою ставку из Растенбурга в Винницу на Украине. Здесь в многочисленных беседах он с маниакальной напористостью отстаивал свое решение овладеть как кавказским регионом, так и Сталинградом, хотя захват этого города на Волге уже не имел никакого значения, кроме срыва судоходства по реке. Теперь он не допускал никаких возражений своим планам. За этот период он освободил от должности командующего группы армий «А» фельдмаршала Листа, начальника генерального штаба сухопутных сил генерал-полковника Гальдера. В течение нескольких месяцев он не будет подавать руки будущему начальнику штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта генерал-полковнику Йодлю.
Общеизвестно: когда ошибки политиков ведут к военной катастрофе, традиционно обвиняют военачальников. Красноречивыми примерами может служить гнев Муссолини, направленный против маршала Пьетро Бадольо, когда итальянские войска потерпели тяжелое поражение в Африке у Сиди-Баррани, и Сталина против командования Западного фронта во главе с генералом армии, Героем Советского Союза Дмитрием Павловым и его штаба в начале войны.
Два генерала, стоящие по разным сторонам баррикад войны Гудериан и Рокоссовский отличались глубочайшей заботой о судьбе рядового солдата. Они защищались правильными прогнозами своего логического мышления, где надо отступить, чтобы сберечь личный состав, чтобы потом победоносно ударить по противнику. Они понимали окопную правду рядовых воинов, что долг родине отдают солдаты, а забирают его политики и полководцы. Победа имеет родителей много, а пораженье всегда сирота.
Прежде чем говорить о большой оплеухе, которую Гитлер получил в Сталинграде, стоит вспомнить ожесточенные бои под Воронежем, где линия фронта проходила прямо по улицам. Здесь полегло более 400 тысяч советских воинов. Но именно благодаря мужеству защитников города, разгромивших 26 немецких дивизий, возможно, выстоял и Сталинград. Но об этом поистине героическом событии у нас в литературе мало, что рассказано.
Надежда на победу под Сталинградом силами 6-й полевой армии под командованием генерал-полковника Паулюса у фашистов была большая. Недаром Гитлер в беседе с генералом при назначении на должность напутствовал его такими словами: «С этой армией, мой Паулюс, не страшно штурмовать и небеса».
Но Паулюс, даже получивший погоны фельдмаршала, не выдержал натиска советский войск и сдался, сохранив жизни своих оставшихся деморализованных солдат. Он собирался написать книгу о Сталинградской битве. Делясь планом книги со своим бывшим адъютантом, полковником вермахта, ставшим в дальнейшем генерал-майором Национальной народной армии ГДР Вильгельмом Адамом, Паулюс не раз повторял: