Стены, окружающие дворец, не нуждаются в том, чтобы казаться внушительными, потому что они расположены на гребне крутых скалистых склонов высоко над водой. Входя в главные ворота из города, можно почувствовать атмосферу скорее университета, чем дворца. Все в человеческом масштабе: от сравнительно небольших зданий с хорошими пропорциями до внутренних двориков и тенистых дорожек. В садах струятся фонтаны. Посреди одного двора стоит квадратное здание библиотеки, напротив другого скромное здание казначейства. За окружающими внутренние дворы стенами располагались небольшие бассейны, где могли купаться жены султана. В дальнем конце дворца, откуда открывался вид на воду, шумевшую далеко внизу, небольшой, отделанный мрамором дворик с мраморной скамьей: здесь султан мог сидеть в одиночестве, любуясь панорамой города, Босфора и берегов Азии.
Самое большое здание дворца гарем, располагалось слева от второго большого двора. Покои султана, его жен и наложниц помещались здесь. Один из входов в это здание ведет в Диван помещение с одноименной мебелью. Здесь проходил совет, похожий на заседание кабинета министров, на котором собирались и восседали на своих диванах великий визирь и другие министры. В одной стене прорезано окно с решеткой; в любой момент султан мог подойти к этому окну и наблюдать за обсуждением государственных дел, оставаясь невидимым для министров. В случае чего султан мог вызвать любого министра на личную аудиенцию и попросить его отчитаться за то, что тот сказал во время Дивана. Советы, возможно, протекали как непринужденные беседы за чаем со сладостями и другими блюдами, но все же министры старались быть осторожными и сдержанными в высказываниях, потому что боялись аудиенции с султаном.
Там, где речь шла о более широкой юрисдикции, османы демонстрировали классический пример того, как, по Кривачеку, вообще следует управлять подвластным народом: ничего не менять, но назначать своих чиновников на высших постах. Османы сильно не вмешивались в управление до тех пор, пока в имперскую армию набиралось достаточное количество рекрутов, собирались налоги, а ежегодная дань поступала в Порту. В основном местные суды действовали в соответствии с местными религиозными обычаями: евреи судились еврейскими судами в соответствии с Талмудом, христиане имели собственные суды, применявшие каноническое право, мусульманские суды следовали шариату. Однако указы султана были превыше всех законов и должны были исполняться беспрекословно.
Конечно, в таком прагматичном подходе был и ряд исключений. В некоторых завоеванных местах жителям под давлением османов пришлось обратиться в ислам, а в других местах с обращением в ислам подданные получали бонусы в виде низких налогов и первоочередного трудоустройства, а также в землевладении. Именно так многие из покоренных народов были обращены. Последствия сосуществования нескольких религий сохраняются и по сей день, что объясняет конфликты в таких регионах, как бывшая Югославия и Кипр.
Конечно, Мехмед II просил совета у таких венецианцев, как Беллини, но нет никаких сомнений в том, что османы достигли культурного развития, сопоставимого с европейцами. Всего через два года после завоевания Константинополя Мехмед II приступил к строительству Большого базара, который и по сей день с его шестьюдесятью улицами и четырьмя тысячами лавок остается самым большим и прекрасным крытым рынком в мире. Это произошло одновременно с возведением Топкапы. Но самое великое все еще впереди.
Исламизация Стамбула достигла своего апогея при Сулеймане Великолепном, который родился в 1494 г., через тринадцать лет после смерти своего единственного соперника по величию Мехмеда Завоевателя. Сулейман стал султаном в возрасте двадцати шести лет. Эпитет «Великолепный» вполне соответствовал его правлению. Сулейман не только правил дольше всех султанов сорок шесть лет, но его правление стало периодом расцвета. Он расширял территорию империи и, в конце концов, стал править более чем 25 миллионами человек. Для сравнения, население всего европейского континента в тот период составляло около 75 миллионов человек.
Сулейман Великолепный сделал правильный выбор, назначив Мимара Синана главным архитектором. Синан отвечал за строительство больших и изящных мечетей, по сей день остающихся изюминкой Стамбула. Мечеть Сулеймание возвышается над Золотым Рогом и Галатским мостом. Великолепный купол и высокие минареты создают неповторимый силуэт на фоне вечернего неба. Оформленный изящными арками внутренний двор украшен небесной глазурью, замысловатой каллиграфией и симметричным узором витражей, украшающих увенчанный купол интерьер. Мечеть по праву считается лучшей работой Синана в Стамбуле и вполне соотносится с планами собора Святого Петра в Риме, разработанными его современником Микеланджело. Архитектурные приемы Синана получили такой авторитет, что повлияли на решения интерьеров Тадж-Махала в Индии и плиточный декор Купола Скалы в Иерусалиме.
Значительное влияние османы оказали на кухню Анатолии и всей империи. Разнообразие и изобретательность закусок, mezze, по-прежнему занимают центральное место в меню ресторанов по всему Восточному Средиземноморью. Жареное на вертеле мясо, баклажаны, пропитанная медом выпечка и всевозможные овощные блюда другие составляющие этой кухни. Большинство из этих блюд относят к левантийской или анатолийской еде простого люда.
На самом деле, распространение культуры перекликается с пищевыми привычками и способами описания еды. Антрополог Джаред Даймонд указывает на то, что слова, описывающие животных или пищу, в разных языках на удивление часто выявляют ступени их эволюции и распространения. К примеру, слово «овца» в разных языках раскрывает стадии ее одомашнивания. Овца это «avis» на санскрите, «owis» по-гречески, «ovis» на латыни, «oveja» по-испански, «овца» по-русски, «avis» по-литовски и «oi» по-ирландски. В английском языке используется слово «sheep», но древний корень сохраняется в слове «ewe». Можем поговорить о следующем историческом различии, отразившемся в языке. Вильгельм Нормандский, захватив Англию в 1066 г., управлял армией с большим количеством французских рыцарей, которых вскоре вознаградили поместьями, изъятыми у англосаксонской знати. За обеденным столом стали говорить на французском, а слова, которыми пользовались скромные слуги и повара, оставались англосаксонскими. Доказательством этому служат названия животных и приготовленных из них мясных блюд в английском и французском языках: свинина соответственно «pork» и «porc», баранина «mutton» и «mouton», говядина «beef» и «boef» и т. д.
Множество таких языковых различий между захватчиками и подвластными можно обнаружить и по сей день на бывших территориях Османской империи. Достаточно привести два примера. То, что по-турецки называется «кебабом», по-гречески настойчиво называется «сувлаки». И когда вы просите чашечку густого ближневосточного кофе, в Греции вы заказываете кофе по-гречески, а в Турции кофе по-турецки.
В 1717 г. жена британского посла леди Мэри Монтегю отметила еще одну особенность в Османской культуре. Она заметила, что местные женщины делают «прививки» прокалывают кожу детей иглой, незначительно инфицированной оспой. После легкого приступа болезни иммунитет ребенка в дальнейшем мог противиться этой уродующей и зачастую смертельной болезни всю жизнь.
В то время оспа считалась великим бедствием. Согласно Вольтеру, шестьдесят процентов населения земного шара заболели оспой, двадцать процентов из них скончались. Болезнь передавалась воздушно-капельным путем, поражая легкие, и на протяжении веков заразиться мог каждый, независимо от личной или общественной чистоты. Теперь известно, что фараон Рамсес V умер от этой болезни еще в XII в. до н. э., от нее страдали королева Англии Елизавета I, и Моцарт, и Джордж Вашингтон. Негативные последствия оспы для ацтеков дали право доктору Эдварду Дженнеру охарактеризовать ее как «самый ужасный бич человечества».
После возвращения в Англию леди Мэри Монтегю получила отказ на распространение идеи «прививки», скорее всего, из-за того, что она была женщиной, да еще и без медицинского образования. Только в 1796 г. Дженнер предложил ввести «прививки» от коровьей оспы, а не от самой оспы. В тот момент вакцинация пришла в обиход, и негативные последствия оспы ликвидировали. Мало кто понимал тогда, как и сейчас, что это было изобретение османов[39].
К тому времени Османская империя находилась на пике своего могущества, ее территория простиралась от Африканского Рога до Алжира. Со времен Сулеймана Великолепного османы фактически контролировали все Средиземноморье. Во многом благодаря пирату по прозвищу Барбаросса (в переводе его имя означает «рыжая борода»), штаб-квартира которого находилась в Алжире. Османская армия захватила город, но обе стороны пришли к консенсусу и Барбароссу оставили у власти. Став адмиралом флота, он одержал громкую победу над объединенным альянсом флота европейских христианских государств при Превезе в западной Греции в 1539 г.
К тому времени Османская империя находилась на пике своего могущества, ее территория простиралась от Африканского Рога до Алжира. Со времен Сулеймана Великолепного османы фактически контролировали все Средиземноморье. Во многом благодаря пирату по прозвищу Барбаросса (в переводе его имя означает «рыжая борода»), штаб-квартира которого находилась в Алжире. Османская армия захватила город, но обе стороны пришли к консенсусу и Барбароссу оставили у власти. Став адмиралом флота, он одержал громкую победу над объединенным альянсом флота европейских христианских государств при Превезе в западной Греции в 1539 г.
В течение последующих столетий центром пиратства все так же считался Алжир, отсюда они атаковали корабли всех христианских наций. Как и в случае с Юлием Цезарем в древнеримские времена, пираты брали в заложники важных пленников, вымогали выкуп за них и только потом отпускали из алжирской тюрьмы. Ну а не очень важных могли просто продать в рабство. О масштабах такого пиратства можно судить по его географическому охвату: «берберские пираты», как их стали называть, могли захватить заложников или рабов из таких отдаленных мест, как Западная Африка, Корнуолл и Исландия.
К знаменитым личностям, которых постигла эта участь, относятся художник раннего Ренессанса Филиппо Липпи, купивший свое освобождение, продавая искусные портреты сокамерников, испанский писатель Мигель де Сервантес, продолживший писать «Дон Кихота» после освобождения. Но самой известной из их пленниц была двадцатилетняя Эме де Ривери, двоюродная сестра жены Наполеона Жозефины, похищенная с французского корабля в Атлантике. Алжирский Бей быстро понял, насколько высоко ценилась прекрасная белокожая девственница, и, чтобы снискать расположение султана Абдул-Хамида I, отправил ее в Стамбул, где ее могли принять в гарем.