Пусть я тут без году неделя, но даже мне понятно, что снаружи творится какая-то нездоровая «движуха». Сон как рукой сняло.
Я выглянул в окно: несмотря на пасмурное утро и порывы ветра, улица была запружена вооружёнными красноармейцами. Их было несколько сотен, и то, как они себя вели, производило скорее впечатление толпы, чем регулярной армии.
Часового у крыльца не было. Надеюсь, он находится внутри, или мог слиться с серой солдатской массой.
Какого хрена? озадаченно протянул Михаил, которого тоже разбудили эти звуки.
Самому интересно, сказал я.
Толпа буянила, скандалила, ругалась, но пока агрессии действиями не проявляла.
Может, это какой-то митинг? предположил я.
Не слышал, чтобы сегодня митинг собирали, да и не проводили их никогда у нас под окнами, с тревогой проговорил Михаил.
По коридору протопали чьи-то сапоги. Дверь распахнулась. В проёме нарисовался Полундра. Судя по красным воспалённым глазам, он тоже ночевал на работе.
Мужики, вы знаете, что тут происходит?
Сами гадаем, сказал я.
Ладно. Сейчас выйду и узнаем, решительно объявил матрос.
Погоди, попросил я, привычно не ожидая от толпы ничего хорошего.
Тем более от толпы, состоявшей из вооружённых людей. И неважно, что они считаются бойцами регулярной Красной армии. По факту многие из них вчерашние рабочие и крестьяне, считающие слово дисциплина каким-то мудрёным ругательством.
Что, сдрейфил сухопутный? осклабился в улыбке Полундра.
Считай, что да, кивнул я. Давай из окна посмотрим, а потом будет понятно, что и как.
Эх! Полундра махнул рукой, но всё же присоединился к нам.
Теперь мы уже втроём наблюдали за происходящим.
Со второго этажа было видно, как сквозь толпу проталкиваются двое, судя по форме краскомы. Они двигались в сторону крыльца губрозыска, а бойцы беспрекословно расступались перед ними, как морские воды перед Моисеем.
Я облегчённо вздохнул. Сейчас эти двое наведут порядок.
Не дойдя до здания, краскомы остановились. Один вдруг вскинул руку с наганом.
«Хочет выстрелами привлечь к себе внимание?» подумал я.
Товарищи! закричал краском с револьвером.
Толпа всё ещё бурлила, но уже не так сильно.
Товарищи! снова крикнул командир.
А ну тихо! цыкнул кто-то в самой гуще красноармейцев, а с другого конца донеслось не менее громкое «цыть!».
Наступила тишина, в которой я услышал звук моего дыхания.
Товарищи бойцы революционной Красной армии! Вчера мы стали свидетелями, как контра, засевшая в губрозыске, задерживает наших братьев, таких же как мы верных борцов за дело революции! Это страшная несправедливость, товарищи! И кто, как ни мы должны положить ей конец!
Верно говоришь, одобрительно выкрикнули откуда-то слева.
По толпе прокатился ропот.
Твою мать! сорвалось с губ у Полундры. Это же Это же они против нас мятеж устраивают
Ты знаешь этого краскома? спросил я.
Знаю, комбат учбата.
Того самого, откуда была вчерашняя банда?
Да.
Я ошалело моргнул. Понятно, что на дворе начало двадцатых, что ситуация во многих местах неустойчивая, но чтобы так Прямо на моих глазах.
Толпа зашумела ещё громче.
Смушко! взволнованно брякнул Полундра.
Где? не понял я, но в ту же секунду увидел, как возле краскома оказался начальник губрозыска.
Он успел подобно этим подстрекателям ввинтиться в толпу и добраться до крыльца губрозыска, пройдя через всю улицу.
Товарищи красноармейцы! призвал Смушко. Я начальник губрозыска Смушко. Если вы считаете, что мы совершили вчера противозаконные действия, я готов выслушать вас. Но помните, товарищи бойцы, вчера мы арестовали не бойцов Красной армии, а грабителей, терроризировавших город! И у нас есть доказательства.
Брешешь, собака! к крыльцу подскочил низкорослый солдат и плюнул в сторону начальника губрозыска.
Толпа одобрительно загудела.
Смушко страшно побледнел, его рука легла на кобуру маузера, но в последнюю секунду он опомнился.
Мужики! с надрывом крикнул начальник губрозыска. Хорошенько подумайте, над тем, что сейчас происходит! Вы нарушаете закон.
Мы и есть закон! проголосил низкорослый солдат, в котором было что-то от шакала Табаки.
Верно! Мы закон! Похоже, подавляющее большинство на улице было на стороне мятежников.
Кого вы слушаете? пытался призвать к голосу разума Смушко, но было поздно его уже начали обступать взбудораженные люди.
Бей его! Топчи, скотину!
Ораторствовавший краском не даёт начальнику губро выхватить маузер.
Что вы делаете?! орёт Смушко, но его голос только ещё сильнее заводит окружающих.
Порвём падлу!
Убьём суку!
Смерть легавому!
Ну детишкина жизнь! Ну твою в душу
Я бросил взгляд вниз второй этаж метра три до мостовой. Прыгать рискованно. Но если побегу по ступенькам опоздаю.
Чувствую себя самоубийцей, но решаюсь.
Хрен с ним.
Ты что творишь? бросил мне в спину Мишка, но я уже летел из открытого окна.
Дурак! Ой, дурак!
Бум. Было чувство, что у меня сейчас голова от туловища оторвётся, виски обдало жаром. Но вроде ничего, боли нет. Кажется, ничего не сломал, не вывихнул сгруппировался удачно.
И сразу к крыльцу.
Возбуждённая серая масса обступает Смушко, сейчас его собьют с ног, разорвут на части. Не знаю, что нашло на этих мужиков или скорее парней почти все молоды, это ведь учебный батальон. Однако на лицах у них читается одно ненависть.
В таком состоянии запросто убьют или покалечат.
Я распихиваю одного, другого. Пока без последствий меня принимают за своего. Есть такие, что сами уступают дорогу. Не все ж психи, есть и осторожные.
У меня такой же взъерошенно-взволнованный вид, солдатская гимнастёрка Это помогает прокладывать «тропку» в возбуждённой солдатской массе.
Лишь только один или двое что-то шипят позади, но мне нет до них дела. Успеваю оказаться возле Смушко, отдираю от него волосатые ручки низкорослого гадёныша, успевая рассмотреть его пропитую харю каким же ветром тебя занесло в армию, дядя? Хотя, может никакой ты не красноармеец?
Подставив спину под удары, почти затаскиваю Смушко на крыльцо, толкая в успевшую распахнуться дверь (молодцы ребята, сообразили). Потом разворачиваюсь и мёртвой хваткой вцепляюсь в оратора, дёргаю на себя и практически закидываю как мешок с картошкой внутрь здания.
Раз пошла такая пьянка, нам может пригодиться заложник.
В ту же секунду начинается винтовочная пальба. Лопаются и разбиваются стёкла, трещат оконные рамы, а дверь начинает ходить ходуном в неё ломятся разгорячённые бойцы снаружи.
Меня начинает трясти это отходняк после происшедшего. До последней секунды ждал, что между лопатками прилетит пуля или воткнут штык
Чудо, что всё обошлось.
Нас оттаскивают к толстой каменной стене и сейчас же дверь прошивается в нескольких местах винтовочными выстрелами. А ведь я как раз находился на этом месте Да из меня бы сделали решето.
Как выясняется, не всем везёт.
Вскрикивает раненый чоновец, из кабинета вываливается окровавленная женщина пишбарышня, зачем-то пораньше пришедшая на работу. Её подхватывает на руки Полундра. Он успел сбежать по лестнице на первый этаж, и сразу оказался в гуще событий.
Увиденное охлаждает меня, заставляет взять себя в руки.
Пулемёт есть? кричу я.
Но кто-то успевает меня опередить. Сверху нашего особняка лает «максим». Надеюсь, пока не в людей всё же там, на улице не чужие нам люди это красноармейцы. Им запудрили мозги, такое бывает, но это свои. Не хочется их убивать.
Пулемётная очередь лишь ненадолго успокаивает горячие головы. Особняк превращается в осаждённую крепость.
После того, как на моих глазах прилетает шальная пуля и убивает парня из бригады Полундры, я зверею хватаю за грудки подстрекателя и подтаскиваю к себе.
В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.
Или успокоишь людей или я тебя шлёпну, скрежещу зубами я.
У меня не получится, люди на взводе, лепечет он, и я вижу, что не врёт. К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.
В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.
Или успокоишь людей или я тебя шлёпну, скрежещу зубами я.
У меня не получится, люди на взводе, лепечет он, и я вижу, что не врёт. К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.
Какой магазин?
Нэпманский А чего их жалеть, кровопийц! недоумённо поясняет комбат.
Вот что я могу объяснить таким людям? Как им вправить мозги?
Особняк огрызается винтовочно-револьверными выстрелами. Пулемёт пока молчит. Почему? Что-то случилось?
Почему молчит пулемёт?! не выдерживаю я.
Лента одна, отвечает Смушко, внимательно слушавший наш разговор с комбатом. Экономим.
Подмога будет?
Смушко пожимает плечами.
Бардак, господи, какой бардак! А ведь это моя страна! Как же она устояла! Каких трудов стоило всё наладить, после того как мир слетел с рельсов!
У меня нет претензий к Смушко, но я категорически отказываюсь понимать, почему таким, как этот комбат доверили столь ответственный пост! Настолько плохо с кадрами? Или эта скотина умело маскировалась?
Наверное, и то, и другое!
Телефон у дежурного разрывается от звонков.
Товарищ Смушко, вас, тычет трубкой в начальника угрозыска дежурный.
У аппарата, кричит тот. Нет, выехать не можем окружены. И вы тоже? Держитесь.
Он разочаровано возвращает трубку дежурному.
ГПУ тоже окружили. У них есть убитые и раненые.
Неужели это всё из-за ареста банды! поражаюсь я.
На лице комбата появляется самодовольная ухмылка. Он отошёл от испуга и уже издевается.
У меня возникает мысль пристрелить его на месте, но делать этого нельзя: может понадобиться зря я его что ли сюда притащил. Однако для профилактики двигаю его локтем в живот. Не смертельно, но ощутимо.
В городе есть надежные части? спрашиваю у Смушко.
Тот кивает. Я облегчённо вздыхаю, но дальнейшие слова начальника способны повергнуть в уныние:
Суммарно наберётся где-то три роты. А в учебном батальоне солдат чуть меньше, чем в обычном полку.
Не знаю, какие сейчас штаты в пехотных полках, но в моё время это где-то около тысячи. Двумя ротами с такой оравой не справиться.
Что будем делать? задаёт общий вопрос за всех Миша.
Обороняться и тянуть время, отвечает Смушко. Оно играет за нас.
Глава 14
Осада была вялотекущей: наблюдался тот случай, когда по-настоящему буйных мало, а одного из вожаков мы изолировали. Время от времени в нас постреливали, то и дело пули чиркали по стенам, однако на серьёзный приступ никто не шёл.
Поскольку и нам было и носу не высунуть, ситуация складывалась патовая.
Телефонная связь пропала: то ли перебили провода, то ли по ленинским заветам захватили и телефон, и почту, и телеграф. Последние новости, которые успели передать извне, оптимизма не внушали. Власть в городе захватили мятежники. И, что могло бы показаться забавным, не происходи это сейчас и со мной, каждая из сторон конфликта считала другую контрреволюционерами.