Душевные силы моей Корделии еще не ослаблены и не растрачены теми неопределенными порывами любви, которые так часто испытывают другие девушки, теряющие вследствие этого способность любить сильно, определенно и нераздельно. В их воображении вечно носится какой-то смутный образ, принимаемый ими за идеал, с которым они и сверяют мимолетные предметы своей любви. Этими туманными иллюзиями они вырабатывают себе некоторый суррогат любви для того, чтобы кое-как поддержать их жизнь. Я уже прозреваю своим чутким взором зарождение любви в глубине ее сердца и стараюсь вызвать эту любовь наружу, маня ее тысячами голосов. Я наблюдаю за ее постепенным развитием и по мере того, как оно принимает все более и более определенные формы, подготовляю в самом себе соответственное этим формам содержание. Мое участие в этом процессе, совершающемся в душе Корделии, пока еще таинственное и незримое; когда же он закончится вполне, я пойду навстречу ее желаниям, продолжая в то же время сохранять неуловимое разнообразие душевных оттенков. Нужно явиться достойным избранником ее сердца девушка ведь любит только раз в жизни!
Итак, мои права на Корделию установлены законным порядком: я получил согласие и благословение тетки и поздравления родных и друзей Надо думать, что это обещает прочный и долговременный союз! Все тяготы войны миновали, и настало благоденствие мира. Что за нелепость! Как будто благословение тетки и поздравления родных могут доставить мне обладание Корделией в истинном смысле этого слова? И неужели в любовных делах существует такая резкая разница между военным и мирным положением? Не вернее ли, что любовь непрестанная борьба, хотя выбор оружия и бесконечно разнообразен. Главная же суть в том, как ведется эта борьба: грудь с грудью или на расстоянии. Чем долее длилась борьба на расстоянии, тем слабее будет рукопашная схватка, представляющая следующие моменты: рукопожатие, пожатие ножки (последнее, как известно, особенно рекомендуется Овидием, хотя собственная ревность его и сильно возрастает против этого) и затем уже поцелуи и объятия. Единственное оружие в борьбе на расстоянии взгляд, и все же борец-художник владеет им с такой виртуозностью, что достигает куда больших результатов, нежели другой даже в борьбе грудь с грудью. Он может бросить на девушку свой молниеносный полный неги и страсти взор, и она почувствует как бы жгучее прикосновение его самого, этим взором он охватывает все ее существо крепче самых жарких объятий! Тем не менее одной борьбы на расстоянии еще не достаточно: она не даст настоящего наслаждения. Лишь в борьбе грудь с грудью все приобретает истинное значение. Когда же борьба эта прекращается, любовь умирает. Я совсем не боролся с Корделией на расстоянии, и теперь только вынимаю оружие. Я имею на нее известные права в юридически-мещанском смысле, но из этого еще ровно ничего не следует, для меня по крайней мере: мои воззрения на любовь гораздо шире и возвышеннее. Она моя невеста, это правда, но если я заключу из этого, что она любит меня, то жестоко ошибусь она еще не умеет любить. Я имею на нее законные права, права жениха, но еще не обладаю ею так же, как могу обладать другой девушкой, без всяких таких прав.
10 августа
Корделия сидит на диване у чайного стола, я на стуле рядом с нею. Такое расстояние носит в себе что-то дружески фамильярное и вместе с тем нечто чуждое, отстраняющее сближение. Положение вообще очень важно, конечно, для тех, кто что-нибудь смыслит в этом. В любовных отношениях много положений, и мы с Корделией пока еще в одном из первых. Как щедро одарила природа свое любимое дитя! Мягкая округленность форм, чистая невинная женственность, ясность взора все восхищает меня в Корделии. Я поздоровался с ней, она встретила меня по обыкновению весело, но несколько застенчиво. Она смутно чувствует, что помолвка должна как-то изменить наши отношения, но как именно, не знает. Она подала мне руку, но без прежней открытой улыбки на лице; я ответил ей легким пожатием. Вообще я держу себя с ней просто, дружески, без малейшего эротического оттенка. Она сидит на диване у чайного стола, я на стуле рядом с нею. Какая-то тихая торжественность разлита в воздухе, так бывает в природе перед трепетно ожидаемым ею восходом солнца. Корделия молчит, ничто не нарушает тишины Взор мой тихо покоится на ней, в нем нет и следа чувственных желаний для этого нужно быть циником. Тонкий мимолетный румянец набегает на ее лицо, как розовое облачко на ясное небо, и то загорается, то потухает. Что выражает этот румянец? Зарождающуюся ли любовь, тоску ли, надежду или боязливое предчувствие? Нет, нет, нет и нет! Этот румянец задумчивого недоумения. Она задумывается, но не надо мной этого мало для нее, и не над собой, а в себе: в ее душе медленно совершается метаморфоза. Такие минуты требуют ничем не нарушимого молчания, ничто не должно мешать этой торжественной работе ни рассуждение, ни внезапный порыв страсти. Я не принимаю в этом процессе деятельного участия, но присутствие мое необходимо для того, чтобы продлить это душевное раздумье. Все мое существо молчаливо гармонирует с ним. В подобных случаях поклонение молодой девушке, как и поклонение некоторым древним божествам, должно выражаться в глубоком молчании.
12 августа
Для меня очень выгодно бывать в доме моего дяди. Если б я захотел внушить молодому человеку отвращение к курению табака, я повел бы его в курильню немецкой пивной. Если нужно, чтоб девушка потеряла всякий вкус к положению невесты, стоит ввести ее в дом моего дяди: как в цеховом собрании портных участвуют одни портные, так в доме моего дядюшки собираются исключительно женихи и невесты. Нет ничего хуже, как очутиться в такой компании, и не мудрено, что Корделия готова иногда потерять всякое терпение. В общей сложности постоянных женихов и невест наберется там пар с десяток, не считая экстренных добровольцев, появляющихся в пасхальные и рождественские праздники, и все они всласть пользуются прелестями своего положения. Я вожу на этот сборный пункт мою Корделию для того, чтобы она получила невольное отвращение к пошлым приемам этих профанов в деле любви. Весь вечер то тут, то там слышится точно щелканье хлопушек по мухам, это поцелуи влюбленных. Парочки вообще отличаются премилой непринужденностью, они даже не ищут укромных уголков, а без всяких церемоний рассаживаются вокруг большого стола в гостиной. Я делаю вид, будто не прочь последовать их примеру с Корделией, но при этом мне просто приходится насиловать себя. Было бы возмутительно, если б я действительно намеревался так оскорбить чистую женственность ее натуры. Я бы скорее, кажется, простил себе самый грубый обман, нежели что-либо подобное в отношении с ней. Вообще я могу отдать себе справедливость: всякая девушка, доверившись мне, встретит с моей стороны вполне эстетическое обращение. Положим, дело кончается обыкновенно тем, что я обманываю ее, но это тоже происходит по всем правилам моей эстетики. Да ведь и всегда случается одно из двух: или девушка обманывает мужчину, или мужчина девушку. Было бы интересно заставить какую-нибудь литературную клячу заняться статистикой: просмотреть народные сказки, легенды, песни и высчитать, кто чаще выставляется в них вероломным девушка или мужчина.
Я не жалею о том, что трачу на Корделию так много времени почти каждая встреча требует тщательной и продолжительной подготовки с моей стороны. Я переживаю вместе с ней зарождение ее любви, невидимо присутствую в ее душе, хотя и сижу видимо рядом с ней. Это странное отношение можно, пожалуй, сравнить с pas de deux, исполняемым одной танцовщицей. Я невидимый партнер ее. Она движется как во сне, но движения ее требуют присутствия другого (этот другой я, невидимо-видимый): она наклоняется к нему, простирая объятия, уклоняется, вновь приближается Я как будто беру ее за руку, дополняю мысль, готовую сформироваться. Она повинуется гармонии своей собственной души, я же не только даю толчок ее движению, толчок не эротический это разбудило бы ее, но легкий, почти бесстрастный. Я как бы ударяю по камертону, задавая основной тон для всей мелодии.
14 августа
В чем состоит обыкновенно разговор жениха с невестой? Насколько мне известно, они спешат посвятить друг друга в сложные и скучные подробности своих семейных отношений. Что же удивительного, если вся поэзия любви испаряется? По-моему, если не умеешь сделать любовь абсолютной мистерией, поглощающей все историческое и реальное, то лучше и не суйся совсем в дело любви, а просто женись себе хоть сто раз. То, что у меня есть тетка по имени Марианна, дядя Христофор, отец майор и т. п., не имеет ровно никакого отношения к мистерии любви. Даже собственная жизнь любящих до зарождения в них любви тут ни при чем. Да молодой девушке вообще и нечего бывает рассказать о своей прежней жизни, если же случается наоборот, то очень может быть, что ее стоит слушать, только уж никак не любить! Что же до меня, то мне не нужно никаких повестей и историй, у меня и своих довольно: я ищу в любви одну непосредственность. Вечный смысл любви заключается именно в том, что влюбленные как бы рождаются друг для друга в самый момент возникновения их любви. При чем же тогда их прежняя жизнь? Они как будто и не существовали до сих пор!
Надо внушить ей побольше доверия, или, вернее, уничтожить некоторые сомнения. Про меня нельзя сказать, что я принадлежу к разряду влюбленных, любящих из уважения, женящихся из уважения и детей имеющих тоже из уважения. Но я хорошо знаю, что любовь, особенно пока не проснулась страсть, требует от своего предмета известного нравственно-эстетического уважения к себе. В этом отношении любовь имеет, впрочем, свою диалектику. Например, мой поступок с Эдвардом заслуживает с нравственной точки зрения гораздо большего порицания, чем моя комедия с теткой, а все же мне гораздо легче было оправдаться перед Корделией в первом, нежели во втором. Она, конечно, не заговорила об этом сама, но я счел за лучшее объяснить, что не мог поступить иначе. Осторожность, руководящая мной в сближении с ней, льстит ее самолюбию, таинственная загадочность действий приковывает внимание. Положим, ей может показаться, что во всем этом проглядывает слишком много эротической опытности, и она, пожалуй, поймает меня в противоречии самому себе, когда я начну разыгрывать влюбленность в первый раз в жизни. Впрочем, я не боюсь никаких противоречий: пусть она замечает их, я все же добьюсь своего. Это дело ученых беречь свою репутацию и заботиться о недопущении противоречий в своих диспутах; жизнь девушки слишком богата содержанием, чтобы она вообще могла избежать противоречий и, следовательно, не оправдать их в других. Корделия целомудренно-горда, хотя и не имеет никакого понятия о чувственной любви. Теперь она до известной степени преклоняется передо мной в духовном смысле, но очень возможно, что, когда эротическое чувство вступит в свои права, она противопоставит моим желаниям свою гордость. Она, видимо, колеблется еще, недоумевая относительно действительного значения женщины оттого так и легко было возбудить в ней гордое презрение к Эдварду. Чувство это было совершенно своеобразного характера, так как сама Корделия не имела представления о настоящей любви. Но явись оно не замедлит явиться и истинная женская гордость, тоже, пожалуй, с приправой некоторой своеобразности. Возможно даже, она не пожалеет о данном согласии, но увидит, что оно досталось мне дешево, и поймет свой промах. А раз придя к такому выводу, она, без сомнения, попытается померяться со мною силами. Мне же только этого и надо. Тогда я удостоверюсь, насколько глубоко затронула ее душу любовь.