Так вот, здешнее сияние было красивым этого не отнять. Но проблема была в том, что было под ним. Если быть точным, там находилась пустыня. Ледяная, усыпанная снегом и кусками льда поверхность уходила за горизонт куда-то в бесконечность. Выжить там, естественно, было просто нереально. Мне еще повезло, что та стерва не выбросила мне где-нибудь посреди этой местной Арктики. Я определенно не угадал с выбором направления, когда прикидывал, куда именно двинуться для поиска местности, пригодной для более удобного проживания.
После я вернулся обратно и все последующие дни больше никуда не отходил далеко от этой небольшой пещерки, где я сейчас сидел и жарил добычу на небольшом костре, готовясь к ужину. Но возможно, пришла пора попробовать двинуться в противоположную сторону от той, куда я ходил ранее. Ведь если там было много снега и льда, логично предположить, что это был местный север, а значит, если идти в противоположную сторону, то есть вероятность выйти в какие-нибудь края, где будет теплее и более комфортно, чем там, где я сейчас жил.
Тем более что все равно тупо сидеть на одном месте было не слишком умной идеей. В конце концов погибнуть я мог и на охоте, на которую частенько ходил. А здесь меня ничего серьезно не держало. Несколько шкур черных медведей, охапка мха, вот и все, что находилось сейчас в моем жилище. Бросить это здесь можно было без всяких проблем.
Но для начала следовало подкопить продовольствия для перехода. В прошлый раз я сделал так же, когда нажарил мяса убитого хирса и взял его с собой в рюкзаке-контейнере, оставшегося от аварийного набора. Благодаря холоду, оно долго не портилось и позволило мне довольно долго не отвлекаться на охоту.
Я шел десятый день вдоль бездонного разлома, который называл про себя Впадиной, а местность вокруг почти не изменялась. Все такие же камни, куски льда и такое же низкое хмурое серое небо. Ничего не изменялось. Как будто я все еще находился где-то в окрестностях своей пещеры. Путешествовать рядом с Впадиной было удобно не только потому, что можно было легко держать направление движения и не заблудиться. Я заметил, что многие местные животные не подходят к ней слишком близко. А значит, идти здесь можно было более или менее спокойно. Конечно, следовало бы насторожиться и предположить, что там внизу скрывается какая-то опасность, куда большая, чем хищники, обитающие на поверхности планеты, но я наплевал на это. Лучше уж вероятная опасность, которая может и не реальна вовсе, чем более чем реальные клыки каких-нибудь зверей, живущих вдали от разлома.
Спал я на охапках мха, который собирал перед каждым ночлегом не только для небольшого костра у подножия какой-нибудь скалы, но и для своей постели. Сон был, понятное дело, коротким и весьма прерывистым, Малыш, хоть и выступал в качестве сторожа, но все-таки спокойно высыпаться мне не удавалось. Впрочем, последние месяцы это было почти всегда так.
Монотонное и однообразное движение закончилось на двадцатый день пути. Справа за Впадиной на довольно большом расстоянии я заметил вспышки света. Сначала они двигались параллельно земле, а потом были направлены вверх.
У меня екнуло сердце. Я не верил своим глазам. Но это было похоже на выстрелы из какого-то импульсного оружия. Причем, судя по величине светящихся точек, это были какие-то мощные винтовки. Только у них заряды были крупные и плотно-яркие.
На планете были живые. И не просто живые, а люди, вооруженные технологическим оружием. А это могло вполне означать, что у них есть тут корабль. И даже если они потерпели аварию, то шансы выбраться с планеты все равно были несоизмеримо больше, чем они были у меня сейчас.
Малыш, похоже, мы скоро выберемся из этого не слишком гостеприимного места. Ты когда-нибудь хотел побывать среди звезд? я обернулся к моему спутнику, стоявшему сейчас рядом со мной и с любопытством наблюдающего за мелькавшими вдали огоньками. Не дождавшись никакой реакции на свои слова, я расхохотался. Все напряжение последних месяцев, ощущения обреченности и мысли о гибели на этой проклятой планете у меня исчезли. Я стоял на краю Впадины и громко смеялся. Звук от моего смеха эхом уходил куда-то в глубины разлома и, отражаясь от стен, расходился в разные стороны. А я все никак не мог остановиться.
Жить.
Я буду жить.
Я не сдохну здесь, и мое тело не будет лежать где-то под слоем снега, забытое и затерянное навсегда.
Анна Ларс! Сука! Мы с тобой скоро встретимся! я кричал, обращаясь к небесам, обратив туда свое лицо. А потом я снова стал дико хохотать, пока наконец без сил не свалился на землю.
Жить.
Я буду жить.
Я не сдохну здесь, и мое тело не будет лежать где-то под слоем снега, забытое и затерянное навсегда.
Анна Ларс! Сука! Мы с тобой скоро встретимся! я кричал, обращаясь к небесам, обратив туда свое лицо. А потом я снова стал дико хохотать, пока наконец без сил не свалился на землю.
Меня постепенно начало отпускать, и я снова взял свой разум под контроль. Нужно было успокоиться и начать действовать. В конце концов я еще не выбрался с планеты, чтобы начинать радоваться спасению. Может, те, кто там палил из импульсников, на самом деле очутились здесь вследствие аварии, и еще неизвестно, прибудут ли за ними кто-нибудь и когда-нибудь. А если даже у них все в порядке с кораблем, то неизвестно, захотят ли они меня брать с собой. Если экипаж многочислен и вооружен, то силой, в случае отказа, я на борт вряд ли смогу пробиться.
Подхватив Малыша телекинезом и зашвырнув его на другую сторону разлома (беспокоиться насчет его приземления нужды не было, мы с ним проделывали уже такое не раз), я, взяв небольшой разбег, сам прыгнул через бездонную трещину в теле планеты. Придав силу толчка телекинезом, я взмыл вверх и стремительно понесся к противоположному краю. Всего две-три секунды мне понадобилось, чтобы пересечь всю впадину, а это было где-то порядка двадцати метров.
Притормозив и сбавив скорость приземления, все тем же телекинезом, я упал на одно колено и огляделся. Малыша уже здесь не было, видимо он убежал вперед.
Бросив рюкзак с остатками мяса под какой-то камень и придавив его сверху другим, поменьше размером, я побежал в ту сторону, откуда совсем недавно были видны выстрелы из импульсного оружия. В отличие от той ситуации, когда я в прошлый раз бежал от урагана, сейчас я не был настолько уставшим и выжатым. Поэтому мое тело двигалось легко и быстро, огибая все препятствия на ходу и порой забегая на вершины лежавших камней и совершая прыжки между ними. За время, проведенное здесь, мое физическое развитие скакнуло очень неслабо вверх. Я стал более быстрым, более ловким, более сильным, более выносливым, чем был до того, как попал сюда. Конечно, ни в какое сравнение с какими-нибудь солдатами-модификантами с установленными специализированными имплантами я не шел. Но несомненно, физически я стал сильнее обычных людей.
По моим примерным прикидкам до места, откуда велся огонь, сначала почему-то на поверхности, а потом прямо в небо, было примерно десять километров. Я добрался туда довольно быстро.
Чем ближе я подходил, тем медленнее я стал двигаться. Я не хотел сразу выходить к тем, кто стрелял. Для начала следовало немного понаблюдать и решить, как лучше выйти с ними на контакт. Если бы я просто вышел в своей шкуре хирса, весь обросший и косматый (за месяцы, проведенные на планете, моя обычная прическа и вид несколько претерпели изменения, что поделать, здесь не было бритвы и ножниц), с грязной тканью на голове, то меня запросто могли принять за какую-нибудь местную зверушку и пристрелить без долгих разговоров.
Но все мои намерения пошли прахом. Потому что я увидел картину, от которой в моей голове все переклинило, и я просто бросился вперед.
На земле лежал Малыш и, судя по большому количеству крови, он был очень серьезно ранен. Три человека, стоявшие полукругом вокруг него и державшие в руках какие-то незнакомые мне винтовки, были явно причастны к этому. Поэтому без долгих разговоров я выхватил нож и, взревев, совершил усиленный псионикой прыжок прямо с места и обрушился на эту троицу сверху.
Кен Дюваль был счастливчиком. Ведь ему посчастливилось родиться в богатой семье. Благодаря деньгам своих родителей он мог позволить себе все что угодно. Любые удовольствия, какие можно было купить за деньги, он имел почти с самого раннего детства. Его отец владел несколькими компаниями в республике Кратия, которые приносили семье Кена очень большие ежегодные доходы.
Естественно, это не прошло незаметно для мальчика при взрослении. Он вырос надменным, эгоистичным и весьма недалеким человеком. А еще у него было то чувство вседозволенности, которое присуще всем детям богатых и влиятельных родителей. И абсолютная уверенность, что так будет до самой его смерти.
Наркотики, алкоголь, оргии, полеты на сверхскоростных флаерах все это быстро ему приелось и Кен начал искать что-то другое. То, что могло снять хоть на краткое мгновение скуку, с недавнего времени прочно поселившуюся внутри него.
Наркотики, алкоголь, оргии, полеты на сверхскоростных флаерах все это быстро ему приелось и Кен начал искать что-то другое. То, что могло снять хоть на краткое мгновение скуку, с недавнего времени прочно поселившуюся внутри него.
Его ближайший друг Дерек однажды предложил ему совершить то, что было незаконным в их стране совершить убийство. Сказано сделано. Они осуществили это вчетвером Кен, Дерек и еще двое парней, входящих обычно в их компанию. Найдя какого-то человека на одной из пограничных планет и имевшего низкий уровень гражданства, они вывезли его оттуда и расстреляли прямо в переходном шлюзе личной яхты Кена. Выкинув труп в открытый космос, они остались полностью безнаказанными за совершенное преступление.
Чувство, когда убиваешь другого живого человека, очень понравилось им, и они начали делать это часто. Причем иногда дело ограничивалось не только убийствами. Несколько молодых девушек, прошедших через яхту молодого наследника семейства Дюваль, могли бы рассказать о многих мучениях, которые они испытали на себе, прежде чем их тела оказались за бортом корабля. Материал для развлечений им поставлял один бандит, на которого какими-то своими путями вышел Дерек. Никакого риска, никакой ответственности. Им все сходило с рук.
Найдя себе новое занятие, скрашивавшее его жизнь и убирающее скуку, Кен отдался ему всеми силами. Пытки, изнасилования, медленные истязания, чего только он ни перепробовал за это время человеческие страдания не просто возбуждали его, они как будто делали его живым.