Здравствуй, Стиви, сказал он.
Девушка застыла в дверном проеме, чувствуя, как ее члены охватывает ледяной паралич.
Человека хуже, чем Эдвард Кинг, в Америке не было.
Ладно, на сей счет можно поспорить. Но Эдвард Кинг был человеком могущественным. Сенатор от штата Пенсильвания, обосновавшийся здесь, в Питтсбурге, он хотел, чтобы всякие «пришлые» и «нежелательные элементы» под этим в основном имелись в виду бедные люди другого цвета кожи держались подальше от Америки. Для Эдварда Кинга богатство равнялось добру. В его мире не было никаких климатических изменений земля существовала, лишь чтобы давать еще больше жизнеутверждающих долларов. И этот человек стремился стать президентом.
Стиви, сказал отец с едва заметной предостерегающей ноткой в голосе.
Она знала, что эта нотка означала: мы знаем, как ты к нему относишься, но этот человек сенатор и наш персональный герой, поэтому, если ты собираешься в гневе выбежать из дома или разразиться какой-нибудь политической тирадой, это будет большой ошибкой.
Стиви почувствовала, как в груди шевельнулся старый деспот неустойчивое сердцебиение, возвещавшее о скором приступе паники. Она схватилась за дверной косяк, будто он мог спасти ей жизнь. Родители не знали, что Стиви уже не впервые так близко видела Эдварда Кинга.
Все в порядке, сказал он.
Этот человек был слишком умен для того, чтобы широко улыбаться, улыбка на его губах лишь едва обозначилась.
Я знаю, Стиви не самая большая моя фанатка. Мы можем придерживаться различных мнений. Именно благодаря этому Америка великая страна. Благодаря тому, что мы уважительно относимся к разнице между нами.
О нет. Нет, нет и еще раз нет. Он подал ей мяч. Ему хотелось поиграть.
Ну что ж, она поиграет.
Если бы только можно было дышать. Дыши, Стиви. Дыши. Один глоток воздуха и она смогла бы привести в действие всю дыхательную систему. Но этот глоток застрял где-то на уровне диафрагмы.
Стиви, сказал отец, на этот раз не таким строгим голосом, сядь.
Ей навстречу слегка двинулся пол. «Привет, сказал пол, иди ко мне. Прильни лицом к моей груди и замри».
Все хорошо, произнес Эдвард Кинг, Стиви, можешь делать все, что хочешь, лишь бы тебе было удобно. Я пришел просто с тобой поговорить и посмотреть, как идут твои дела после событий в Эллингэмской академии.
Еще один ход в этой шахматной партии. Теперь, когда он разрешил ей постоять, в качестве следующего хода, вероятно, следовало сесть. Но можно было и уступить, сделав то, чего он от нее хотел. Слишком много усилий. Золотистые сумерки быстро уступали тьме, на ковер падали тени. Или это ей только казалось? Пол и в самом деле манил к себе
«СТИВИ! внутренне крикнула она. ТЫ. ДОЛЖНА. ВЕРНУТЬСЯ. В СВОЕ. ТЕЛО».
Хочу поздравить тебя с замечательной работой, проделанной в Эллингэмской школе, продолжал Эдвард Кинг. Ты обладаешь выдающимися способностями к расследованию преступлений.
Родители смотрели на нее с таким видом, будто ожидали, что она спляшет или вытащит пару марионеток и устроит кукольный спектакль. Но и тело, и голос по-прежнему отказывались принимать участие в происходящем.
Родители смотрели на нее с таким видом, будто ожидали, что она спляшет или вытащит пару марионеток и устроит кукольный спектакль. Но и тело, и голос по-прежнему отказывались принимать участие в происходящем.
«Ну хорошо, сказала она себе, несколько очков за то, что ты до сих пор не оказалась на полу. Но надо сделать ход. Ты можешь его сделать. Можешь что-то сказать. СДЕЛАЙ ХОТЬ ЧТО-ТО».
Извините, сказала мама.
Пустяки, Эдвард Кинг великодушным жестом развел руками, будто это был его дом, в действительности, Стиви, ты немного напоминаешь мне меня самого в молодости, хотя это может тебе и не понравиться. Я отстаивал свои принципы, даже если другим это нравилось далеко не всегда. У тебя есть характер. Поэтому я пришел поговорить и спросить, нельзя ли Я прошу всех вас меня выслушать. Я пришел попросить, чтобы Стиви вернулась в Эллингэмскую академию.
Пол в этот момент мог бы полностью исчезнуть, явив расположенный под ним облачный город.
Что вы, простите, сказали?
У мамы из-под ног ушла почва.
Я понимаю, я все понимаю, извиняющимся тоном произнес Эдвард Кинг. Мое чадо тоже там учится. Прошу вас, позвольте мне изложить свои доводы. Я хочу вам кое-что показать.
Он взял элегантный кожаный кейс, прислоненный к его ноге, и вытащил несколько глянцевых папочек.
Взгляните, сказал он, отдав по одной из них маме и папе.
Третью он протянул Стиви, но, когда понял, что девушка не сдвинется с места, чтобы ее взять, тут же положил себе на колени.
Безопасность? сказал отец, изучая содержимое папки.
Лидирующая компания во всей стране. Частная, поэтому даже лучше секретной службы. Я сам пользуюсь ее услугами. И нанял ее, чтобы реализовать в Эллингэмской академии меры по обеспечению безопасности. Мне всегда казалось, что к этому вопросу нужно было подойти серьезнее, и после недавних событий я сумел убедить руководство школы разрешить мне установить там систему видеонаблюдения и контроля.
Родители Стиви просматривали папки, от изумления не в состоянии промолвить ни слова.
Да, я это сделал, продолжал Эдвард Кинг, потому что Эллингэмская академия место особенное. Там культивируют индивидуальный талант. То, что они делают для таких, как Стиви и мой сын Я искренне верю в эту миссию. Альберт Эллингэм был великим человеком, истинным американским новатором. А сегодня в его школе готовят новых американских новаторов. Прошу вас, пожалуйста. Мне кажется, Стиви надо вернуться. В школе теперь безопаснее.
Но та девочка произнесла мама, и все, что там произошло
Элемент, сказал Эдвард Кинг и покачал головой, хотите я скажу, что об этом думаю?
Ее родители этого хотели всегда, но Стиви в подобном желании присоединилась к ним впервые.
Я думаю, что все произошедшее несчастный случай. Эти двое студентов, похоже, не справились с делом, и Хейз погиб. Думаю, что ваша дочь обо всем догадалась. А та девочка запаниковала и убежала. Ее найдут.
Школе надо было проявлять больше бдительности, сказал отец Стиви.
А вот здесь я позволю себе с вами не согласиться, возразил своим приятным голосом, будто на дебатах, Эдвард Кинг и откинулся на диван. Я школу не обвиняю. Потому что очень верю в личную ответственность. Все эти вещества в академии были под замком. Видите ли, ее студенты достаточно взрослые и не настолько глупы, чтобы забираться в закрытое хранилище и воровать химикаты. Личная ответственность.
Во время выступлений это была одна из излюбленных тем Эдварда Кинга: ВОЗВРАТ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ. Для него самого это ровным счетом ничего не значило, но слоган публике нравился. Стиви увидела, что знакомое слово родителей убаюкало.
Моему сыну 7 декабря исполнится восемнадцать лет. Я с трудом в это верю. Но он взрослый человек. И недосмотр школы здесь ни при чем. Если бы это случилось с ним не дай бог, конечно, не дай бог, чтобы это случилось с ним или со Стиви, но если бы это случилось с ним, я бы сказал точно то же самое.
Слова лились из него медоточивым ядом: такие идеальные, такие милые и совсем не те, что нужно. Все перепуталось и смешалось. Реальность нуждалась в перезагрузке.
Он подождал, пока все в комнате с ним не согласились. Стиви увидела, что его тактика сработала, и поняла, что ей представилась возможность.
Я приехал предложить отвезти Стиви, продолжал Эдвард Кинг, немного помолчав, вот как остро я это воспринимаю. На улице стоит мой внедорожник, туда можно загрузить кучу сумок, а в аэропорту ждет самолет. Частный рейс. Лучше и желать нечего.
Что вы делаете, когда дьявол является к вам в гостиную и предлагает все, чего душа пожелает?
Но почему? бесцветным голосом спросила Стиви.
Это были первые произнесенные ею слова.
Потому что так будет правильно, ответил Эдвард Кинг.
По всей видимости, это была первая прямая ложь, которую он произнес в этой комнате, первая и самая впечатляющая. К тому же эта ложь прозвучала ясно и убедительно в ушах родителей, которые действительно видели в Эдварде Кинге знаменосца, поднявшего на щит некую великую, настоящую американскую истину, которую можно было купить, подержать в руках и оставить себе. Эдвард Кинг пришел сюда, чтобы совершить Правильный Поступок, и хотел реализовать свой замысел в самолете, ниспосланном ему самим Богом.
Кроме того, я, конечно же, хочу отблагодарить двух человек, так много для меня сделавших, сказал он, показывая на родителей Стиви. Вы заведуете здесь моим офисом. Я ваш должник. Поэтому
Он повернулся к девушке и спросил:
Ну, что скажешь?
14 апреля 1936 года, 2 часа дня
Когда Фрэнсис Крейн было восемь лет, отец взял ее в поездку на уничтоженную взрывом мельницу. Они бродили среди устоявшего каркаса здания с обрушившимся потолком, обнажавшим наверху небо. Стены покрывали подпалины. Многие машины сгорели, где-то даже расплавились, отдельные механизмы висели на проводах. Слова «МУКА КРЕЙН» на стене едва проглядывались.
Все это, Фрэнсис, сказал отец, от муки. От самой обыкновенной муки.
Вот когда Фрэнки узнала о том, что этот продукт так легко воспламеняется. С помощью такого безобидного, домашнего вещества в стене можно было пробить дыру. Сколько энергии в столь благодатном продукте!
Та поездка изменила всю жизнь Фрэнки. Это было самое волшебное зрелище, которое ей когда-либо доводилось видеть. Она буквально влюбилась во взрывы, в огонь, грохот и жар. На кончике ее языка витал привкус опасности. Именно тогда Фрэнсис начала свой вояж за изнанку жизни: развалины, дымящиеся уголья, двери черного хода, помещения для прислуги. Все ниже, ниже и ниже, куда угодно, лишь бы почувствовать эту искру. У нее были свои безобидные радости: развести в корзине для ненужных бумаг небольшой костерок, украсть шляпу Эди Андерсона, чиркнуть спичкой и отправить ее в Валгаллу на озере в Центральном парке, поразвлечься с упаковкой фейерверков. Хотя порой, пожалуй, она заходила слишком далеко. Все знали, что, заслышав вой сирен пожарных машин, она могла уйти с вечеринки либо улизнуть из дома, взять такси и потом всю ночь сидеть, глядя, как языки пламени лижут небо. И вот теперь она кралась по подземному ходу Эллингэмской академии, считая шаги.