Позади него стояли две горбатые старухи и теснились другие женщины Ку-Пио-Су.
Гунда вздрогнула от неожиданности. Сердце её сжалось от какого-то жуткого предчувствия.
Мандру отступил назад. Он пристально взглянул на молодую женщину. Потом перевёл взгляд на двух близнецов, затем снова на Гунду:
Кто младший? спросил он её.
Гунда молча указала пальцем.
Гунда, сказал Мандру, твой младший рождён от Невидимого. Он Уоми! Если от доброго хорошо. И тебе, и всему Ку-Пио-Су. Если от злого его бросят в реку, когда придёт половодье. Пусть вода унесёт его далеко!
Больше ничего не сказал Мандру.
Детство Уоми
С первых же дней Уоми рос отмеченный странной тайной.
Старшие члены семьи поглядывали на него почти с боязнью. То, что он не простой ребёнок, об этом знали все. Такова была вера всего племени. Младший из близнецов рождён от одного из Невидимых. Невидимых много. Одни из них тени умерших, другие души вещей или их таинственные хозяева. Таков хозяин реки Водяной, хозяин озера Озёрный. В лугах живёт другой Невидимый Луговик, ветреное существо, перелетающее с ветром из конца в конец. Зимой он поднимает снежные метели, в солнечные осенние дни забавляется сверкающими паутинками и заставляет их плавно летать над лугами. Третьи это хозяева диких зверей. Каждое звериное племя лоси и зубры, медведи и кабаны, волки и лисицы имеет своих хозяев-стариков.
Рождён ли Уоми, сын Гунды, от доброго или от злого Невидимого? Вот вопрос, который тревожил каждого жителя посёлка Ку-Пио-Су. Мандру ещё не сказал своего решающего слова, и эта неизвестность пугала и томила всех. Когда мальчик подрос, он слышал, как матери останавливали своих детей:
Не тронь его: он Уоми. Его отец Невидимый. Обидишь Невидимый узнает и сделает худо.
Старшего близнеца, Тэкту, звали часто просто «братом Уоми». Оба они были схожи лицом, но Тэкту был коренастее и ниже ростом.
Мальчики Ку-Пио-Су рано выучивались ремёслам и занятиям взрослых. На рыбную ловлю старшие брали их с собой. Они учили их владеть зазубренным костяным гарпуном и метко вонзать его в спину крупной рыбы. Вместе со старшими ставили они рыболовные сети, перегораживая заливчики озера. Ребята учились высекать из кремня искры и раздувать огонь.
Уоми быстро постигал все приёмы искусных мастеров, отбивальщиков кремня и полировщиков камня.
К пятнадцати годам он был уже рослым и сильным юношей, ловким гребцом, отличным стрелком из лука.
К этому времени все как-то стали забывать, что над Уоми тяготеет роковое подозрение. Забывали все, но не Мандру.
Мандру был стар. Никто в Ку-Пио-Су не мог бы сказать, сколько ему лет. За последние годы он только сгорбился и стал как будто меньше ростом.
Ни память, ни сообразительность не покидали его. Сыновья его уже давно поседели, а Мандру всё ещё жил и оставался главой охотников.
В теплый и ясный день Мандру любил посидеть и погреться на солнышке. Сутулый и неподвижный, молча следил он выцветшими глазами за беготнёй детей и за снующими вокруг островка челноками. И всякий раз, когда мимо пробегали сыновья Гунды, он пристально глядел на них, и бледные губы его начинали шевелиться. Уоми беспокоил его.
Мальчик всем нравился, а сны, которые видел Мандру, говорили другое. По ним выходило, что с этим потомком Невидимого связана опасность для всего Ку-Пио-Су.
Как-то, в конце зимы, Мандру проснулся в большой тревоге. Ему приснился тяжёлый сон. Старик с трудом приподнялся и свесил ноги с земляных нар, покрытых лосиными шкурами. Он сидел на них, худой, сгорбленный. Острые ключицы углами выпирали из-под кожи. Старик тяжело дышал, открывал рот, словно сом, вынутый из воды, и растирал ладонью костлявую грудь против сердца. Наконец он слегка отдышался, но тревога в его глазах ещё не проходила.
Ему снилось: полночь застала его в лесу. Он торопится выйти, но кусты мешают ему. И вдруг будто бы кто-то сзади схватывает его, валит на землю и начинает душить. Он знает: это Уоми, а позади какой-то громадный, с ёлку, старик. Мохнатый, словно медведь. Старик скалит зубы и приговаривает:
«Души его, сынок! Души насмерть!»
Долго сидел Мандру на постели и гладил худую шею. Ему казалось, что он ещё чувствует на ней чьи-то пальцы.
Вечером Мандру созвал совет. Старики сели вокруг очага и стали слушать.
Отец Уоми Лесовик, начал Мандру. Ночью приходил ко мне. Велел сыну душить меня.
Старики ахнули.
Злой. Мохнатый. Хуже медведя. И пахнет, как медведь
Старики ахали хором.
Нельзя верить этому сыну Гунды. Он Уоми. Рождён от Злого Лесовика. Вырастет будет от него худо! скрипел Мандру.
Убить надо, сказал огромный Пижму.
Убить волчонка! послышались ещё два или три сердитых возгласа.
Нельзя убить! крикнул Мандру и с сердцем стукнул кулаком по нарам. Пальцем нельзя тронуть! Обижать нельзя. Узнает Лесовик худо будет. До смерти худо!..
Разве можно родного убивать? раздался из угла звонкий, почти женский голос. Уоми кровь наша. Родная кровь. Жить хочет, нельзя убивать!
Все оглянулись на маленького старичка, стоявшего у самого входа. Он был сед, как беляк. Маленькое личико ярко розовело из-под белых кудрей. Щёки раскраснелись, как рябина, но глаза, подёрнутые мутной пеленой, глядели неподвижно поверх голов. Левая рука его опиралась на высокий посох, а правая была протянута вперёд, как будто трогала воздух.
Это был слепой Ходжа, рассказчик, сказочник, лучший певец посёлка. Ослеп он от болезни глаз, но колоссальная его память, звонкий голос и музыкальное чутьё остались при нём по-прежнему. Ни один праздник в посёлке не проходил без его участия. Он сказывал старинные сказы про древних богатырей, удачников-охотников, про первую родоначальницу Ку-Пио-Су Орру, про дружеские и враждебные встречи с жителями леса. Мрак объял его глаза, но любимой его былиной был сказ про светлых братьев солнце и месяц, про то, как они вместе ходили искать себе невесту. Старые и малые любили Ходжу, улыбались, когда он попадался навстречу.
Нельзя убивать! Неладно будет. Не дам его убивать! кричал Ходжа, ударяя посохом о землю.
Стой, Ходжа! сказал Мандру, и лицо его прояснилось. Мандру не даст убивать. А ты иди лучше к себе. Ступай, ступай! Не мешай! Иди разговаривай со своим озером!
Ходжа замолчал, кротко улыбнулся, повернулся к выходу и послушно побрёл к берегу, постукивая палкой и бормоча под нос не понятные никому речи.
После его ухода некоторое время все сидели в молчании. Сам Мандру задумчиво загляделся на огоньки очага.
Как же быть? заговорил наконец Пижму.
Приказывай! Что велишь делать?
Старики ждали, что скажет Мандру, но Мандру был нём. Только губы его шевелились, точно задуманные в сердце слова не выходили наружу. Наконец Мандру заговорил:
Придёт весна, побегут ручьи-потоки. Загремит лёд. Понесёт Уоми Река. Выбрать надо лучшую лодку. Положить оружие, лук, стрелы, палицу, горшок с водой и хорошей рыбы. Утром возьмите сонного. Свяжите ремнями, принесите в лодку, и пусть плывёт. Угодно будет Реке себе возьмёт. Её воля. Не угодно выкинет на берег.
Мандру опять закрыл глаза и больше не сказал ни слова. Голова его стала склоняться. Он лёг боком на медвежью шкуру и стал дышать тем ровным дыханием, которым дышат спящие.
Старики поднялись и тихонько, один за другим, согнувшись, стали вылезать через низкий выход наружу.
В том году снега было много. Люди Ку-Пио-Су, опасаясь разлива, переселились с острова в береговые землянки.
Когда лёд на реке начал трескаться, старики пошли к челнокам, которые были вытащены на берег. Выбрали самую лучшую лодку и стали её готовить к отправке.
Всё было сделано, как говорил Мандру. Лодку снарядили, как снаряжают для покойника, отправляя его в страну теней.
Всё делалось молча, и никто, кроме стариков, не знал, кто собирается в путь.
С вечера река прорвалась в озеро, бывшее когда-то связанным с её руслом, и взломала лёд. К утру озеро превратилось уже в длинный речной рукав, по которому, кружась, проплывали льдины.
На рассвете в землянку, где ютилась семья Суэго и Гунды, пришли старики и связали Уоми. Ему велели лежать смирно, потом позвали мужчин и приказали нести его в лодку.
На рассвете в землянку, где ютилась семья Суэго и Гунды, пришли старики и связали Уоми. Ему велели лежать смирно, потом позвали мужчин и приказали нести его в лодку.
Гунда с плачем бежала за ним. Всё население посёлка густой гурьбой спустилось к берегу. Уоми положили в лодку и долго ждали, пока придёт Мандру. После прощальных слов главы охотников челнок спихнули в воду, и бурная река понесла его.
Так начались странные приключения этого мальчика из Ку-Пио-Су.
Прошло четыре года с тех пор, как Уоми уплыл с весенним половодьем. Понемногу люди стали считать его умершим и, как это всегда бывает, начали его забывать.
Не забывала о нём никогда только одна Гунда. Уоми часто снился ей по ночам. Она просыпалась, чувствуя его тёпленькое тельце у своей груди. Видела его младенцем, который только что начал ходить, и резвым мальчиком, купающимся на белой отмели вместе с другими ребятами, и охотником, который стреляет из лука.
Много времени прошло с тех пор. Суэго умер. Его задрала медведица. Дети подрастали. Старый Мандру стал ещё старее.
Дни пролетали за днями, а Гунда всё ждала.
В то самое утро, когда Уоми ещё спал там, на берегу, у костра, Гунда на рассвете вышла на южный конец островка, чтобы взглянуть в дальнюю озёрную гладь.
Она делала это почти каждый день.
Ей всё казалось, что вот-вот из-за изгиба кустистого берега вдруг покажется его челнок.
Она ждала Уоми и в это утро. Губы её, как всегда, повторяли его имя.
Тропою зубров
Уоми встал, как только начало пригревать солнце.
Свежая роса ещё блестела на траве. Уоми скинул одежду, сбежал с берега и, поднимая брызги, бросился в воду.
Купание освежило Уоми. Он почувствовал новый прилив сил. Одно желание охватило его всего: скорее, скорее увидеть мать и родной посёлок!
Он быстро собрал пожитки и хотел уже столкнуть в воду долблёнку, как вдруг новая мысль его остановила.
Река в этом месте была очень извилиста. Она делала тут несколько больших петель. Понадобилось бы около двух суток пути, чтобы добраться рекой до Ку-Пио-Су.
Уоми рвался домой и решил идти туда сухим путём, прямо через лес.
Он спрятал челнок в густые кусты ивняка, подложил под него багор и весело и быстро поднялся на кручу лесного берега. У края оврага, по которому он спускался вчера, он нашёл знакомую с детства тропинку.
Тропинку эту пробили зубры ещё в незапамятные времена. Ею пользовались и другие лесные звери. По ней можно было выйти к ручью, который выбегал к озеру как раз против посёлка.