Я по-прежнему тревожилась за Ханну. Стоило мне только подумать, что со временем ей стало легче бывать у матери и тут, в прошлые выходные перед отъездом она раскапризничалась и вернулась взвинченная. Ее явно что-то тревожило, и у меня имелись подозрения.
Хорошо съездила к маме на выходных? спросила я. Ее личико омрачилось, она огляделась, убеждаясь, что нас никто не слышит. И очень медленно покачала головой.
Очень жаль, отозвалась я. Не хочешь рассказать, что случилось?
Она снова покачала головой, по щеке скатилась слеза.
А давай так? Я буду задавать тебе вопросы, а ты кивать, если «да», и качать головой, если «нет»? Мы здесь вдвоем, нас никто не слышит.
Она перевернулась на спину, прижалась ко мне, обняла лежащую у нее на груди куклу. И согласно кивнула. Я понимала, что действовать надо осторожно, и хотела, чтобы она ничего не опасалась.
Тебя кто-то обижал?
Она кивнула.
К вам приходили гости?
Снова кивок. Отважусь ли я задать вопрос, который не дает мне покоя?
Это был плохой дядя? Уильям?
Мгновение она лишь грустно смотрела мне в глаза. Потом еле заметно кивнула. Ее начала бить дрожь, и я поняла, что на этом в расспросах о нем следует остановиться. Протянув руку, я погладила ее по щеке.
Тебе было страшно? спросила я.
Она не ответила, только продолжала пристально смотреть на меня большущими глазами. И почти замкнулась в себе. Я взяла вторую куклу.
По-моему, это розовое платье, которое ты на нее надела, ей нравится. Эти две куклы как лучшие подружки. Сейчас моя кукла обнимет твою.
В этот момент в комнату влетела Хелен, и наш разговор наедине закончился. Хоть у меня и не было полной уверенности, что Уильям появлялся у Карен, я все-таки решила утром позвонить в опеку.
И позвонила.
Привет, Эллен, начала я. Знаешь, я немного встревожилась. Мне кажется, Уильям все-таки бывает у Карен, и я рассказала о вчерашнем разговоре с Ханной.
Да, с нее станется. Но, если попадется, ее план по воссоединению семьи пойдет крахом.
Не знаю точно, на что я рассчитывала, но эта реакция почему-то не оправдала моих надежд. Мне хотелось услышать уверения, что УДС проведет расследование. Я понимала, что Управление не в состоянии следить за домом Карен круглосуточно, семь дней в неделю, и вынуждено полагаться на ее собственные отчеты. А я даже не была сотрудницей УДС просто матерью в приемной семье. Все, что мне оставалось, наблюдать, сообщать о подозрениях и выступать в поддержку детей. По крайней мере, убеждала я себя, Карен останется в сфере пристального внимания УДС еще на полгода, прежде чем ей вернут детей. Я молилась, чтобы истина выплыла наружу. Но что я могла сделать для Ханны до тех пор? Я не знала.
16 апреля мой телефон в Центре помощи зазвонил.
Дебра, даже не знаю, как вам об этом сказать, начала Эллен. У меня новости. Я ездила к судье, чтобы представить шестимесячный план, но услышала, что он не намерен со мной встречаться. Вместе с другими юристами он уже принял решение вернуть всех пятерых детей Бауэр домой немедленно.
Я лишилась дара речи. Правильно ли я расслышала Эллен? Как такое может быть? О чем только думает судья? Мы с Эллен знали, что Карен пока не готова принять всех детей, да и они не готовы к внезапному переезду в ее дом.
Пытаясь отдышаться, я выпалила:
Эллен, вы шутите? Почему он отказался от встречи? Почему не дал вам представить план? Я не понимаю! Я с трудом удерживалась от слез.
И я тоже ничего не понимаю. Такого еще никогда не было. У меня все было готово и расписано, папка в руках, но меня просто не пустили к нему, а потом вышли и сообщили, что решение уже принято. Я в таком же шоке, как и вы. Я не справилась. Просто ушла, вернулась к себе и связалась с начальством. Она запнулась. Вот и все, что я могу вам сказать. Собирайте детей и везите их домой. Сегодня же. Сейчас я готовлю их бумаги. Мне пора, судя по голосу, она спешила и была раздражена.
Эллен, вы шутите? Почему он отказался от встречи? Почему не дал вам представить план? Я не понимаю! Я с трудом удерживалась от слез.
И я тоже ничего не понимаю. Такого еще никогда не было. У меня все было готово и расписано, папка в руках, но меня просто не пустили к нему, а потом вышли и сообщили, что решение уже принято. Я в таком же шоке, как и вы. Я не справилась. Просто ушла, вернулась к себе и связалась с начальством. Она запнулась. Вот и все, что я могу вам сказать. Собирайте детей и везите их домой. Сегодня же. Сейчас я готовлю их бумаги. Мне пора, судя по голосу, она спешила и была раздражена.
Подождите! крикнула я в телефон. А как же Ханна? Нельзя ли придумать что-нибудь, чтобы мы подержали ее у себя, пока Карен осваивается с остальными детьми? Вы же знаете, у нее все неважно
Всех детей приказано вернуть. Сегодня! Вы должны выполнить это распоряжение, Деб.
Я лишилась дара речи. Правильно ли я расслышала Эллен? Как такое может быть? О чем только думает судья?
Ком встал у меня в горле, во рту пересохло, но мне было некогда осмысливать шок: пришло время ехать за детьми. Сначала я забрала из школ своих. Когда они один за другим садились в машину, я сообщала им про решение судьи. И сразу же у каждого вырывался вопрос: «А Ханна? И ее заставят вернуться?» Да, и ее, говорила я, и видела на лицах детей отражение моих собственных потаенных страхов.
Только пожалуйста, ничего не говорите детям Бауэр. Я расскажу им сама, когда мы все соберемся дома.
Пока в машину садились дети Карен, у меня перехватывало горло, но я старалась вести себя как можно естественнее.
Свернув на подъездную дорожку к дому, я объявила детям:
Когда войдем в дом, разденьтесь, повесьте куртки, оставьте рюкзаки на застекленной террасе. Аккуратно поставьте обувь вдоль стены и приходите на кухню перекусить. Мне надо поговорить со всеми вами. Нет ничего плохого не случилось, я вынудила себя широко улыбнуться, чтобы успокоить их. По лицам я видела, что они расслабились, зная, что их ждет еда и беседа, а не внушение.
Через несколько минут дети уже сидели на своих обычных местах за столом.
О чем ты хотела поговорить, Дебва? Эндрю набил рот печеньем с шоколадной крошкой, которое сыпалось у него изо рта на стол.
Мне звонила Эллен из Управления. Сказала, что сегодня все вы возвращаетесь домой.
Я умолкла в ожидании реакции. Все перестали жевать и уставились на меня. По нахмуренным бровкам и прищуренным глазам я видела: они так же озадачены известием, как и я. Первым подал голос Кайл:
Сегодня? Его глаза заблестели, он выпрямился на стуле. Кайра, увидев, как повел себя ее старший брат, тоже заулыбалась.
Да. Сегодня, повторила я.
У Ханны широко раскрылись глаза. Отложив свое печенье, она с трудом сглотнула, посмотрела на меня и спросила:
И я тоже?
Эндрю сидел, почти так же закаменев, как Ханна. Он смотрел, как улыбка на лице сестры сменяется ужасом. Десятимесячная Элли на высоком стульчике гораздо больше интересовалась горкой колечек «Чириос» перед ней и молоком в кружке-непроливашке. Она понятия не имела, куда уезжает.
Сейчас вы доедите, потом уложим по коробкам все, что сможем взять сегодня. Остальные ваши вещи я привезу в другой день.
Мои дети сначала наблюдали, как маленькие слушатели реагировали на новости, потом перевели взгляды на меня, словно ждали, что я найду чем ободрить Ханну. А я не знала, что ей сказать. Чем ее утешить? Как смягчить ее переезд к родной матери? Я знала: мои родные дети ждали, когда нас в семье снова будет пятеро но и они всерьез тревожились за Ханну.
Когда печенье было съедено, а стол чисто вытерт от крошек и следов молока, я отправила своих вместе с Элли, Кайлом, Кайрой и Эндрю собирать одежду и игрушки.
Ханна, пойдем посидим на диване.
Я села рядом с ней и тихо заговорила:
Я говорила о твоем переезде домой к маме с социальным работником, и она ответила, что тебе придется уехать вместе с другими детьми. У меня нет выбора. Я не могу оставить тебя у нас. Но я обещаю следить, как у тебя идут дела, и УДС тоже будет проверять, чтобы с тобой все было в порядке.
Наш с Ханной негромкий разговор привлек больше внимания, чем если бы я говорила во весь голос. Кайл и Кайра с любопытством выглядывали из-за двери спальни. Мне казалось, их беспокоит скорее то, что скажет мне Ханна, чем то, что скажу ей я. Мать поручила им следить за всем, что говорит кто-либо из них социальным работникам или мне. К счастью, услышать нас они не могли.
Но я хочу остаться с тобой. Хочу жить здесь. Я не хочу уезжать, глаза Ханны наполнились слезами.
Знаю. И мы не хотим, чтобы ты уезжала. Но у меня нет права оставить тебя с нами. Может, потом твоя мама разрешит тебе съездить к нам в гости. С тобой все будет хорошо, я видела, что моим ободряющим словам она верит не больше, чем я сама.
Через полчаса вещи были собраны, Сэди, Хелен и Чарльз погрузили коробки в машину. Обняв на прощание каждого из Бауэров, они помогли всем пристегнуть ремни безопасности. Ханна сидела как каменная, впереди, рядом со мной. Я то и дело поглядывала на нее, но она не отвечала мне взглядом.
Я просто не могу так поступить.
Ханна заплакала, едва мы выехали на ухабистую проселочную дорогу, ведущую прочь от нашего дома. От ее рыданий разрывалось сердце. Братья и сестры Ханны, даже Элли, сидели сзади тихо. Когда мы свернули на шоссе, Ханна взмолилась: «Пожалуйста, не увози меня!» Она просила об этом шепотом, словно не хотела, чтобы остальные слышали ее. И дрожала, стиснув кулачки и не отрывая рук от сиденья.
Я включила радио и прибавила громкость, чтобы на заднем сиденье не слышали, что я скажу Ханне.
Я буду приезжать к тебе в гости. Не только к тебе, но и ко всем вам. Часто. С тобой все будет хорошо, зашептала я.
Господи, что же я делаю?
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее всхлипывала Ханна.
Решение судьи взбесило меня. Я просто не могла с ним смириться. Мне требовалось хоть что-то предпринять. Я свернула на боковую улицу, которая вела к зданию УДС, а не к дому Карен.
Можно приехать туда вместе с детьми и попросить встречи с Эллен. Нам нужен план Б для Ханны.
Я свернула к тротуару на улице возле здания УДС и вышла. Дети выглядели встревоженными. Я объяснила, что вернусь через минуту, отошла от машины и набрала номер УДС.
Пока я ждала, когда мне ответит Эллен, из машины выбралась Ханна.
Ханна, что ты делаешь? Ты должна сидеть в машине.
Всхлипывая, она подбежала ко мне. Я подхватила ее на руки, она обвила ногами мою талию, закинула руки за шею и уткнулась лицом в грудь. Я едва удержала и ее, и телефон. Она безутешно рыдала.