Скажи деду: старики позовут Уоми придёт и всё скажет. Не захотят пойдёт к самому Дабу.
Больше ничего не сказал Уоми. Кунья подождала ещё и тихонько вышла из хижины.
В тот же день старики собрались в доме Ходжи и послали за Уоми.
Когда посланный привел Уоми, старики уже сидели вокруг пылающего очага.
Вошедший отвесил низкий поклон.
Старики! сказал он. Приходила во сне к Уоми невеста, дочь хозяина Большой Воды. Три раза приходила, звала его. Будет ждать на берегу.
А-а! Ждать будет? послышались любопытные голоса.
Будет. Взять хочет Уоми девушку-невесту.
Хороша девушка?
Как лебедь! Кланяюсь вам, старики. У вас разуму больше. Научите, где Большая Вода!
Старики переглянулись, не находя ответа.
Уоми опять поклонился:
Наставьте, старики! У вас разуму больше.
Старики молчали.
Первый заговорил слепец Ходжа:
Ходжа ростом мал, а разумом меньше всех. Ждал, что скажут большие. Никто рта не открывает. Прикажите говорить слепцу Ходже!
Говори, сказал Пижму.
Скажу вам, старики, одну правду. Был Ходжа молодой, были у него глаза. Ходили тогда молодые добывать себе невест. И Ходжа с ними. Снарядили восемь челнов. Был и тогда слух про Большую Воду. Хотели дойти до Большой Воды.
И дошли? радостно крикнул Уоми.
Ходжа помолчал, пожевал губами и вдруг грустно покачал головой:
Не дошли. Немного не дошли, назад вернулись. А были близко!
Слыхали и мы про это, сказал Карась.
Вот, сказал Уоми. Ходжа не дошёл. Пойдёт Уоми. Кланяюсь вам, старики. Хочет Уоми набрать дружину для дальнего похода. Кто захочет идти, не мешайте. Трудно одному идти на край света.
Нет! раздался басистый голос Пижму. Сам иди куда хочешь, а молодых не мути. Пусть дома остаются. Невесты и близко есть.
Пижму сидел потный, красный как рак, и видно было, что скрытая ненависть его к Уоми так и рвётся наружу.
Уоми повернулся к Пижму и внимательно взглянул на злобствующего старика.
Пижму, сказал он, помни: посох твой в моих руках. Если забыл, Уоми тебе напомнит.
Пижму поднялся багровый. Злоба душила его. Глаза сверкнули. Он с сердцем махнул рукой и рявкнул, не глядя на Уоми:
Пусть едут на край света! Пусть едут! Только пусть назад не возвращаются.
Он вышел и с досадой задёрнул за собой меховую занавеску.
Молодые и старые
На свою голову раскричался Пижму на совете старцев. Этот уход, похожий на бегство, сильно подорвал его авторитет в глазах обитателей Ку-Пио-Су. Теперь всем ясно: Пижму боится. Какой же он старший, если молодой берёт над ним верх?
За эти дни Уоми стал настоящим героем молодёжи.
Пожилые люди и особенно старики смотрели более осторожно. У иных тоже была причина побаиваться Уоми. После ухода Пижму они стали говорить:
Что ж, пусть едут!
Некоторые, как и сам Пижму, были бы не прочь избавиться от этого слишком уж смелого сына Гунды. Отпускать же с ним свою молодёжь почти никому не хотелось.
Но молодёжь думала иначе. Обычай добывать себе жён из отдалённых селений прочно вошёл в быт рыбноозёрцев. Это считалось удальством. Чем дальше взята невеста, тем больше почёта жениху.
Почему не пускать? говорил Карась. Нужно молодым добывать невест? Нужно. Так о чём тут спорить? Уоми молодец. С ним не страшно. Да что молодёжь! Сам пойду с ними! Довольно Карасю дома сидеть. Может быть, и Карась себе невесту найдёт.
Весть о том, что и Карась хочет идти вместе с Уоми, разбила последние надежды Пижму. Теперь никто уже не слушал стариков. Молодые кричали:
С нами тоже старики!
Вслед за Карасём к Уоми присоединился слепец Ходжа. Сказки рассказывать и песни петь вот что обещал слепец.
И ещё одна седая голова вдруг оказалась на стороне молодёжи. Это был дед Аза. Аза был только немного моложе Пижму. Болезни и старческая слабость приковывали его к нарам. Но Аза понимал молодёжь.
Идите, идите! бормотал он всякий раз, как укладывался спать. Идите, не бойтесь! Сам, когда молодой был
На этом Аза замолкал, и никто не слышал, какие славные подвиги его юности воскрешала стариковская память.
Сборы в поход
Начались сборы в поход. Прежде всего нужны были исправные лодки. Челноки были общей собственностью. Когда заходила речь о том, какие лодки можно отдать участникам похода, поднимались горячие споры.
В далёкий поход нужны были большие, хорошие и быстроходные челноки. С собой нужно было взять немало всяких вещей: одежду, оружие, сети и другие рыболовные снаряды. Опытные люди советовали:
Возьмите лыжи и полозья. Не везде пройдёте водой, придётся волоком перетаскивать лодки.
Нужно было иметь с собой солидный запас подарков, чтобы мирно уладить дело с родными девушек. Всё это составляло порядочный груз, и малый челнок не годился для такого похода. Но и те, кто оставался, вовсе не желали довольствоваться маленькими и худшими челноками. Ведь Рыбное Озеро в бурю и непогоду тоже шутить не любит! Да и отдавать на сторону лучшие произведения тяжёлого и долгого труда старикам и пожилым не хотелось. Ведь каждая лодка была делом их рук.
Молодёжи приходилось рассчитывать главным образом на лодки, которые ещё не были готовы.
На островке с раннего утра раздавались теперь глухие удары. Это стучали кремнёвые тесла, долота и топоры, отбивая кусок за куском древесину внутри наполовину уже выдолбленных дубовых или осиновых колод.
А сколько нужно было сделать вёсел и речных багров!
Другая, не менее важная, забота оружие. В далёкий и опасный путь надо было отправляться хорошо вооружёнными. В каждом доме был некоторый запас копий, луков и стрел. Но это оружие нужно было и тут, на месте.
Тэкту, Уоми, сыновья Карася и другая молодёжь усиленно трудились над обработкой каменных наконечников: маленьких для стрел и больших для копий.
Лето уже кончалось. Начиналась дождливая осень. С каждым днём становилось всё ясней и ясней, что до весны нечего было и думать пускаться в дорогу.
Пижму
С самого дня похорон Мандру спокойный сон покинул старого Пижму. Он боялся. В руках этого Уоми убийцы Мандру его заговорённый посох. Захочет выпустит Хонду, и Огненная Девка снова придёт его терзать. Он вспомнил то время, когда хворал, и волосы зашевелились на его голове.
Лихорадка мучительна сама по себе. Но для Пижму главный ужас заключался в образе страшилища Хонды. Он хорошо помнил, как она приходила к нему, чтобы пить по ночам его кровь.
Почти каждую ночь будила его тревога. Он садился на нары и боязливо осматривался. Прислушивался к мирному дыханию спящих, следил, как медленно догорает огонь в очаге, как тлеют затухающие угли.
Иногда он подбрасывал в очаг несколько сучьев и снова ложился, чтобы мучиться до утренней зари. Но чаще выходил, сгорбившись, наружу, опираясь на толстый дубовый сук.
Мысль об Уоми сделалась у старика неотвязной. Если Уоми попадался ему навстречу перед сном, Пижму, случалось, не мог уснуть всю ночь напролёт.
Мысль об Уоми сделалась у старика неотвязной. Если Уоми попадался ему навстречу перед сном, Пижму, случалось, не мог уснуть всю ночь напролёт.
После одной из таких бессонных ночей Пижму полдня провалялся на нарах и с трудом поднялся с постели. В хижине была одна Кунья. Она сидела у очага и грела воду. Она кидала в воду раскаленные камешки и с любопытством следила за тем, как от них, шипя, поднимались пузырьки.
Кунья! позвал Пижму хрипло и глухо. Сядь сюда. Он поманил её пальцем.
Кунья вскочила и села около старика.
Ходишь к Нае? спросил Пижму.
Хожу, ответила Кунья.
Пижму молчал долго. Кунья подумала, что разговор кончен, хотела встать и уйти. Вдруг дед крепко ударил ладонью по её коленке, и голос его загудел.
Уоми враг! Хочет меня погубить. Снял с дерева мой заговорённый посох. За это прежде кидали в огонь!
Кунья со страхом следила, какой злобой вдруг исказилось лицо старика.
Спрятал посох, а в посохе моя болезнь. Развяжет, выпустит, и мне смерть! Старик сжал кулаки, и щёки его побагровели. Найди, Кунья, посох! Узнай, где спрятали. Не найдёшь, живой не оставлю!
Он вдруг схватил её за горло и так крепко сжал пальцами, что Кунья стала задыхаться. Она хотела крикнуть и не могла.
Пижму отпустил её и взял себя обеими руками за голову. Кунья сидела ни жива ни мертва. Она начала плакать. Всхлипывала потихоньку, и слёзы струйкой стекали по её грязной от копоти щеке.
Пижму услыхал плач Куньи и поднял голову.
Иди! Делай! приказал он.
Кунья перестала хныкать, помолчала и сделала вид, что соглашается. Лучше не спорить!
Кунья по опыту знала: послушание на словах лучшее средство сделать в конце концов по-своему.
В этой борьбе, которую вел Пижму против Уоми, сердце девушки было не на стороне деда.
Замысел Пижму
Хитрости Пижму не приводили ни к чему. Кунья чуть не каждый день бегала к Нае. Старалась заходить днём, когда мужчины были на работе.
Порой Кунья осторожно переводила разговор на братьев, но, когда возвращался Уоми, Кунья умолкала, щёки её заливались румянцем. Крепко схватив руку Наи, она сидела не шевелясь и неотступно следила за Уоми.
Однажды она призналась Нае, что дед подсылает её для того, чтобы высмотреть, куда прячет Уоми заговорённый посох.
Только пусть Уоми не боится: Кунье Пижму волк. Она не сделает, чего он хочет.
Ная вечером пересказала всё матери и брату. Уоми насторожился.
Через несколько дней неожиданно пожаловал сам Пижму. Он старательно высмотрел, когда Аза остался один, и пришёл с явным намерением застать старика врасплох.
Но Аза не спал. Он сидел на полу и кашлял.
Пришлось и Пижму сесть у очага в ожидании счастливой минуты.
С усилием выдавливал он из себя слова, но разговор не клеился.
В довершение всего, вдруг вернулась Гунда. Она уселась на нары, усмехнулась и пристально стала смотреть на непрошеного гостя. Пижму замолчал, покраснел, бегал виноватыми глазами.
Не думай! вдруг сказала Гунда. Нет тут твоего посоха. Ступай-ка лучше отдохни от больших трудов!
Пижму съёжился, втянул голову в плечи и, не прощаясь, пошёл домой.
Несколько дней после того он чувствовал себя как побитая собака.
Но в одно ясное утро Пижму поднялся, против обыкновения, совсем весёлый. Сон ли ему добрый приснился или пришла новая счастливая мысль? Он бодро поднялся, плотно поел и стал собираться в дорогу. Подозвал старшего брата Куньи, Гарру, и приказал приготовить лодку.
Гарру сбегал на пристань, пригнал лодку поближе к дому, вернулся и сказал:
Готово. Челнок плыть хочет!
Пижму стоял перед очагом и надевал дорожную одежду:
Далеко поедем. Захвати с собой побольше еды.