1,74 м, 85-60-88. Помимо этих параметров, Альмину узнают в те времена по короткой рваной стрижке и платинового цвета волосам, в которых проглядывает ирландская рыжина, позволяющая ей выдерживать безжалостную конкуренцию. Эта особенность привлекает к ней внимание и позволяет раз за разом подниматься на подиум для участия в престижных дефиле. Она становится маленькой знаменитостью, появляясь в журналах в образе, в котором смешались рок и секс: легкая улыбка, морской бриз, дырявые джинсы, обувь Dr. Martens. Изображая страсть к «металлу» и тяжелому року, она утверждает, что пересекла на мотоцикле Штаты. Дела идут неплохо, на гребне популярности в 19981999 годах она трижды появляется на обложке Vogue, становится лицом одной из линеек духов Lancome и заключает контракт с Burberry, рекламируя их коллекцию осень зима 1999 года.
К моменту нашего знакомства в 2000 году Альмина, уже уйдя с подиума, подвизается на эпизодических ролях в рекламе и в кино. Она по-прежнему красива, и эта красота заставляет меня мириться со всем остальным. Проведя много времени взаперти, прикованным к компьютеру, я ощущаю дефицит жизни и стремлюсь его восполнить. Я годами пытался вдохнуть в свой вымысел жизнь, а теперь мне нужно обогатить свою жизнь вымыслом. Я исчерпал все обещания жизни по доверенности и теперь желаю сам испытать чувства, которые описываю в своих романах, тоже хочу побыть персонажем книги Ромена Озорски. Мне подавай страсть, романтику, путешествия, сюрпризы. С Альминой я все это получу. В моей голове иногда бывает беспорядок, в ее же царствует полный хаос. Все решает мгновение. Завтра кажется неизмеримо далеким, послезавтра вообще не существует. Сначала я очарован. Наша история это скобка, заминка в моем четком ритме. Заминка, растягивающаяся из-за моего тщеславия, из-за того, что со стороны мы кажемся «красивой парой», и из-за того, что в нашей жизни появляется Тео, поглощающий наше внимание.
(Институт арабского мира, мост Сюлли, Национальная библиотека Франции.)
Но поезд резко сошел с рельсов. В разгар финансового кризиса 2008 года у Альмины случилось озарение: оказывается, мы страдаем при авторитарном режиме, Николя Саркози диктатор. Мы жили вместе уже почти восемь лет, и раньше я не замечал у нее каких-либо политических взглядов. Под влиянием одного фотографа она зачастила на сходки анархистов-автономистов. Она, привыкшая тратить много времени (и денег) на приобретение нарядов, быстро распродала весь свой гардероб, чтобы поддержать борьбу.
Она коротко постриглась и нанесла себе на плечи и на шею выразительные татуировки: символ анархистов «А» в круге, истошно орущую черную кошку и знаменитую аббревиатуру ACAB All Cops Are Bastards[13].
Ее новые друзья порой устраивавшие свои революционные собрания в нашей квартире привили ей чувство вины и бессовестно его эксплуатировали. Альмина, с утра до вечера предававшаяся самобичеванию, раздавала свои деньги бывшие заодно и моими в надежде таким образом искупить грехи.
Все это время Тео для нее практически не существовал. Им занимались по очереди мы с Кадижей. Конечно, я тревожился за Альмину и пытался ей помочь. Но она раз за разом ставила меня на место: это ее жизнь, она не потерпит, чтобы ее поведением управлял муж, с патриархальным обществом покончено.
Через несколько месяцев мне показалось, что угроза миновала. Альмина охладела к анархистам и прибилась к Зои Домон, учительнице из Лозанны, заразившей ее интересом к экологии. Увы, повторилась та же история, просто место одной идеи фикс заняла другая: горячее желание сражаться с глобализмом сменилось постоянной тревогой из-за последствий изменения климата. Началось все с похвального осознания проблемы, это я разделял, но очень быстро превратилось в злобную хандру, в наваждение, лишенное рационального зерна: миру грозит крах, будущего не существует, любые проекты лишены смысла, потому что все мы завтра-послезавтра сыграем в ящик. От ненависти к буржуазии она перешла к ненависти ко всей западной цивилизации (я так и не понял, почему, с точки зрения Альмины, Китай, Индия и Россия имели право продолжать загрязнять среду).
Из-за этой ее зацикленности наша повседневная жизнь превратилась в ад. Любое невинное действие заказ такси, горячий душ, включение света, телячья отбивная, приобретение одежды оценивалось с точки зрения выделения углекислого газа, провоцировало напряжение и бесконечные дебаты. Я уже вызывал у нее ненависть, она упрекала меня в равнодушии к мировым проблемам и в жизни внутри моих романов можно было подумать, что планету изуродовал я один.
У моей жены появился новый повод для самобичевания: она, дескать, «подарила жизнь ребенку, на чей век придется война и истребление человечества». Она прямо так и говорила при Тео, не отдавая себе отчета в том, что заражает его своей тревожностью. Сказки на ночь сменились, естественно, путаными страшилками про таяние ледников, загрязнение океанов и исчезновение видов. Нашего пятилетнего сына начали мучить кошмары, населенные гибнущим зверьем и нелюдями, готовыми ради стакана питьевой воды удавить ближнего. Меня тоже было в чем обвинить: надо было раньше спохватиться. Это я должен был сделать первый шаг и потребовать развода.
На расчистившемся горизонте можно было разглядеть Июльскую колонну. Шагая по бульвару Морлан, я миновал здание Французской национальной библиотеки, а потом дошел по улице Морнэ до одного из самых необычных мест Парижа Арсенального дока, небольшого спортивного причала между Сеной с каналом Сен-Мартен. Здесь, решив покинуть семейный очаг, поселилась Альмина.
Здесь стояли десятки разномастных речных суденышек: маленькие парусные лодчонки, старые весельные корыта, голландские яхты под косым парусом.
С перекинутого через водоем металлического мостика я заметил на другой стороне, на каменной лестнице, ведущей к бульвару Бастилии, Альмину и, окликнув, заторопился к ней.
Салют, Альмина.
Она с ходу превратилась в исчадие ада.
Что тебе здесь понадобилось, Ромен? Забыл, что ли, что тебе запрещено ко мне приближаться?
Она навела на меня свой телефон, чтобы заснять на видео, получить новую улику против меня для предстоящего суда. Я, стараясь держать себя в руках, внимательно ее разглядывал. Ее облик продолжил меняться: обритая голова, худоба, куртка камуфляжной расцветки, пирсинг там и сям. Моряцкая торба через плечо, на шее новая татуировка.
Ты дорого за это заплатишь, пригрозила она, закончив съемку.
Я не сомневался, что она немедленно перешлет видео франко-американской адвокатской конторе «Векслер и Деламико», представлявшей ее интересы.
Это были грозные и ушлые адвокаты, о которых она узнала благодаря мне.
Ты на Лионский вокзал? спросил я, указывая на ее сумку.
К Зои, в Лозанну. Не твое дело.
Стоя близко к ней, я разглядел новую татуировку цитату из Виктора Гюго, полюбившуюся анархистам: «Полиция всюду, правосудие нигде».
Я преградил ей путь.
Хочу нормально поговорить, Альмина.
Мне нечего тебе сказать.
Я тебе не враг.
Вот и убирайся.
Она достигла верха лестницы, перешла бульвар и свернула на улицу Берси.
Давай договоримся по-хорошему. Ты не можешь лишить меня сына.
Представь, могу. Кстати, прими к сведению: я намерена увезти его в США.
Как тебе известно, это нежелательно для всех: для него, для тебя, для меня.
Она, не обращая на меня внимания, ускорила шаг. Я догнал ее.
Собираешься поселить его в хижине в Итаке?
Она не собиралась этого отрицать.
Будем растить его вместе с Зои. Тео будет с нами хорошо.
Чего тебе от меня нужно, Альмина? Еще денег?
Она расхохоталась.
У тебя не осталось ни гроша, Ромен. Я богаче тебя.
Увы, это было правдой. Она упорно шагала вперед, как новобранец на плацу.
Тео и мой сын.
Только потому, что ты засунул в меня свой стручок?
Нет, потому что я его растил и потому что я его люблю.
Тео не твой ребенок. Дети принадлежат женщинам. Они их вынашивают, производят на свет, выкармливают.
Я занимался Тео гораздо больше, чем ты. И я за него переживаю. Ты пичкаешь его картинками конца света, ты много раз повторяла в его присутствии, что жалеешь, что родила сына.
Я продолжаю так думать. Сегодня иметь детей безответственно.
Вот и оставь его жить со мной. Тео лучшее, что произошло за всю мою жизнь.
Ты думаешь только о собственной мелкой персоне, вечно занят мыслями о том, где у тебя кольнет, где сведет, заботишься о своем ничтожном психологическом комфорте. Ты никогда не думаешь ни о других, ни о нем.
Послушай, я не сомневаюсь в твоей любви к Тео
Я люблю его по-своему.
Раз так, ты должна признать, что для него будет лучше, если ты останешься в Париже. Здесь его школа, друзья, отец, здесь ему привычно.
Бедняжка, скоро ты станешь свидетелем того, как все это разлетится на куски. Назревают беспрецедентные потрясения. Земля превратится в арену последнего сражения.
Послушай, я не сомневаюсь в твоей любви к Тео
Я люблю его по-своему.
Раз так, ты должна признать, что для него будет лучше, если ты останешься в Париже. Здесь его школа, друзья, отец, здесь ему привычно.
Бедняжка, скоро ты станешь свидетелем того, как все это разлетится на куски. Назревают беспрецедентные потрясения. Земля превратится в арену последнего сражения.
Я призвал на помощь всю свою силу воли, чтобы сохранить спокойствие.
Знаю, ты сильно всем этим озабочена, и не зря. Но я не вижу прямой связи между этим и нашим сыном.
Связь прямая: Тео нужно стать закаленным. Пойми, нужно подготовить его к худшему: к революциям, к эпидемиям, к войнам.
Все было кончено, я потерпел неудачу. Вскоре мы дошли до вокзала, тяжело нависавшего своей высокой башней и четырьмя огромными циферблатами над площадью Луи Арман. Не веря в успех, я предпринял последнюю отчаянную попытку растопить ее сердце.
Ты же знаешь, Тео это вся моя жизнь. Если ты его у меня заберешь, я умру.
Альмина забросила за спину свою торбу и, прежде чем войти в здание вокзала, ответила:
Именно этого я и хочу, Ромен: чтобы ты издох.
Несколько часов я брел обратно на Монпарнас, останавливаясь по пути в разных кафе: в одном пообедал, в другом выпил пива. Создавшееся положение превосходило по ужасу мои худшие кошмары. У Альмины всегда чередовались периоды возбуждения и хандры, но сегодняшнее ее психическое состояние показалось мне еще более опасным, чем раньше. Тем не менее никто, кроме меня, этого не замечал, я был последним, кто еще способен поднять тревогу, потому что вскоре меня ждал суд.