А еще бабушка плела необыкновенные, потрясающие кружева и сотворила для внучки совершенно умопомрачительной красоты платьице, и гольфики к нему, и маленькую кокетливую шляпку, и такие умильные митенки перчаточки без пальцев. Ну просто чудо что за наряд! И требовалась последняя примерка перед стремительно приближающимся торжеством.
Отвезти Глашуню к бабушке вызвался Андрей, которому надо было по каким-то своим делам в город. Платьице принцессы примерили и подогнали самым идеальным образом, и бабушка с внучкой решили испечь «пыжики», как называли в их семье булочки из кукурузной муки с изюмом и ягодной начинкой по фирменному бабулиному рецепту.
Глаша обожала «помогать» всем и всегда в приготовлении любого теста, лишь бы там была мука и его требовалось возить по столу или в миске. Лепила какие-то только ей ведомые фигурки человечков, животных, растений, а с готовым печивом устраивала целое представление, изредка откусывая «лишние» детали от изделия.
Андрей задержался по делам и приехал за сестрой поздним вечером, да не один, а прихватив по пути Игоря, у которого в то время протекал бурный роман с сокурсницей, из-за чего он зависал в городе чаще, чем дома в поселке.
Что вы поедете на ночь глядя? расстроилась бабуля. Дорога тяжелая, темень. И предложила: Оставайтесь, утром спокойно доберетесь.
И как-то парни легко и сразу согласились, расслабились, напились чаю с бабушкиными «пыжиками» и разошлись по комнатам спать, благо площадь была большая расстарался Артем Константинович для тещи любимой, купив четырехкомнатную квартиру в центре города взамен ее двушки в спальном районе и отгрохав в ней шикарный капитальный ремонт.
А около трех часов ночи ребят и Алену Сергеевну поднял с постели истошный крик Глашуни.
Мама! Мама! кричала девочка, захлебываясь слезами.
Первым прибежал Андрей, подхватил сестренку на руки, пытаясь остановить необъяснимую истерику.
Ну что ты, ну что, маленькая? успокаивал он, прижимая ребенка к себе. Просто страшный сон приснился, мы его сейчас прогоним.
Нет, нет! рвалась куда-то из его рук Глаша, рыдая, захлебываясь слезами, пытаясь что-то объяснить, повторяя: Они там, там! Мамочка! Папочка!
Ворвались в комнату испуганная насмерть Алена Сергеевна с Игорем, и теперь уж втроем они пытались успокоить истерящего, заходившегося криком и плачем ребенка, но Глаша словно не слышала их, вырываясь из рук, все звала маму с папой, выкрикивая что-то невнятное. И вдруг в какой-то момент резко замолчала, ухватила Андрея ладошками за лицо и, глядя на него расширившимися от страха глазами, прошептала:
Там мамочка и папочка, им теперь совсем плохо. И повторила: Совсем.
Ты хочешь, чтобы мы сейчас к ним поехали? спросил ничего не понимавший, обмиравший от испуга за нее Андрей.
Мы уже к ним не доедем, отрицательно покачала головой Глаша.
И заплакала. Обняла брата за шею, положила головку на его плечо и плакала, теперь уже без истерики и безумных криков. Тихо так, словно щеночек, скулящий от боли.
Надо ехать, сказала вдруг бабушка и, посмотрев тревожно на внуков, повторила: Надо ехать.
Они и поехали все вчетвером. Глашенька, измученная пережитым, обессиленная, заснула на коленках у Игоря.
Еще на подъезде к дому они окончательно поняли, удостоверились в том, чего боялись: стряслась беда возле распахнутых настежь ворот стояла милицейская машина, освещая пространство своей «светомузыкой». Вторая служебная машина, уже без цветной «люстры» и опознавательных знаков, обнаружилась у ступенек центрального входа, а дом, словно на рождественских картинках, будто сиял весь изнутри в насыщенной темноте негородской ночи. Только не празднично светился, а тревожно
Как потом рассказали Андрею следователи, картина преступления была такова: родители спали, когда на территорию участка проникли преступники, предварительно выведя из строя установленные по периметру камеры наблюдения. С видеомонитора охраны пропала картинка, и один из двух дежуривших охранников вышел проверить, что случилось с аппаратурой. Его убили первым из пистолета с глушителем, второго охранника застрелили, когда он сидел за монитором. Прошлись по всем комнатам первого этажа, застрелили спавшую в своей комнате домработницу и поднялись на второй этаж.
Артема Константиновича с женой преступники не стали убивать сразу, скорее всего планируя выведать нужную им информацию. Эллу Максимовну оглушили, вытащили из кровати и привязали к стулу скотчем. Артема Константиновича, скорее всего, разбудил какой-то звук, он проснулся и сразу понял, что происходит, мгновенно сориентировался, схватил с тумбочки электронный будильник и кинул его в ринувшегося на него убийцу. И как ни парадоксально попал тому прямо в лоб, что дало отцу пару лишних секунд, чтобы успеть вскочить с кровати и кинуться к двери. Второй преступник выстрелил ему вслед и ранил, но легко. Отец, даже не среагировав на ранение, добежал до кабинета, с ходу кулаком пробил стекло шкафа (в котором держал разные подарки, в том числе и тяжелый старинный «браунинг», подаренный на юбилей друзьями, всегда смазанный, вычищенный и заряженный), выхватил пистолет и сразу же начал стрелять в приближающуюся фигуру.
Как потом показала экспертиза, он смертельно ранил убийцу, но тот, будучи профессиональным киллером, прежде чем отключиться, все же успел серьезно ранить жертву. А второй киллер добил. И вернулся в спальню к жене убитого, намереваясь получить от нее нужные сведения. Но проживающий в домике для прислуги садовник и помощник по хозяйству, мучившийся бессонницей, заметил через окно вспышки выстрелов в окнах хозяйского дома и сразу смекнул, что к чему, позвонил охране, а когда никто не ответил, вызвал милицию, приехавшую на удивление быстро.
Преступника спугнули, поизмываться над женщиной он не успел и убил ее одним ударом ножа в сердце перед тем, как убежать.
Как ни удивительно, но киллера нашли, а заказчика убийства вычислили и задержали, чему в немалой степени поспособствовали записи, сделанные Артемом Константиновичем, в которых он подробно описывал, кто, как и почему его «прессинговал» последнее время.
Пересветов-старший вообще постарался многое предусмотреть на случай своей гибели, все-таки в те года работать бизнесменом было в самом что ни на есть прямом смысле смертельно опасным занятием. Последние три года он активно вводил в бизнес старшего сына, посвящая во все тонкости и нюансы, знакомил с партнерами и нужными людьми, да и младшего, пока еще студента, понемногу подтягивал. Составил завещание, в котором подробно обговорил каждую мелочь, каждую деталь. Расписал для сыновей поручения, детали бизнеса.
Так вот и получилось, что в свои двадцать три года Андрею пришлось взять на себя заботу и о семье, и о бизнесе отца.
Деловые «партнеры» и присоединившиеся к ним «друзья» сразу же после гибели Пересветова-старшего предприняли попытки оттяпать, раздербанить и «отжать» хорошо налаженный, устойчивый бизнес, ухватив самые «жирные» куски и не гнушаясь никакими методами.
Андрею, еще не набравшемуся опыта, не заматеревшему в схватках и подставах подобного рода, пришлось отбиваться от этого завуалированного, а порой и совершенно откровенного рейдерства, не имея возможности опереться на поддержку влиятельных друзей отца, предпочитавших не вмешиваться, а подождать, чем все закончится, и там уж и поделить оставшееся.
Андрей с Игорем, вставший рядом с братом плечом к плечу, противостояли отчаянно, дерзко, порой даже очень грамотно отбиваясь от нападавших со всех сторон (которые, как стая волков, жадно отхватывали куски от загнанной жертвы), но таки многое потеряли.
И все же братьям каким-то чудом удалось сохранить основную часть наследства отца: главное производство, большую часть недвижимости и часть строительного направления по нежилому фонду.
Андрей вышел из схватки другим человеком. Это стоило ему потери последних юношеских иллюзий, а еще выработалось правило никому не доверять, кроме очень узкого круга самых близких людей.
И он впрягся в бизнес, как вол в ярмо, и принял всю меру ответственности за родных людей, за семью, в которой, к слову сказать, происходили довольно странные дела.
Глаша после ночной истерики из-за беды, произошедшей с родителями, проспала двадцать часов кряду, а проснувшись, все звала маму и спрашивала, когда она придёт и куда делась.
Где мамочка? тревожно смотрела она на братьев своими удивительного оттенка дымчато-серыми глазенками, которые отец сравнивал с Балтийским морем. Когда мамочка придет? А папочка?
По-хорошему ребенка надо было показать специалистам, детскому психологу. Только как объяснить тому психологу то видение, которое озарило девочку в момент гибели родителей?
Попытались как могли наврать, заболтать ребенка, что мама с папой срочно уехали в далекие какие-то там страны по неотложным делам. А Глаша послушала-послушала денек-другой неубедительные пояснения братьев с бабулей про вояж родителей незнамо куда с туманной целью и спросила у Андрея:
Умерли?
Вот так прямо и спросила, глядя в упор своими невозможными серыми глазами. Он помолчал, задумчиво глядя в эти странные «балтийские» глазки любимой малышки, и честно ответил:
Да, умерли.
И она заплакала, как любой нормальный ребенок от непонятной ему беды и еще более непонятной смерти.
Конечно, они не брали Глашу на похороны, на кладбище, да и на поминки, которые проходили в ресторане, оставив дома с друзьями семьи. И все эти скорбные траурные мероприятия прошли мимо ребенка. На девятый день после смерти дома, как принято, накрыли поминальный стол, собрав только самых близких друзей семьи. А в доме повисла гнетущая, давящая атмосфера трагедии и беды сродни тяжелому застоявшемуся кладбищенскому духу.
Глашу няня уложила спать по ее дневному распорядку, а родные сели за стол, выпили первую поминальную рюмку, налили по второй, когда вдруг прибежала растревоженная няня и что-то торопливо прошептала на ухо Андрею.
Что случилось? перепугалась Алена Сергеевна.
Ничего-ничего, успокоил ее Андрей, Глашуня проснулась и меня зовет. Вы продолжайте, я посмотрю, что там с ребенком.
Что случилось? перепугалась Алена Сергеевна.
Ничего-ничего, успокоил ее Андрей, Глашуня проснулась и меня зовет. Вы продолжайте, я посмотрю, что там с ребенком.